Тавриз туманный - Мамед Ордубади

- Ну, это не страшно, пусть выдумывают, что им заблагорассудится. Мы, революционеры, тоже неплохо знаем свое дело.

- Радоваться особенно нечему, - я обратился к Нине: - Это новое предательство Гаджи-Самед-хана хуже репрессий. Это хуже, чем уничтожать революционеров, чем душить их в подвалах, в тюрьмах, хуже, чем бросать демократов живьем в ледяную воду или ссылать их на каторгу в Сибирь. Гаджи-Самед-хан задумал опасное дело.

СУРУРИ-ХАЛВАТ ГУСЕЙНГУЛУ-ХАН*

______________ * Сурури-халват - радость дворца.

В этот день Сардар Рашид вернулся домой раньше обычного. Еще не было восьми часов. С ним вместе пришел его любимец Гусейнгулу-хан Сурури-халват. Махру-ханум это показалось подозрительным, она решила непременно узнать, в чем дело. Пройдя в коридор, соединяющий ее спальню с комнатой Сардар-Рашида, она прислушалась.

Очевидно, Сурури-халват не хотел подходить к своему хозяину, потому что тот несколько раз повторил умоляющим голосом:

- Мой милый, подойди поближе, ну, подойди же.

Гусейнгулу-хан делал вид будто не слышит. Наконец, не выдержав, Сардар-Рашид поднялся и, поцеловав его в глаза, спросил:

- Ну, зачем ты обижаешься? Ведь у тебя нет повода для этого.

- Без причины на свете ничего не бывает. Вы меня обманываете, разве это не причина?

- Клянусь мощами святых мучеников я никогда тебя не обманываю.

- А если так, почему вы лишаете меня свободы? Мне уже двадцать два года. Мы с Махру-ханум не дети. Когда же, наконец, мы поженимся?

- Я дал тебе слово - Махру твоя. В ближайшие дни я добьюсь ее согласия. Напрасно ты меня мучаешь, лучше поскорее переоденься. Зачем терять дорогое время?

Гусейнгулу-хан Сурури-халват, взяв чемодан, прошел за ширму. Махру сидела за дверью ни жива ни мертва. Она впервые слышала об этом коварном плане. Ей раньше и в голову не приходило, что Сардар-Рашид обещал ее руку этому испорченному мальчишке, своему "любовнику". Дрожь пробежала по ее телу, она больше не могла оставаться здесь и, вернувшись в свою комнату, легла в постель.

Гусейнгулу-хан вышел из-за ширмы. Он был одет в европейское платье. Теперь это был уже не Гусейнгулу-хан, а "Махбуба-ханум". Рашидульмульк встал, пошел к нему навстречу, усадил рядом с собой и позвонил в колокольчик. Вошел нукер*. За несколько минут он накрыл стол скатертью, поставил коньяк и закуску. "Махбуба-ханум" рюмку за рюмкой предлагал Сардар-Рашиду, а тот их залпом осушал. Спустя немного времени он был уже порядком навеселе. Достав из-за ширмы инкрустированную бирюзой и перламутром кеманчу**, он подал ее "Махбубе-ханум".

______________ * Нукер - слуга. ** Кеманча - восточный музыкальный инструмент наподобие скрипки.

- На, любимый мой мальчик! Клянусь твоими бровями, священными для меня не менее, чем своды Каабы*, пока ты со мной, я не женюсь! Не променяю тебя ни на какую красавицу!

______________ * Кааба - храм магометан в Саудовской Аравии.

- Мне не нужны твои клятвы. Соловья баснями не кормят. Лучше дай расписку.

- Все сделаю, все, что захочешь, только играй и пой, услаждай мой слух, мой милый!

- Нет, сначала дай расписку. Потом я исполню все, что захочешь.

Сардар-Рашид подошел к письменному столу, написал что-то на листке бумаги и бросил на стол.

Гусейнгулу-хан запел, не уступая самой изысканной кокетке.

Виночерпий, наливай нам доброе вино.

Лей, покуда я в кувшине не увижу дно.

Слышу: жарится барашек, чаша все вкусней.

Чтоб развеять в сердце скуку нам вино дано.

Виночерпий, умоляю, кубки наполняй.

Дни проходят, жизнь уводят, счастье догоняй.

Камни зла разбили чашу у меня в руках,

Я не так, как надо, прожил свой веселый май.

В двенадцать часов ночи Сардар-Рашид вызвал нукера и, указывая на снова переодевшегося в свое платье юношу, приказал:

- Запряги фаэтон и отвези господина Гусейнгулу-хана к нему домой.

После этого он приказал позвать к себе Махру-ханум. По вечерам она обычно приводила в порядок переписку и прочие бумаги Сардар-Рашида. Не успел слуга выйти, как появился другой нукер и доложил, что пришли Кязим-Даватгяр-оглы и Саллах-Сулейман.

Сардар-Рашид принял их с большими почестями Прочитав поданное ему Кязим-Даватгяр-оглы письмо и узнав, что их прислал Мирза-Давер-хан, он сказал:

- Надо убрать Абульгасан-бека и его брата Асада Тутунчи-оглы. Согласны? За каждого по пятьсот туманов. Четыреста получите сразу, а остальные шестьсот после того, как убийство будет совершено.

Кязим кивнул:

- Именно так мы договорились с Мирза-Давер-ханом. Но господин не должен торопить нас. Дело это не простое, его надо как следует подготовить, чтобы никто не мог заподозрить ни нас, ни нашего высокого покровителя.

- Особенно не церемоньтесь, мой друг, - перебил его Сардар-Рашид. - Это не слишком заметные фигуры. Да кроме того, вы выполняете волю правительства. За это убийство вас никто не станет ни арестовывать, ни наказывать. Убиты, ну и все, туда им и дорога!

- Да не уберет господь вашей тени с наших голов! Наш высокий господин хорошо знает, что услуга наша вызвана не алчностью. Мы счастливы тем, что оберегаем вашу честь и величие ваше. Мы готовы стереть с лица земли всякого, кто стоит на вашем пути, - подобострастно кланяясь, ответил Кязим-Даватгяр-оглы.

- Ваша смелость мне известна. В том, что вы выполните мое поручение, я больше чем уверен. Когда бы вы ни попросили, я назначу вас на любую должность. Я и Гаджи-Самед-хану Шуджауддовле говорил, что вы люди нужные. Он поручил мне позаботиться о вас.

Когда сделка была заключена, Сардар-Рашид вызвал казначея и приказал ему принести четыреста туманов. В первом часу ночи Саллах-Сулейман и Кязим-Даватгяр-оглы, получив аванс, покинули его дом.

Минут через пять служанка постучала в дверь Махру-ханум.

- Его превосходительство просят вас к себе.

Через несколько минут Махру вошла в малый зал, ярко освещенный огромной люстрой. Черный шелковый платок, спускавшийся с ее плеч мягкими складками, спорил цветом с пышными волосами, волной рассыпавшимися вокруг очаровательного лица. Огромные сверкающие глаза перебегали с предмета на предмет. Она еще не успокоилась после того, что недавно услышала, и волнение придавало ей особую прелесть.

Сардар-Рашид пошёл ей навстречу. Он хотел было обнять ее, но Махру, как всегда, повернулась и направилась к двери. Тогда он вернулся на свое место и сказал:

- Садись, сестра моя! Сегодня мы писаниной заниматься не будем. Умоляю тебя, заклинаю тебя могилой матери, подари мне сон этой ночи, сядь тут, рядом со мною, поговорим немного. Может быть, мне удастся отвлечься от неприятностей, которые не дают мне покоя. Подними головку, посмотри мне в глаза. Только глядя на тебя, я забываю о тяжких заботах. Сядь, сестра моя, именем аллаха прошу, сядь.

Махру села в самое отдаленное от Сардар-Рашида кресло и тихо заговорила:

- Тяжкие заботы вы можете отогнать от себя хмелем. Что же касается меня, то, наоборот, когда вы пьяны, невзгоды мои становятся еще горше, вы не даете мне покоя, допускаете непристойности.

- К чему такие ядовитые слова, сестра? Лучше наполни своими ручками рюмку и дай мне. Больше ни о чем тебя просить не буду. Я хочу выдать тебя замуж за молодого, красивого и благородного юношу. Я хочу осчастливить тебя... и сам я буду счастливее, чем когда бы то ни было раньше,

В этот вечер Сардар-Рашид уже изрядно выпил со своим любимцем Гусейнгулу-ханом. Он был вдребезги пьян, язык его отяжелел и с трудом ворочался. Выпей он еще немного, он не только забыл бы тяжкие заботы, но и собственное имя. Видя это, Махру-ханум решила споить его окончательно и воспользоваться удобным случаем, чтобы ознакомиться с документами, валявшимися на его столе в хаотическом беспорядке. Рюмку за рюмкой наполняла она коньяком и подавала ему.

Воспаленными от вина глазами он смотрел на Махру и заплетающимся языком бормотал:

- Душа моя, почему ты в черном? Траура ожидаешь какого-нибудь, томимая предчувствиями, что ли?

- Нет, это траур по бесполезно отцветающей молодости моей, что проходит под замком в этом доме.

Она сидела, опустив голову. Сардар-Рашид, продолжая пить, снова заговорил:

- Подними глаза, смотри на меня! Успокой, зажги меня огнем сверкающих очей своих, голубка моя! - и он затянул песню:

О садовник, ворота открой предо мной,

Алых роз не коснусь я влюбленной рукой,

Я хочу отыскать в цветнике уголок,

Где бы сердце я мог насладить красотой.

На последнем слове он заснул. Положив голову на стол, он минут десять что-то бормотал, потом начал хрюкать и, наконец, захрапел во всю силу своих могучих легких.

Махру тихонько подошла к нему и, уверившись что он спит, начала быстро перебирать лежавшие на столе бумаги. Первым ей попалось письмо Мирза-Давер-хана, которое только что принесли Саллах-Сулейман и Кязим-Даватгяр оглы. В нем говорилось:

"Имею честь сообщить Вашему превосходительству, что людей, о которых вы изволили говорить, я отыскал и направляю их к Вашей милости. Они согласны выполнить Ваше поручение за тысячу туманов и сумеют в два счета разделаться с обоими, которых мы наметили. Вы можете вполне доверять этим людям.