Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

— Не Синклит, а алатреи. Как бы им этого не хотелось, понятия эти всё же не тождественны друг другу.

— Боюсь, что они срослись куда прочнее, чем ты думаешь. Алатреев всегда было больше. Но раньше они были не более чем группками рабовладельцев с чрезмерными земельными наделами, между желаниями и интересами которых мой брат умел очень хорошо маневрировать. Но теперь… теперь его нет с нами, а все алатреи едины в желании сокрушить и выкинуть из Кадифа нашу семью. И я следующий в их списке.

Великий логофет пристально посмотрел на эпарха. Киран был бледен. Его заросшие седой щетиной щеки впали, под глазами синели припухшие складки, а руки то и дело сковывало дрожью. Наверное, вчера, стоя на пороге дворца Ривены Мителиш, Джаромо выглядел не лучше, а может и хуже Кирана Тайвиша. Слишком мало сна, слишком мало покоя и слишком много горя и проблем выпали на их долю в эти дни. Да, их статус, положение, а может и сами жизни, не первый раз оказывались ставками на игральной доске политики Тайлара. Но вероятно впервые каждый из них не знал, что ему делать и как поступать. Ведь впервые рядом с ними не было Шето.

— В Летние мистерии никто не принимает решений, — только и нашелся, что сказать в ответ сановник.

— И сколько осталось до их завершения? Четыре дня, да день после. Ничто не мешает коллегиалам выдвинуть против меня обвинения сразу после окончания праздников. Нас обезглавили, Джаромо, а теперь давят. Давят всех и каждого. Так что поверь, скоро они и тебя постараются превратить в пепел. Так что если ты думал сбежать, сейчас самое время.

— Киран, тебе ли не знать, что прошло уже очень много лет с того дня, как я сам, по собственной воле, связал судьбу и жизнь с семьей Тайвишей. И я хочу верить, что не было и мгновения, чтобы я хоть словом или поступком, дал повода усомниться в прочности этих уз и своей преданности.

Эпарх Кадифара посмотрел на него уставшими глазами и опустил голову.

— Прости за эти слова, Джаромо. Они были глупы и рождены страхом и злобой. Я никогда не ставил под сомнение твою верность. Просто я так устал… — Киран тяжело вздохнул и потер колено. — И эта проклятая боль в ноге опять сводит меня с ума. Проклятье, порою мне кажется, что проще было бы вообще её отрезать. Так я бы хоть перестал мечтать об исцелении. Но хуже даже не это. Хуже, что я просто не знаю, как быть без Шето. Всю мою жизнь он показывал мне путь. Он вел меня и я был счастлив следовать. А теперь… теперь…

— Теперь нас ждет борьба, Киран. Как ждала она нас день, год и даже десятилетие назад. Ведь таков удел всех облечённых властью и влиянием: бороться и пожирать других, чтобы они не успели пожрать тебя.

Повозка остановилась возле массивных ворот Лазурного дворца. Двое охранников открыли двери и хотели было помочь Кирану спуститься, но тот лишь оттолкнул их руки и вышел сам, морщась и закусывая губу от боли. Джаромо последовал за ним.

— Пожрать других, чтобы не пожрали тебя, — задумчиво, словно смакуя новую для себя мысль, протянул Киран. — Да, брат жил как раз по этому принципу. Но как же мне пожрать алатреев, а, Джаромо? Может и тут ты сможешь помочь мне советом?

— Смогу, ибо ты сам его знаешь. Узнай кто из коллегиалов верен алетолатом и не предаст тебя. Узнай кто достаточно труслив или алчен, чтобы купившись на посулы старейшин, перепродать себя подороже и не жалей на них ни денег, ни земель, ни постов. Запугай самых слабых и привяжи их к себе страхом. А самых упрямым, если иного выхода не будет… одари особыми подарками. Такими, которые они не перенесут. Так ты укрепишь незримую крепость вокруг своего поста.

— Купить и запугать. Что же, это и вправду для меня не ново. Видимо придется-таки запустить руки в семейную казну.

— Запускай хоть по локти и плечи, ибо твоё спасение неразрывно связанно со спасением всего рода.

— Я же смогу опереться на тебя?

— Конечно. Я весь и без остатка к услугам рода Тайвишей.

— Я знаю это, Джаромо. И я, правда, рад, что ты рядом.

С соседней улицы послышались веселые и явно пьяные голоса. Пройдя между двух строгих особняков, на набережную вывалилась большая и пестрая компания. В центре шла примерно дюжина юношей, явно из числа благородных. Их некогда белоснежные одежды щедро покрывали багряные пятна, а сами они, смеясь и толкаясь, пили вино из больших сосудов и поливали им друг друга и окружавших их рабов. Невольников с ними было не меньше двух десятков. Причем очень и очень разных. Бритых и длинноволосых, с заплетенными на голове и бородах косичками. Смуглых, краснокожих, загорелых и с кожей бледно-молочного цвета, которая отдавала обожжённой краснотой. Единственное что их объединяло, так это крепость тел и лица, вполне подошедшие как головорезам, так и бывалым воинам. Верный знак рабов-телохранителей, которых так ценили в благородном обществе Тайлара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Толпа повернула и пошла прямо в сторону Джаромо и Кирота. Великий логофет сразу заметил, как все восемь нанятых эпархом бойцов, словно бы невзначай, встали полукругом и напряглись, явно готовясь в случае чего дать отпор. Но пьяная толпа, казалась, даже их не замечала. Юноши были так увлечены вином и подначиванием друг друга, что уже было прошли мимо, когда один из них, шедший последним, вдруг остановился и посмотрел в сторону Джаромо. Его мутные и пьяные глаза сощурились, а потом резко округлились:

— Эй, подождите, а я их знаю. Это же логофет и эпарх. Джасурский мужеложец и впившийся в наш город больной клещ!

Теперь его узнал и сановник. Прямо перед ним, пошатываясь и сжимая в кулаке амфору с вином, стоял Тэхо Ягвиш.

— Это точно они! Тайвишские ублюдки!

Теперь остановились уже все — и рабы и благородные юноши. Они стояли и смотрели то на Ягвиша, то на Великого логофета с эпархом.

— Благородные ларгесы, я призываю в свидетели каждого из вас! Я убежден, что эти мерзкие выродки повинны в гибели моего отца и главы рода Ягвишей! Я требую мести!

— Обращайся в Синклит, наглец. Я отвечу на все твои обвинения, — подался вперед Кирот.

— В Синклит? В Синклит?! Я обращусь к богам и моей чести, мерзкий отравитель! Я, Тэхо Ягвиш, глава славного рода Ягвишей, чьи мужи поколение за поколением созидали государство и приумножали его величие и славу, бросаю тебе вызов, жалкий и презренный выродок, чей род наполняли лишь трусы и проходимцы!

— Здесь никто не будет марать о тебя руки, мальчишка. Ступай прочь. Ты стоишь возле моего дома.

— А ведь и вправду! Тут и есть ваше змеиное гнездо! Ну так получай подношение от гостя!

Амфора полетела в сторону эпарха Кадифара, но один из ветеранов успел поймать её прямо в полете. Юноша скривился и словно обиженный ребенок, топнул ногой землю. Но тут кто-то из толпы, явно заведенный этой перепалкой, решил последовать его примеру. Вторая амфора немного не долетела до своей цели, разбившись о камни мостовой и окатив Кирота россыпью красных брызг, осевших на его одежде. Эпарх с недоумением посмотрел на изгвазданный подол белой туники с вышитой жемчугом каймой, а потом поднял глаза на алатрейскую молодежь.

— Вшивые щенки, да я эпарх Кадифара, я…

Договорить он не успел: новая амфора пролетела мимо охранника и ударила Кирана Тайвиша в левый висок. От удара эпарх скрючился, зажав голову руками, из-под которых уже струилась кровь. Все восемь ветеранов тут же выхватили мечи и встали плотным полукольцом, явно ожидая нападения. Но толпа рабов и благородных только визжала и сыпала оскорблениями, кидая камни и амфоры, но не рискуя подходить ближе. Хотя оружие у них было, они явно выпили не столь много, чтобы устроить поножовщину прямо на улицах Палатвира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ждать, пока ярость, кураж и вино окончательно лишат их рассудка, Джаромо не желал. Бросившись к Эпарху, он помог ему встать и, подхватив под руку, потащил к дворцу. Оказавшись у окованных бронзой и железом ворот, логофет яростно застучал по ним руками и ногами, пока они немного не распахнулись и сановник вместе со стражами не протиснулись внутрь, распихивая удивленных рабов.