Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

Августу и в склонности к шведской стороне. <Не лучше ли будет, -

писал Мазепа Головину, - если я зазову Палея куда-нибудь

хитростью и задержу, пока состоится указ царский о взятии Белой

Церкви и об отдаче ее ляхам? Иначе, если Палей самовольно

сойдется с ляхами, то добра от этого не будет. Через людей нашей

породы они на сей бок огонь вскинут>.

После того как не стало на правой стороне Самуся и Искры, Палей остался там единственным борцом за козачество; приобретал

еще более веса и славы в народе и казался гетману немил и опасен

еще более, чем прежде. Мазепу давно уже обвиняли в наклонности

отдать Украину Польше; и теперь еще (в конце !703 года) прислан

был в Батурин из Москвы человек, явившийся с доносом на

гетмана, будто он сносится со сторонниками шведского короля в Польше; но царь не верил никаким доносителям и прямо отсылал их к

гетману. Теперь Мазепа, в свою очередь, употреблял перед

правительством такое орудие и обвинял в подобной наклонности к польской

стороне тех, кого в данное время невзлюбливал. И вот относительно

Палея он указывал, что этот человек своим влиянием может

склонить малороссийский народ на польскую сторону. <Поляки, -

писал Мазепа, - хотят выбрать себе в короли сына Собеского и

начать войну с Россиею. Наш народ глуп и непостоянен; он как раз

прельстится: он не знает польского поведения, не рассудит о своем

упадке и о вечной утрате отчизны, особенно когда будут

производить смуту запорожцы. Пусть великий государь не слишком дает

веру малороссийскому народу, пусть изволит, не отлагая, прислать

в Украину доброе войско из солдат храбрых и обученных, чтоб дер-

542

жать народ малороссийский в послушании и верном подданстве.

Нужно, однако, с нашим народом обращаться человеколюбиво и

ласково, потому что если такой свободолюбивый, но простой народ

озлобить, то уже потом трудно будет суровостью приводить его к

верности. Я, гетман и кавалер, хочу служить верно до конца живота

моего его царскому пресветлому величеству, как обещал перед

святым Евангелием, и непрестанно пекусь о содержании Украины без

поколебания, но имею о том сердечную печаль, что поляки, как есть

неистовые, неправдивые и злостные люди, меня, гетмана, во весь

свет поносят, а паче всего пред царрким престолом злословят и

нарекают на меня неудобоносимые дела>. В то же время гетман

взводил подозрение в измене на стародубского полковника

Миклашевского, в том, будто он вел тайные сношения с литовским паном

Коцелом и последний сообщал Миклашевскому, что если у поляков

состоится мир со шведами, то поляки приблизятся к границам

Московской державы и заставят царя уступить Польше Украину; тогда

украинская вольность будет такова же, какова польская и

литовская: сколько сенаторов из Короны и Литвы, столько же будет и из

Украины, и все козаки вольностью и шляхетским достоинством

одарены будут. Миклашевский, преданный войсковому суду, отрицал, чтобы слышал подобные внушения, но за самовольные сношения с

Коцелом без ведома гетмана был отставлен от полковничьего уряда, однако вскоре обратно получил его, примирившись с гетманом.

Трудно решить, в какой степени был виноват Миклашевский,: но

надобно принимать во внимание то, что малороссийских старшин

соблазняла не совсем еще забытая, хотя и неудавшаяся попытка

Выговского образовать из Украины автономное политическое тело

под единою федеративною властью с Польшею. Гетман Мазепа в

душе более чем все старшины сочувствовал этой мысли, но по

обстоятельствам не находил еще современным и удобным для своих

выгод -показывать такое сочувствие, а потому и выдал

Миклашевского.

Но с Миклашевским гетман мог помириться, а с Палеем ни за

что, потому что Палей был в народе руководителем совершенно

иного стремления, такого, при котором не было места какому бы то ни

было соединению с Польшею. Мазепа в конце марта 1704 года

писал Головину, что необходимо выманить Палея из Белой Церкви и, заковавши, отправить в Батурин, иначе малороссийскому краю

угрожает большое зло и поляки чрез Палея найдут себе опору в

малороссийском народе для исполнения своих злых замыслов.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Участие малороссиян в Северной войне в ее первые

годы. - Дьяк Борис Михайлов у гетмана. - Советы

Мазепы. - Первые посылки Козаков в Ливонию и Инг-

рию. - Участие Козаков в Эрестферской битве. -

Успехи шведского короля в Польше. - Взятие Быхова

козаками. - Милости царя к гетману. - Волнения в

Запорожье. - Поход гетмана на правую сторону

Днепра. - Мирович и Апостол с козаками в Польше. - Дело

с Палеем. - Арестование Палея. - Возвращение

Мазепы с войском назад. - Судьба отправленных в Польшу

козацких отрядов. - Ссылка Палея в Сибирь.

11 ноября 1699 года в селе Преображенском под Москвою

происходили чрез полномочных первые тайные переговоры между

царем и королем польским против Швеции. Настроенный ливонским

изменником шведского короля Паткулем, король Август затевал

отнять у Швеции Ливонию, некогда принадлежавшую польской Речи

Посполитой и уступленную Швеции по Оливскому договору. Август

обязывался стараться склонить к этой войне чины Речи

Посполитой, а сам Петр обещал давать ему вспоможение войском.

Военные действия открылись в 1700 году польским королем

в Ливонии. Тогда от царя дан был указ малороссийскому гетману

послать в Ливонию Козаков в помощь польскому королю. Гетман

собрал отряд из охотников и назначил над ним наказным

гетманом полтавского полковника Искру. Едва только снаряжена была

эта посылка, как является новый царский указ - идти гетману

самому с 10 000 Козаков. Не успел гетман выступить, как в

августе пришел новый указ - не ходить вовсе. Когда по этому

указу гетман распустил собиравшееся войско на домашние

работы, вдруг приходит иной указ: отправить наскоро 12000 Козаков.

<Мне бы, — написал тогда гетман Головину, -

хотелось самому

лично служить великому государю и туда нести свою голову, где

его величество обретается: тогда и войско при гетмане было бы

стройнее и в случаях военных козаки показали бы более отваги; но пусть будет так, как творит премудрая и превысокорассмот-

544

рительная монаршая воля. Где его царскому величеству угодно

будет меня держать, там нехай1 и буду>.

Над посланным отрядом наказным назначен был племянник

Мазепы Обидовский (сын сестры его от первого ее брака): в отряде

было по 4000 нежинцев и черниговцев, по 1000 киевцев и ста-

родубчан и четыре охотных полка. Прибывши во Псков, Обидовский с частью своих Козаков поспешил к Нарве, где должна была

происходить битва. Но там дело было уже покончено: пораженное

шведами русское войско разбежалось. Обидовский вернулся во

Псков, не видевши неприятеля, и в феврале 1701 года скончался.

Начальство над отрядом принял киевский полковник Мокиевский.

Полковники, оставшись без Обидовского, ссорились и ругались

между собою, доносили своему гетману на Мокиевского, Мокиевский доносил на прочих, пока, наконец, их отпустили, указавши

заменить другим отрядом.

Первые высылки Козаков на севере не обошлись без жалоб на

тягости и всякого рода лишения; в особенности роптали те, которые

были высланы в отряде Искры. От дурной осенней погоды и от

недостатка продовольствия и конского корма многие убегали

самовольно домой, направляясь через польские владения. Хотя за это

гетман подвергал их тюремному заключению, однако должен был в

письмах своих к Головину заметить, что невозможно так насиловать

людей: одни вернулись без лошадей, у других лошади едва ползут

и многие козаки остались без одежи и без обуви. Козаки, бывшие

с Обидовским, по возвращении в Украину жаловались, как гетман

выражался, <хоть не в очи, так за очи>, что великороссияне во

псковской земле их стесняли и обижали, когда они ездили по

волостям за фуражом, били их и сорок человек пометали в воду. Эти

козаки, возвращаясь домой, встретили на дороге посланный

гетманом на смену им другой козацкий отряд в 7000, под наказным

гетманством гадяцкого полковника Боруховича, и рассказали своим

землякам, что с ними делалось в Московщине; те, испугавшись, задумали ворочаться назад, но гетман послал к ним нарочного