СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Нет, Эндрю, настоящая книга: бумажный переплет, типографская краска, пыль, золотое тиснение на корешке. Ничего, если я закурю? — Федор Иванович продемонстрировал электронную сигарету.

— Кури. — Эндрю махнул рукой, неуклюже поднялся, полез в карман. — Выбрось свою гадость, вот. И он бухнул мятой пачкой об подоконник.

— Настоящие? — не веря глазам, Федор Иванович взял пачку, открыл – три сигареты, чуть мятые, оранжевые фильтры, золотые ободки на тонкой бумаге и острый, резкий запах табака, какого не бывает даже тогда, когда электронная сигарета заправлена под завязку.

Эндрю хмыкнул, взял бутылку, на глазок оценил остатки и сам разлил по стопкам всё до последней капли, так, что получилось едва ли не с горкой. Сам же и тост провозгласил:

— За дружбу!

— За дружбу! — подтвердил Федор Иванович и они замахнули по последней, на большее рассчитывать не приходилось – магазины уже закрыты, а до четырнадцати ноль-ноль еще как до Китая пешком.

Федор Иванович достал сигарету, сунул в рот затянулся и… Она не тлела и не горела, забыл он уже, как это – курить настоящие сигареты. Эндрю ловко, будто и не пьяный, выудил из кармана зажигалку, щелкнул.

— Затягивайся. Ну, давай.

Федор Иванович затянулся и… закашлялся. Как тогда, в далеком детстве, когда стащил у отца ту самую злополучную пачку.

Они еще долго говорили, Федор Иванович чувствовал, что засыпает, а Эндрю так и вовсе – клевал носом. Наверное они уснули и, во сне, Федор Иванович видел жуткий, гротескный мир, где любовь, встречи – все шло через компьютер, через «сеть», где можно было самому придумать себе внешность, где еда, словно корм свиньям в колхозе, доставлялась по специальному пищепроводу, где по одному лишь желанию происходило все что захочешь и где всё было ненастоящим, поддельным, где мир был ограничен стенами комнаты, где не к чему было стремиться… Ужас, непроходящий ужас одиночества и еще больший ужас от осознания того, что других такая скотская жизнь устраивает!

— Федор Иванович, Федор Иванович, проснитесь. — тихий голос и острый запах горячего кофе.

— Что? — Федор Иванович с трудом разлепил веки. Он все так же сидел на подоконнике, затек весь, над ним склонился один из тех, в штатском, что вчера водили Эндрю по НИИ, в руке чашка с кофе.

— Федор Иванович, выпейте.

— Воды, холодненькой. — прошамкал сухими губами Федор Иванович. Голова у него не болела, но только очень сильно хотелось спать и еще сильнее хотелось пить. Кофе сменилось на большую, в пол литра, кружку воды.

— Где Эндрю? — первым делом спросил Федор Иванович, когда осушил тару.

— Увезли. Надо блокировку подновить, вы малость вчера…

— Это да. — улыбнулся, вздрогнул, посмотрел на человека в штатском с испугом. — Вы всё знаете?

— Не нервничайте. Конечно знаем – это наша работа. — человек в штатском улыбнулся.

— И что теперь? — тихо спросил Федор Иванович.

— Ничего. Вы же сами видели, как оно там, у них, в странах победившего капитализма.

— И коммунизма, — зло буркнул Федор Иванович.

— Пускай и коммунизма. Вы хотите, чтобы и у нас все так же: пищепровод, разъем в запястье, темнота, система утилизации, вмонтированная в кресло.

— Унитаз?

— Да-да, унитаз в кресле. Ведь это так неудобно – отрываться от сети, от общения в самый интересный момент, а момент всегда самый интересный, я вас уверяю.

— Нет, так не хочу, но ведь можно же было как-то…

— Нельзя. Ваши открытия, очень значимые открытия, гениальные открытия, потому и были отложены, спрятаны под сукно, потому что не надо так – сразу в мозг, ненужно, не доросли мы, люди, еще до этого. Не по Тришке кафтан.

— А как Эндрю и эти – эмигранты, как они, откуда?

— Бывает, правда очень редко, что кто-то не хочет жить в инкубаторе, кто то хочет думать, а не говорить цитатами великих, кто-то хочет сам. Таких мы пытаемся спасти, вытащить сюда.

— Но я не понимаю. Как так получилось, что… — Федор Иванович наморщился, усталые с недосыпа мозги не хотели думать, — Эндрю, отпуск, соседство наше…

— Да-да, все это неспроста. Вы нам были нужны. Не так. Вы, Федор Иванович, нам нужны. Вы гений, вы действительно выдающийся ум и… вы идете не по той дороге. А нам нужно развивать телепатию настоящую, а не с этими техническими прибамбасами, нам нужно работать над мгновенным перемещением массы в пространстве…

— Нуль-транспортировка? — припомнил Федор Иванович подзабытое определение, — Но…

— Уверяю вас, там схожие процессы – и то и другое основано на работе с ментальными полями.

— Понял… — он кивнул. Теперь он действительно понял всю серьезность происходящего. — И что теперь?

— Ничего. Все по старому. Вы живете здесь, вы работаете в этом же НИИ, только на другом этаже, и входите в подразделение ЖЗ-12. Вот пропуск. — он протянул Федору Ивановичу красные корочки.

— ЖЗ-12? — Федор Иванович открыл корочки, там уже все было готово, даже подпись его стояла под фотографией, покрытая сверху трехцветной голографической печатью.

— Железный занавес, двенадцатый отдел. Надо же как то продолжать сохранять это. — и человек в штатском кивнул на открытое окно. А там, на улице, уже понемногу занималось утро, появилась красная рассветная полоса на горизонте, послышалось тихое треньканье электросипеда почтальонши, что развозила газеты по утрам, собаководы со своими любимцами потянулись во двор, слышался усталый смех – это бригада студентов практикантов возвращалась с ночной смены, — всюду была жизнь, настоящая, теплая, не сетевая.

Чирвоный Александр

396: Осень в Нью-Йорке

Осень в Нью-Йорке – что может быть красивее? Ярко-зеленая листва приятно контрастирует с красным кирпичом старых зданий и желтыми обтекаемыми силуэтами такси, отовсюду птичий гомон, обрывки разговоров, гудки машин. Никакой пыли, никаких вредных выбросов, люди улыбаются, солнышко светит – хорошо! Соуп Мактавиш Второй, прищурившись, изучал небо. Даже сквозь сплошную сетку реклам («Будь рядом со своим Счастливым Местом. Всегда!» и «Русский самовар – ваша любимая водка»), оно выглядело потрясающе – легкая белая пена облаков на безупречном голубом поле. Красивее небо только в Вашингтоне и, пожалуй, Сиднее. Но Нью-Йорк был личным любимцем Соупа. Нью-Йорк, Манхэттен, угол первой Авеню и Восточной Семьдесят пятой стрит.

Если сейчас повернуть на запад, пройти мимо высоченного здания, похожего на слегка покосившуюся башню из кубиков по левую сторону и «Старбакса» – по правую, то дальше будет очень миленькая и спокойная аллейка, курсы кройки и шитья, прачечная, магазин домашних животных, а в конце концов упорный гуляка упрется в Центральный парк, хотя это уже мили полторы, а то и две. Однако, русский просил его подождать именно здесь, на перекрестке.

Рыкнув двигателем, Соупа аккуратно объехала машина, видавшая виды черная «импала». Водитель, молодой, коротко стриженый (впрочем, здесь все молодые: «Вихэттен – город юности и здоровья!») парень, белозубо ему улыбнулся, выкрикнул традиционное, «Как поживаете, сэр, хорошего дня!» и укатил. Соуп помахал парню рукой – не вызывающе, намекая на возможный сексуальный харассмент, а вполне доброжелательно-нейтрально помахал.

— Здравствуйте, Соуп, как жизнь? — русский уже стоял на тротуаре. Средних лет, седоватый уже, в очках – не совсем традиционная внешность. Может, у них, в Союзе, только такая и разрешена? Глупости, конечно, но как можно знать о русских что-то наверняка?

— Сирилл! — воскликнул Соуп и доброжелательно-нейтрально помахал и ему. — Рад видеть вас, как поживаете? Русский скупо улыбнулся. Слишком скупо, очень не по-американски.

— Поживаю достаточно медленно, Соуп, — чертов переводчик, наверняка опять напортачил. Как можно жить медленно? — Вы не могли бы сойти с проезжей части? Водителям ведь неудобно, объезжать приходится.

Соуп недоуменно огляделся. Он и позабыл, что стоит в самом центре перекрестка. Какие пустяки, в самом деле. Америка – страна свободных людей, делающих свободный выбор.

— Вы ведь сами сказали, Сирилл, — в одиннадцать на углу Первой и В.75…

— У нас угол означает именно угол, Соуп, а не перекресток. Подходите уже, не стесняйтесь.

Чертов русский, и тут подколол. Соуп, тем не менее, подошел, и приятели троекратно обнялись, как принято в их Советском Союзе. Вокруг, доброжелательно улыбаясь, спешили по своим делам люди. Неподалеку танцевал танго со шваброй какой-то накрашенный чудак с выраженными альтернативными предпочтениями.

— Что у вас нового? — спросил Сирилл чуть погодя, когда они направились в сторону Ист-Ривер, к высоченной, увешанной рекламой, трубе «КонЭдисон». Соуп пожал плечами.

— Нового очень много, друг мой, но вряд ли это будет вам интересно – я написал новый афоризм, который понравился более чем шестидесяти тысячам людей, придумал абсолютно неожиданный сюжетный ход для «Новейших приключений Капитана Америка» и уже запатентовал его эксклюзивное использование, прокомментировал целый ряд политико-экономических инициатив, предложенных Администрацией, поучаствовал в выборах губернатора, и даже познакомился с несколькими влиятельными господами из Федрезерва… Словом, живу насыщенной творческой жизнью, Сирилл, впрочем, как и всегда. А что у вас в Испании? Русский медленно покивал, думая о чем-то своем.