СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Страна! Еще несколько недель, и я покину тебя навсегда! Но сердцем я всегда буду с тобой, мой народ. И там, где сейчас нет ни запахов, ни разноцветья, там, где и время течет по-другому, мы построим для тебя новый дом. Дом, в котором твои дети найдут свое счастье! Я всегда буду хранить в своей памяти твой образ. Не забывай и ты обо мне!

— И я должен буду это сказать?

— Ага, а потом еще товарищ Соколова немного прослезится в кадре, и страна ну точно вас никогда не забудет. Запомнили? Скажете?

— А не могла бы товарищ Соколова немного прослезиться прямо сейчас?

Журналистка схватилась за сумку, вынула из нее пачку китайских сигарет, раздраженно прикурила и уже сквозь облако дыма произнесла:

— Вот же работка… Товарищ Соколова, уважаемый, меньше чем на миллионную аудиторию не работает.

Утро.

В голове звон, бой барабанов, во рту – вата, кое-как разлепляю веки. Ну надо же, я дома.

А, нет, барабаны бьют не в висках, их грохот доносится с улицы через открытое окно. Пионеры… В ногах чувствую невнятное движение. Я не один, что ли?

Поворачиваю голову, взгляд упирается в розовую пятку, бесцеремонно занявшую самый центр соседней подушки. Хлопая глазами гляжу на эту пятку и пытаюсь восстановить ход событий вчерашнего вечера. … — А я думала, космонавты не пьют.

— Что мы, не люди, что ли?.. Ну привет…

Еще несколько минут размышляю на тему превратностей судьбы, потом кое-как поднимаюсь с постели и топаю в ванную. Кроме гидрокабины, там есть еще и аптечка со старым добрым аспирином. Когда возвращаюсь, журналистка уже сидит в постели, едва прикрывшись простыней, и непредусмотрительно трясет взъерошенной головой. Подхожу, протягиваю ей стакан с лекарством:

— Вы, товарищ Соколова, пьете как лошадь.

— Да и вы, товарищ Волков, космонавт, герой Советского Союза…, - Соколова тихо стонет, одной рукой хватается за голову, другой – тянется к живой воде, — Спасибо. Пока сопит в стакан, достаю для нее свежее полотенце.

— Вот, что означает – герой Советского Союза… — бормочет она себе под нос, бесцеремонно разглядывая содержимое моего шкафа, — в моем районе коммунальщики вообще не хотят работать. Уже сколько писала на них, а все равно, то белье из прачечной чужое приволокут, то в шкаф комом бросят, разбирайся потом… Черт ногу сломит…

— Поминаете черта, товарищ заслуженный работник компартии?

— Да, позорю ее моральный облик, — она поднимается с кровати, простынь соскальзывает на пол, открывая взору гибкое тело. Откровенно разглядываю ее:

— Не боишься?

— Нет. Кто тебе поверит? Я воспользуюсь твоей ванной, ты не против? Согласно улыбаюсь и протягиваю ей полотенце.

Громко тикают старинные часы – единственное нетиповое, что я могу позволить себе держать дома. Все остальное имущество из бабушкиного наследства было передано в Музей Старины при Кремле. И пусть оно валяется там на одном из многочисленных стеллажей кладовой, зато не позорит меня перед согражданами. Скромность превыше всего. Но я – герой Советского Союза. Поэтому у меня квартира в районе класса «А», машина класса «А», привезенная из самой Китайской АССР, и столовые приборы того же уровня.

— Я – пионер, ты – пионер Наш коллектив – Октябрятам пример!

Голубая занавеска развевается сквозняком, едва не касается лица Светланы Васильевны, сидящей за столом. Она с любопытством разглядывает вилку, чья ручка выполнена в виде русской косы, и время от времени ковыряет ею омлет.

Перед глазами мелькает видение простыни соскальзывающей на пол с обнаженного тела. Волнующее зрелище. Удивительно, но мне вовсе не хочется так быстро расставаться с этой женщиной.

— Наверное, — она смотрит на меня сквозь зубцы вилки, — я как-нибудь урву минутку и получу Звезду Героя.

— Тебе так понравилась вилка? Можешь взять ее себе.

— Что это на ней? Инвентарный номер? Я пожимаю плечами:

— Ну конечно, когда один Герой Советского Союза идет в расход, все его имущество автоматически переходит к новоиспеченному Герою. Строго по описи. Так что, если урвешь минутку в самом ближайшем будущем…. Ее взгляд стал жестче, вокруг губ появились едва заметные складки:

— Это не смешная шутка.

— А это не шутка. Не пройдет и недели после моего отлета, как сюда вселится очередной Герой. А ты бери себе вилку-то, — я улыбнулся, — может тогда меня и в космос не отпустят. Поеду в Магадан.

— Плакса.

— Плакса? Вряд ли. Хотя, знаешь, можем быстренько пожениться, тогда все это хозяйство перейдет к тебе в пожизненное пользование. Только будь осторожна, по субботам под моими окнами собираются пионеры, стучат в барабаны и поют свои песенки. Она прищурилась и направила на меня острия вилки:

— Неприкрытый цинизм. Не забывайтесь, товарищ Волков. Перед вами заслуженный работник компартии.

— Хорошо, что он отключается в тебе на ночь.

— Все нормальные люди ночью спят. А ненормальные…

— Сегодня суббота, пусть работник отдыхает до понедельника. Заслужил, все-таки.

Надо же, а я неплохо выгляжу. И взгляд у меня такой… Героический.

И Светлана Васильевна стоит рядом и очень грустно смотрит голографическому мне прямо в глаза.

— Страна! — говорю голографический я, — Еще несколько недель, и я покину тебя навсегда!..

К концу моего монолога лицо товарища Соколовой бледнеет, покрывается красными пятнами, а когда я умолкаю, женщина произносит сквозь дрожь в голосе:

— Спасибо, товарищ Волков, ваш подвиг навсегда останется в наших сердцах.

Потом поворачивается лицом к настоящему мне и сверкает слезами в черных глазах:

— Каждый из нас благодарен людям, несущим в космос жизнь. Жертвующим всем, к чему они привыкли…

Она говорила и говорила, а я сидел в кресле и ошеломленно смотрел на ее фигуру. И ведь никто, ни один человек в мире не прольет по мне и слезинки. Я отправлюсь в космос, кто помашет мне рукой? Доктор Симоновский? Товарищ Гуанг Да? Дедушка Ленин с Московской площади?

Я спрошу ее вечером: на самом ли деле она по мне плакала или это местные художники-постановщики отрабатывают свои трудочасы? Хотя, нет, не буду. Страшно.

— Свет, да ты посмотри на них: это поколение, чья судьба расписана государством по часам на многие годы.

— Разве плохо?

— Где духовный рост? Где стремление выделиться из толпы?

— Зря ты так. На самом деле каждый ребенок имеет свою цель в жизни.

— Цель, утвержденную государством, зарегистрированную в амбарной книге.

— Зато, им не нужно искать себя.

— Да, за них это сделали великие мира сего. Каждый из них в отдельности беззащитен перед жизнью.

— Ты не прав.

— Обоснуй.

— А смысл? В ответ ты выскажешь мне десятки разных сочиненных тобой истин. Я не собираюсь опровергать каждую из них.

— Послушай, ты сама-то любишь то, что так рьяно защищаешь?

— Мне пора.

— Как же ты лжив и лицемерен… — она смотрела на меня с неприкрытым презрением, — Зачем же ты становился героем страны, которую ненавидишь всем сердцем?

— Ну что ты, так было не всегда, — я опустился рядом с ней на парковую скамью, — Было время, и я по утрам дул в горн в пионерлагере. И крайне гордился этим. И, да, я жил сознанием того, что Союз – одна огромная семья.

— Так что же случилось? Шипит, изливаясь ядом, все равно, что гадюка.

— Что случилось? Что случилось?! Света! Меня всю жизнь учили: отдай стране всего себя, и страна вернет тебе все с лихвой. И что из этого вышло?! Я отдался Союзу, а что дал он мне взамен? А что будет у меня через месяц? А что будет у меня через год? Посмотри на этих людей, — я обвел рукой гуляющих, — По большому счету им плевать на Марс, они никогда его не увидят! Им плевать на Волкова, который будет рваться там, отрабатывая свои двадцать четыре квадратных метра, в которых и пожить-то толком и не удалось!

— Придет время и твоим именем назовут улицы.

— Да ну?! Свет… Выходи за меня замуж. У тебя будет двадцать четыре квадратных метра, а у меня – сознание того, что все, что я делал – это не просто так, а кому-то да пригодилось.

— Есть одна вещица… — Света задумчиво кусает губы, — она не изучена еще толком… В смысле, ее влияние на человеческое мироощущение не изучено.

— Что за вещица?

— Ну, такая, секретная разработка. Пока еще секретная, имеется в виду…

— А вы, товарищ Соколова, не так просты, как кажетесь. Доступ к государственным тайнам имеете…

— Да как сказать, это не то, чтобы совсем тайна… Но на всякий случай ее изобретение пока не разглашается.

— Свет. Мне принести клещи?

— Ну, знаешь, в общем, ее хотели использовать в вузах. Но все никак не могут на это решиться. Слишком уж серьезное психологическое влияние она оказывает на сознание.