Тавриз туманный - Мамед Ордубади

"Имею честь сообщить Вашему превосходительству, что людей, о которых вы изволили говорить, я отыскал и направляю их к Вашей милости. Они согласны выполнить Ваше поручение за тысячу туманов и сумеют в два счета разделаться с обоими, которых мы наметили. Вы можете вполне доверять этим людям.

Мирза-Давер-хан".

Прочитав письмо, Махру побледнела. Необходимо было поставить в известность Тутунчи-оглы, но было уже слишком поздно. Она боялась, что до утра злоумышленники успеют совершить свое гнусное дело. Потом она наткнулась на расписку, которую Сардар-Рашид дал Гусейнгулу-хану.

"Даю эту расписку своему любимому другу Гусейнгулу-хану Сурури-халвату в том, что обязательно выдам за него Махру, никому другому не позволю жениться на ней. Обязуюсь также не жениться до тех пор, пока Гусейнгулу-хан не расстанется со мной.

Рашид".

Прочитав письмо и бросив гневный взгляд на храпевшего Сардара, Махру вышла.

ВИЗИТ МАХРУ-ХАНУМ

Нина заметила Махру из окна и пошла ей навстречу. Сняв, как обычно, в коридоре чадру, Махру под руку с Ниной вошла в комнату. Тахмина-ханум крепко обняла и расцеловала обеих.

Тахмина-ханум была единственной азербайджанкой, знавшей, что Нина и Махру-ханум посвятили себя борьбе за народное счастье. Она любила их больше своих дочерей, и молодые женщины платили ей тем же, делясь с ней и радостью и горем, как с матерью.

- Жизни не пожалею ради вас, - частенько говорила она им.

Оглядев себя в большом зеркале и оправив платье, Махру присела рядом с Ниной у письменного стола. Весь ее вид свидетельствовал о большом волнении. Огромные черные глаза, затененные длинными ресницами, сверкали недобрым огнем. Нахмуренные брови придавали лицу тревожное выражение, а в складках красиво очерченного рта затаилась печаль. Напряженность чувствовалась во всех ее движениях...

Нина смотрела на нее, о чем-то глубоко задумавшись.

- Если бы я была так красива, как Махру, я считала бы себя счастливейшей женщиной в мире, - заговорила она, повернувшись ко мне. - Я прочла много романов, но ни в одном нет такой красавицы, как она, сочетающей обаятельную внешность с прекрасными качествами души.

- А я бы хотела научиться у вас вашему отношению к людям. Тогда бы я смела надеяться попасть в число знаменитых женщин Востока.

Я вмешался в разговор:

- Махру-ханум, вы гораздо больше заслуживаете почет и уважение, чем все знаменитые женщины прошлого. Я это говорю вполне серьезно, без преувеличения. Они ничего не сделали, а вы боретесь за счастье народа, за его освобождение. В будущем женщины Востока будут идти по пути, проложенному вами. Ваша самоотверженность, ваша смелость будут для них примером. Мужчины будут завидовать вашему мужеству.

Слушая мою речь, Махру и бровью не повела, будто мои слова относились не к ней. Она часто и тихо вздыхала. Эта женщина очень много перенесла за свою короткую жизнь. На ее глазах трагически погибла мать, был убит муж. Но никогда я не видел ее такой мрачной и грустной, как сегодня.

Я поспешил нарушить затянувшееся молчание. Мне казалось, что Махру хочет поведать мне какую-то тайну, и я боялся, что внезапно наступившая пауза может поколебать ее намерение. Взяв ее руки в свои, я сказал:

- Дорогая Махру! Я чувствую, вас что-то тревожит.

Она неторопливо подняла голову и спокойно посмотрела мне в глаза.

- Да, вы правы. Каждая минута моей жизни - это новое событие. Меня мучает один вопрос, разрешить который я не в силах. Может быть, вы на него ответите?

- Что же это за вопрос?

- Все, что происходит со мной, приносит несчастье близким мне людям. Разве мало того, что сама я всю жизнь изнываю под тяжестью горя? Другая женщина давно не выдержала бы этого, а я с детства сжилась с бедой. Порой мне кажется, что иначе, пожалуй, я и жить не могла бы. Я уже привыкла. Но мне очень больно за тех, кто страдает из-за меня. Это мучает, терзает меня. Один уже погиб, я пожертвовала им во имя идеи, другому тоже грозит суровая опасность. Знаете, Сардар-Рашид собирается убить вас и Асада. Теперь вы, наверно, понимаете, чем я так удручена?

Махру-ханум подала мне письмо Мирза-Давер-хана к Сардар-Рашиду и расписку, выданную последним Гусейнгулу-хану Сурури-халвату.

- Видите, в какой обстановке я живу! - с горечью добавила она.

Я от души сочувствовал несчастной женщине. Мне было стыдно, что я до сих пор не вырвал ее из этого омута. Но как можно было вырвать ее оттуда? Сколько бы я ни ломал себе голову, какие бы способы ни придумывал, был только один выход - убить Сардар-Рашида, но время для этого еще не настало. Желая хоть немного успокоить ее, я сказал:

- Потерпите еще немножко. Ваше освобождение уже близко. О судьбе Асада тоже не беспокойтесь. Он гораздо отважнее Кязима-Даватгяр-оглы и Саллах-Сулеймана. Кроме того, не забывайте, что он не одинок, бок о бок с ним идут сотни героев. Не огорчайтесь, все уладится. А как наше поручение?

- Теперь к Сардар-Рашиду ходит гораздо больше народу, чем раньше. Чем вызваны эти частые посещения - ума не приложу. В комнату, где он принимает гостей, никого не впускает. Чаще других у него бывают Султануззакиран, Мисбахузакирин, Мискар-оглы.

Сообщение Махру многое прояснило. Очевидно, осуществление плана широкой религиозной пропаганды, составленного царским консулом, было поручено Сардар-Рашиду. Снова готовилась провокация против народа.

В этот момент, прервав нашу беседу на самом интересном месте, в комнату вбежал Меджид с криком: "Дядя пришел!".

Несомненно, это был Тутунчи-оглы, Алекпер ушел рано утром, к обеду мы его не ждали. Нина направилась навстречу гостю.

Узнав о приходе Асада, Махру оживилась, на ее лице заиграла радостная улыбка. Подозвав к себе Тахмину-ханум, она что-то шепнула ей. Через несколько минут та принесла шаль и накинула на плечи Махру.

Часто встречаясь у нас, Махру и Асад тем не менее очень стеснялись, почти не разговаривали друг с другом и даже не садились рядом, если мы были в комнате.

Войдя с Ниной и увидев рядом со мной свою возлюбленную, он остановился у двери.

- Ну, что ж ты, проходи, - позвал я его. - Ты пришел очень кстати. Есть интересные новости.

Застенчиво и чуть смущенно улыбаясь, он подошел к Махру, пожал ей руку и сел у стола.

- Асад, нам с тобой угрожает опасность. Махру-ханум узнала, что по поручению Сардар-Рашида Кязим-Даватгяр-оглы и Саллах Сулейман должны убить и тебя, и меня. С этого дня ты должен быть вдвойне осторожен. Мы еще поговорим об этом, посоветуемся, что предпринять, как ответить на козни врага. А сейчас я хочу сказать вам вот что. Вы теперь не чужие друг для друга. Хоть любовь и симпатия зародились между вами. И не очень давно, но, кроме того, вас связывает общность интересов, которым вы служите. Отбросьте же старые обычаи и традиции. Нам, революционерам, ни к чему придерживаться их. Не стесняйтесь, поделитесь своими мыслями, мечтами, поговорите обо всем, что вас волнует. Ведь у вас и горе и радость теперь общие.

Тутунчи-оглы и Махру молчали, по-прежнему стесняясь. Они старались не смотреть друг на друга. Я тоже умолк, издали любуясь ими обоими. Всю свою жизнь я старался разгадать причуды женского чувства. И сейчас, думая о Махру и Тутунчи-оглы, я спрашивал себя: "Что покорило сердце этой обаятельной девушки, стойкого бойца?" Может быть, она любит его за отвагу и неустрашимость, о которых все участники иранской революции были очень высокого мнения. Как-то Саттар-хан сказал о нем: "Если бы за моей спиной стояло двадцать таких, как Тутунчи-оглы, я бы не отступил перед целой армией". Кто знает, может, она любит его за его красивую внешность - он был статный, хорошо сложенный, мужественный. Да и мало ли других положительных качеств было у него! Близкие друзья прекрасно знали его самоотверженность, честность, бескорыстие.

Я так ни к чему и не пришел, лишний раз убедившись, что познавать причины, вызвавшие в женском сердце любовь, весьма не легкое дело. Тут нет и не может быть общего мерила, и каждый конкретный случай имеет свои особенности, познать которые тем более трудно, что обычно мы пытаемся разгадать чужой характер, подходя к нему со своей меркой. Так было и со мной, когда я задался целью изучить Нину. Я стал искать в ней такие же особенности, которые были свойственны мне, и поэтому моя подруга долго оставалась для меня загадкой.

БОЛЕЗНЬ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНА

Гаджи-Самед-хан заболел. Не было сомнения, что его недуг дипломатический. С ним это случалось всякий раз, когда в отношениях Ирана с Англией или Россией возникали какие-либо осложнения или самому ему грозила опасность.

В последние дни в городе бродили упорные слухи о приезде наследного принца Мохаммед-Гасан-Мирзы. Его ждали в Тавризе еще в начале 1914 года, но разразившаяся война задержала его.

Гаджи-Самед-хан прекрасно понимал, что направление принца в Тавриз не может быть не согласовано с Россией. Кроме того, он знал, что заместителем принца будет назначен Сардар-Рашид. Такая неблагодарность со стороны царского правительства, в угоду которому он принес в жертву жизнь многих сотен людей, обижала и оскорбляла губернатора, поэтому он решил сказаться больным.