Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

я считаю этот пункт резолюции чрезвычайно важным, программным и принципиальным, потому что в этой статье Б. М. Эйхенбаума, которая, к сожалению, не подвергалась в Союзе советских писателей обсуждению и критике, утверждалось неправильное положение, которое приводит к ликвидации критики. Мы много говорили, что критика была в жалком состоянии. Такого рода статьи подводили базу под уничтожение критики. Такая формулировка о поглощении критики – это имеет принципиальный характер. Это была ошибка принципиального характера и ее отметить надо и правильно сделали товарищи из газеты “Культура и жизнь”, что указали нам на это.

КОЗАКОВ: Тогда я прошу принять такое предложение: полностью процитировать характеристику, данную в газете “Культура и жизнь”, что наряду с правильными положениями есть то-то и то-то.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ [П. И. Капица]: Голосуем – оставить этот пункт или изменить. Кто за то чтобы оставить этот пункт в резолюции? Кто за то, чтобы изменить (2 чел.). Пункт остается как есть»[1424].

Что же касается остальных литературоведов – членов ССП, то они приняли активное участие в формировании нового правления. В. Н. Орлов, штатный сотрудник Пушкинского Дома, предложил кандидатуру Л. А. Плоткина, которому и без того хватало общественной нагрузки:

«МЕЙЛАХ: Мне кажется, что т. Плоткин настолько занят работой в трех местах: он – заместитель директора Института литературы, профессор университета и ученый секретарь, так что едва ли сможет активно работать в правлении и только из этого предположения, я предлагаю снять его кандидатуру.

ОРЛОВ: Отвод был сделан прежде, чем было сказано “да”. Я выдвинул кандидатуру т. Плоткина, потому что, к сведению всех литературных критиков, вопросы литературной теории в будущей жизни Союза будут занимать такое место и значение, что необходимо обеспечить в составе правления товарища, который бы мог нести на себе эту работу. В том списке, который был оглашен, за исключением т. Плоткина, я таких не вижу.

МЕЙЛАХ: Я должен вскрыть один секрет: когда т. Плоткин узнал, что его хотят выдвинуть, он просил меня сделать это заявление.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ [П. И. Капица]: Есть два предложения: одно – оставить в списке, другое – снять. Кто за то чтобы оставить? Кто за то, чтобы снять? (Кандидатура снимается)»[1425].

Профессор М. К. Азадовский поддержал кандидатуру своей коллеги по фольклористике, детской писательницы И. В. Карнауховой, благодаря чему она была избрана в состав Правления:

«Надо сказать, что т. Карнаухова занимает заметное место в числе детских писателей. Кроме того, она дала целый ряд удачных и интересных книжек по фольклору, которые очень значительны и интересны с научной точки зрения, с точки зрения фольклора. Такова ее книжка “Сказки бабушки Арины”. Не хочу задерживать вас, но надо сказать, что т. Карнаухова пользуется большим уважением не только в среде детских писателей, но и в среде фольклористов»[1426].

Заключительным и наиболее торжественным моментом этого двухдневного общего собрания стало традиционное для подобных мероприятий принятие послания товарищу Сталину, текст которого был зачитан В. П. Друзиным. Кроме прочего, ленинградские писатели давали обещание вождю:

«В докладе секретаря ЦК ВКП(б) товарища Жданова на собрании ленинградских писателей говорилось о долге писателей Ленинграда перед народом, о необходимости восстановить славные традиции ленинградской литературы и ленинградского идеологического фронта. Мы обещаем Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, что все свои творческие силы отдадим выполнению этого указания, что положим его в основу всей своей творческой работы и общественной деятельности»[1427].

«В Унив[ерсите]те, – пишет Б. М. Эйхенбаум, – продолжаются всякие волнения и разговоры. В понедельник (7 октября. – П. Д.) важное (м. б. решающее) совещание по поводу статьи Рединой и Деркача в “Лен[инградской] правде”. Есть разговоры о том, что нападение на фак[ульте]т объясняется, с одной стороны, действиями врагов Вознесенского, а с другой – настроениями студенчества, которое ведет себя вызывающе.

11 октября. Сегодня в Унив[ерсите]те говорил с Деркачем (который скис), с Мордовченко, с Алексеевым – завтра заключительное совещание о факультете. Кажется, кончится мирно»[1428].

13 октября. «Вчера вышло все очень забавно и в общем хорошо. В Институте мы освободились раньше и пошли вчетвером (Бялый, Томашевский, Мордовченко и я) в “буфет” на 1-й линии выпить водки – согреться (была очень холодная погода) и поднять настроение. Выпили по 150 гр. и явились в Унив[ерси]тет бойкими и веселыми. Совещание было в кабинете ректора под председательством [М. П.] Алексеева. Началось всяческое говорение, из которого выяснились довольно мирные настроения. Потом партчасть попробовала возражать против оговорки в заготовленной резолюции – о неточности сообщенных в печати фактов. Мы отстояли. Я говорил дважды – о кафедре вообще и об оговорке. Резолюция принята – и мы разошлись…»[1429]

14 октября 1946 г. в главной газете страны выступил сам ректор университета профессор политэкономии А. А. Вознесенский. В статье, озаглавленной «Идейно закалять наше студенчество», вместе с указанием на некоторые недостатки подчеркивалось и большое значение Ленинградского университета. По-видимому, А. А. Вознесенский рассчитывал, что появление его статьи охладит пыл особенно ретивых пропагандистов постановлений ЦК ВКП(б).

Единственным факультетом, заслужившим порицание ректора, оказался филологический:

«Надо признать, что в идеологической работе среди студентов нашего университета еще имеются серьезные недостатки, упущения. Нельзя считать нормальным положение, создавшееся на одном из ведущих факультетов – филологическом. Профессора и научные сотрудники этого факультета устранились от проблем современности, мало внимания уделяют разработке вопросов советского литературоведения. Это сказывается на характере курсовых студенческих работ, темы которых оторваны от жизни страны, а политический подход к материалу зачастую подменяется эстетской и формалистической оценкой, некоторые студенты филологического факультета до недавнего времени исповедовали гнилую аполитичную теорийку “искусства для искусства”.

Вскрыты нездоровые явления на философском, историческом факультетах и особенно на искусствоведческом отделении университета. Здесь некоторые ученые придерживаются буржуазных представлений “об автономности литературы и искусства от политики”.

Эти нездоровые настроения являются результатом серьезных недостатков партийно-политической работы в университете.

Администрация, партийная и комсомольская организации университета направляют все свои усилия, чтобы устранить эти недостатки, чтобы поднять идеологическую работу до требований, предъявляемой нашей партией.

Подготовить новые кадры нашей советской интеллигенции, высококвалифицированных специалистов, идейно закаленных бойцов за передовую науку, культуру и технику, такова задача, над решением которой упорно работает Ленинградский университет»[1430].

Статья Вознесенского вселила оптимизм в Б. М. Эйхенбаума:

«Статья скудоумная и казенная, но с хитростью: надо думать, что это ход против врагов. Где он находится и где написал эту статью, не знаю. Характерно, что большая часть статьи написана, в сущности, в защиту Унив[ерсите]та – не о его недостатках, а о его заслугах и достижениях. Это неспроста. Он, верно, расправится со своими врагами –