Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

консультация, которая проходила в моем прежнем офисе юридической компании «Мандела и Тамбо» не более получаса, в тюрьме на острове Роббен могла занять год или даже более того.

Я советовал своим «клиентам» написать письмо в регистратуру Верховного суда с просьбой представить отчет по их делу. Согласно моей рекомендации, заключенным следовало сообщить секретарю регистратуры, что у них весьма ограниченные средства и что они хотели бы получить необходимые документы бесплатно. Иногда регистраторы проявляли любезность и, действительно, предоставляли все материалы судебного дела без оплаты.

Как только в моем распоряжении появлялся отчет судебного дела, я мог подать апелляцию, основанием для которой обычно являлись некоторые судебные нарушения, такие как предвзятость суда, отклонения от процедуры ведения судебного процесса или недостаточность представленных доказательств. Я писал письмо в адрес судьи или магистрата (своей рукой), а затем отправлял его заключенному. Поскольку для меня выступать в качестве адвоката являлось нарушением тюремных правил, я просил заключенного переписать мой текст своей рукой. Если он не умел писать (а многие заключенные не умели), то я подсказывал ему, чтобы он нашел кого-нибудь (кроме меня), кто мог бы это сделать за него.

Мне нравилось поддерживать свои юридические навыки на должном уровне. В некоторых случаях были либо отменены судебные вердикты, либо сокращены вынесенные судебные приговоры. Это я расценивал как весьма отрадные для себя (и для своих негласных подзащитных) победы. Тюрьма создана для того, чтобы заставить человека чувствовать себя беспомощным, а это был один из немногих способов изменить данную систему. Преимущественно я никогда не встречался с теми заключенными, ради которых работал, но иногда, совершенно неожиданно, заключенный, который привозил нам на обед маисовую кашу, шептал мне «спасибо» за все то, что я проделал от его имени.

77

Преследование властями моей жены не прекращалось. В 1972 году полицейские из службы безопасности вышибли дверь дома номер 8115 на Орландо-Уэст. В окна нашего дома летели кирпичи. У его входной двери внезапно раздавались выстрелы. В 1974 году Винни обвинили в нарушении правительственных запретов в отношении нее (речь шла о запрете на посещения кого-либо, кроме ее детей и врача). Она в то время работала в адвокатской конторе, и ее подруга привела Зенани и Зиндзи повидаться с ней во время обеденного перерыва. За это в адрес Винни выдвинули обвинение в нарушении установленных правил, а затем приговорили к шести месяцам лишения свободы. Ее посадили в тюрьму Кроонстада в провинции Оранжевое Свободное государство. Следует признать, что ее опыт пребывания там на этот раз был не таким ужасным, как опыт ее предыдущего нахождения в тюрьме «Претория Локал». Винни написала мне, что чувствует себя теперь в тюрьме совершенно свободной, и это послужило подтверждением ее приверженности борьбе за свободу. Власти разрешили Зиндзи и Зенани навещать ее по воскресеньям.

Когда Винни в 1975 году освободили, нам удалось с помощью писем и наших адвокатов разработать план, как мне встретиться с Зиндзи. Тюремные правила гласят, что заключенного не могут навещать дети в возрасте от двух до шестнадцати лет. Когда я попал в тюрьму на остров Роббен, все мои дети находились в этом состоянии возрастных ограничений. Данное правило обосновывалось тем, что посещение тюрьмы негативно сказывается на чувствительной психике детей. Но отсутствие таких посещений воздействовало на заключенных не менее негативно. Не иметь возможности видеть своих детей – источник глубокой депрессии для осужденного.

В 1975 году Зиндзи исполнилось пятнадцать лет. Наш план состоял в том, чтобы изменить документы о ее рождении, чтобы показать, что девочке уже шестнадцать лет, а не пятнадцать, и поэтому она может встретиться со мной. Записи о рождении чернокожих африканцев ведутся не слишком организованно, и Винни обнаружила, что нетрудно изменить документы Зиндзи, чтобы показать, что она родилась годом раньше. Она подала соответствующее заявление, и оно было одобрено.

За несколько недель до запланированного визита Зиндзи, в декабре 1975 года, у меня было заранее намеченное посещение матери Винни. Когда я сидел напротив нее в зоне для посещений, я сказал ей: «Мама, я очень взволнован, потому что я собираюсь увидеть Зиндзи». Моя свекровь, бывшая учительница, посмотрела на меня с некоторым удивлением, а затем довольно раздраженно заявила: «Нет, Зиндзи не может прийти к тебе, потому что ей еще нет шестнадцати лет».

Я сразу понял, что никто не рассказал ей о нашем проекте. За спиной каждого из нас стоял надзиратель, и я решил, что просто проигнорирую то, что она сказала. Поэтому в ответ я пробормотал: «Ах, ну, мам, это все в порядке вещей».

Но моя свекровь – очень упрямая женщина, и она не позволила мне замолчать этот момент в нашем разговоре. «Ну, Мконианиси [ласковое обращение к зятю на языке народа коса, она всегда меня так называла], ты совершил серьезную ошибку, потому что Зиндзи всего пятнадцать лет».

Я широко раскрыл глаза как знак опасности, и она, надо полагать, поняла это, потому что больше в нашей беседе не упоминала Зиндзи.

Я не видел Зиндзи с тех пор, как ей исполнилось три года. Она была дочерью, которая знала своего отца скорее по старым фотографиям, чем по памяти. В то утро я надел свежую рубашку и больше, чем обычно, позаботился о своей внешности. Пусть это было мое тщеславие, но я не хотел выглядеть для своей младшей дочери стариком.

Не встречаясь с Винни больше года, я был рад увидеть, что она хорошо выглядит. Наряду с этим я был очень обрадован тем, какой прекрасной девушкой стала моя младшая дочь и как она была похожа на свою не менее прекрасную мать.

Поначалу Зиндзи была застенчивой и нерешительной. Я уверен, что ей было нелегко, наконец, увидеть отца, которого она никогда по-настоящему не знала, того отца, который мог любить ее только на расстоянии и, казалось, принадлежал не ей, а всему нашему народу. Где-то в глубине души она, должно быть, таила обиду и гнев на отца, которого не было в ее детстве и юности. Я сразу понял, что она относилась к числу сильных и пылких молодых женщин, таких же, какой являлась ее собственная мать, когда ей тогда было столько же лет, сколько сейчас Зиндзи.

Я прекрасно понимал, что Зиндзи будет чувствовать себя неловко на нашем свидании, и постарался сделать все возможное, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Когда она появилась в зоне для посещений, я спросил ее: «Встретил ли тебя мой почетный караул?» – указывая на надзирателей, которые повсюду следовали за нами. Я расспросил ее о жизни, учебе, друзьях, а затем попытался вернуть ее в наше общее прошлое, которое она едва помнила. Я рассказал ей,