Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Зайдя в дом, она свернула в восточное крыло, поднялась по узкой лестнице на второй этаж и оказалась возле белой двери, за которой находилась её спальня. Она уже было хотела толкнуть дверь, но её рука замерла, так и не коснувшись ровной деревянной поверхности. Девушке стало страшно. Неожиданно Айна почувствовала, как внизу живота рождается тёмное и холодное чувство, что быстро начинало расползаться по всему телу, сковывая его мелкой дрожью.

Что-то похожее она чувствовала в тот самый вечер, когда, сидя в своей спальне, ожидала Мирдо Мантариша. Страх, тупой животный страх, завладел тогда её телом. Только дрожь была гораздо сильнее и прокатывалась волна за волной, заставляя девушку с силой кусать пальцы.

Она вспомнила как сидела в темноте, прислушиваясь к звукам дома, к приглушенным стенами голосам, смеху и, конечно же шагам. Именно по шагам она и узнала о его приближении. Они были гулкие, неравномерные, то и дело прерываемые долгими остановками, во время которых девушка слышала нечеткое бормотание. Даже не видя его, она уже поняла, что Мантариша шатает от выпитого вина.

Он отворил дверь так, словно она всегда ему принадлежала. Наотмашь, с ударом. Шагнув внутрь, он на мгновение застыл, явно приглядываясь к темноте. А когда его глаза привыкли, и он разглядел девичий силуэт, сидевший на кровати, то пошёл к ней. Пошёл шатаясь, ставя ноги так, словно пол превратился в палубу корабля, попавшего в обезумевшее от волн море, а подойдя, не говоря ни слова, навалился на неё всем телом.

Айна чуть было не задохнулась под его массой. Он придавил её, словно каменная плита. Только камень этот оказался горячим и липким от пота.

Его шершавый язык прошелся по её шее, ключицам и груди, а пальцы, липкие толстые пальцы, быстро пробежавшись по бедрам, вонзились в неё, заставив девушки с силой закусить губу, чтобы не закричать. Потом он вошел в неё. Грубо, без нежности, и даже без страсти. Он пыхтел и сопел, пуская слюни в её ухо, а запах его тела быстро начал сводить Айну с ума. К счастью совсем скоро он как-то особенно громко захрюкал, словно довольная свинья, дернулся, чуть отстранившись, и девушка почувствовала, как на её живот полилась теплая жидкость. В этот момент он обмяк и засопел. Айна даже испугалась, что Мантариш отрубился, просто не представляя, как ей вылезти из-под этого грузного тела. Но тут жирдяй снова зашевелился, облизал языком её шею, и, кряхтя, поднявшись, пошёл прочь, так и не сказав своей невесте ни единого слова.

В ту ночь Айна не смогла уснуть. Она лежала на смятой кровати не шевелясь и даже не отдергивая подола платья. Девушка пыталась понять, что же это было и сможет ли она терпеть это год за годом, пока её обещанный муж не отправится в страну вечной тени. Конечно, она знала, что удовлетворять мужчин можно разными способами, а ещё всегда можно подложить вместо себя рабыню. Вот только брак требовал детей, а дети иначе не появлялись. Так что как бы Айна и не старалась, полностью избежать этой участи ей уже не удастся.

Так думала она, лёжа на успевшей пропитаться его потом кровати и чувствуя резкий, ни на что не похожий запах. Так думала она все следующие дни, пока однажды смущенная и растерянная мать не позвала её к себе и не сказала, что свадьбы всё-таки не будет. Как девушка тогда не визгнула от радости она и сама до сих пор не понимала. Боги всё же уберегли ее от жирного и вонючего борова.

И вот теперь к ней сватался красивый и молодой жених. И она почти была готова поверить, что подаренная Меркарой красота, была всё-таки даром, а не злобной издевкой.

Глубоко вдохнув полной грудью и задержав ненадолго дыхание, она закрыла глаза и толкнула дверь, сделав шаг к новой жизни.

В спальне, впрочем, её ждала не новая жизнь, а самая привычная атмосфера. Пол, застланный старым и потертым, но всё ещё роскошным ковром из Каришмянского царства, парочка резных сундуков с одеждой, стол, стулья, лежанка, высокие полки с ворохом свитков покрытых слоем пыли и стоячие зеркало из отполированной бронзы напротив открытого окна. Ну и конечно кровать. Большое резное ложе, укрытое шелковым покрывалом, на котором, свернувшись словно кошка, лежала смуглокожая девушка с пышной копной черных завитков волос, которые темным пожаром разбегались по белой ткани.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кусса, ты спишь на моей кровати! — с немного наигранной строгостью проговорила девушка.

Служанка приподнялась на одном локте, потянулась, захлопав пышными ресницами вокруг огромных глаз, а потом улыбнулась пухлыми губами.

— Простите моя хозяйка, у меня и в мыслях такого не было! Я просто убиралась и хотела расправить покрывала, но знаете, солнце сегодня печет так сильно. Почти как на пастбищах моей родной Мефетры. Вот видно оно меня и сморило.

Айна огляделась — беспорядок, оставленный ей после пробуждения, недвусмысленно намекал, что Кусса врала. И как всегда нагло и неумело. В семье Себешей к рабам обычно относились дурно. Словно желая отомстить за долги, за потерю влияния и значения в государстве, родственники Айны вымещали всю злость и всю обиду на своей прислуге. Их били, наказывали, морили голодом, а порою даже убивали. Но девушка была не такой. Она никогда не поднимала ни на кого руки и не позволяла поднимать её на свою личную служанку, надежно оградив Куссу от всех ужасов этого дома.

Куссаршиара, это юная девушка, была её рабыней уже половину жизни. Отец подарил её Айне на восьмой день рождения, сказав, что она, как будущая благородная женщина и мать семейства, должна иметь свою личную челядь. С подаренной девочкой они были ровесницами и в некотором смысле росли вместе. Наверное, поэтому для Айны служанка была ни сколько невольницей, сколько подругой. Тайным близким человеком, который всегда был с ней рядом. И как близкому человеку она позволяла ей многое. Возможно, даже слишком многое.

Пройдя через комнату Айна села на край кровати. Кусса тут же проворно перекатилась к ней и начала нежно массировать плечи девушки, словно стараясь загладить свою вину. Её пальцы разминали мышцы, пробегаясь по спине и шее, выгоняя напряжение и усталость, и на пару мгновений Айна застыла, растворяясь в потоке расслабления, не смея даже пошевелиться.

— Нет, — встрепенулась девушка, сбрасывая плечами руки. Как бы мягка она не была с Куссой, уж слишком размякать было опасно: поняв своё особое положение в доме, эта невольница то и дело пыталась и вовсе сесть на плечи, скинув с себя всякие обязательства. — Даже не начинай. Ты не должна тут спать Кусса. И ты это знаешь.

— Прошу простить меня, госпожа. Я понесу наказание, если вам будет угодно, — с наигранной тревогой и покорностью проговорила служанка. Она хорошо знала, что Айна еë не накажет. И Айна тоже это знала.

— Не сегодня, Кусса. Сегодня меня ждет встреча с новым женихом.

Служанка тут же напряженно вытянулась и придвинулась к ней, заглянув в глаза уже с неподдельным страхом. Кусса была единственной, кто знала обо всех терзаниях юной девушки. Только ей она смела доверить свой пережитый и ожидаемый ужас. Только ей она могла сказать всё, как есть. Могла открыться, не боясь показаться слабой, недостойной или неблагодарной. И потому Кусса прекрасно понимала, что именно ждала девушка от своего замужества.

— Нет, Кусса, в этот раз всё будет по-другому. Теперь всё будет совсем по другому.

Айна откинулась на кровать и с мечтательным взглядом уставилась в белый потолок, который она всегда мечтала расписать фресками садов, животных и птиц, чтобы лежа вот так, по вечерам, ей было проще мечтать о счастливой и беззаботной жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кусса легла рядом и их пальцы легко коснулись друг друга. Рабыня тоже любила мечтать. Хотя мечты её были больше связаны не с будущем, а с прошлым. С бескрайними изумрудными лугами Мефетры, где под бесконечно синим небом, пастухи перегоняли отары овец и коз, а по вечерам, собравшись вокруг большого котла, все вместе варили цвистаку — густое варево из козлятины с горохом, чечевицей, чесноком и диким луком.

Род Куссы владел отарой в несколько сотен овец. Её отец, дядья, братья, да и все родичи были пастухами. Овцы были их жизнью. И именно из-за них она и стала рабыней. В одну из летних ночей, пока пастухи праздновали День долгого солнца, чествуя мефетрийских богов, стая волков вышла на их пастбище, растерзав оставленного на присмотр юношу, нескольких животных и распугав всех остальных. В мгновение ока их род потерял всё и чтобы выжить, мужчины решили продать своих младших детей в рабство, а на вырученные деньги купить новое стадо. Куссе тогда было семь. И у своего отца она была самым младшим ребенком.