Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

для него малоощутимым: именно в это время он пережил еще одну личную трагедию. 3 октября он записал в дневнике: «Завтра мне 60 лет. У меня мог бы быть сын 32 лет (Витюшка) и 24 лет (Дима). Не вышло»[1454]. 2 декабря его постигла еще одна утрата – от инфаркта миокарда неожиданно умерла жена: «Как буду жить без нее – не знаю»[1455].

Травля Б. М. Эйхенбаума проводилась публично, что для послевоенного времени еще не стало обыденным. О. М. Фрейденберг пишет в дневнике:

«Возродились публичные поруганья. Первой жертвой стал Эйхенбаум. Его начали травить. Не было собрания, не было статьи, где бы не бесчестили старика, только что потерявшего единственного сына на фронте. Он держался превосходно, с достоинством, и за это его били еще больней. Но он ни разу не унизился, говорил в тактичной форме то, что думал – мягко, умно, с улыбкой, но твердо. Передавали его ученики, что человек он, по существу, нехороший; он всю жизнь не впускал [В. С.] Спиридонова в академическую среду, позже – на кафедру. Но он любил и понимал мысль, был европейцем, замечательно говорил – очень просто, тонко, глубоко культурно. Он был ученый и профессор.

Во время травли он внезапно лишился жены, с которой был очень близок. Он несколько дней не выходил. Но когда вышел – никто не заметил бы в нем никаких перемен»[1456].

Таким образом, основная заслуга в свертывании травли Б. М. Эйхенбаума в конце 1946 г. принадлежит исключительно А. А. Вознесенскому. Пока он был ректором, да к тому же членом горкома ВКП(б) (ну и, самое главное, братом «арифмометра страны»), он умело контролировал работу упоминавшейся Эйхенбаумом партчасти, которая находилась под присмотром и не шла ему наперекор; после ухода Вознесенского ситуация переменилась.

Отдельного упоминания заслуживает тот факт, что Вознесенский сам подобрал парторга в университет: с осени 1945 г. парторгом ЛГУ был Андрей Андреевич Андреев (1906–?). Он окончил геолого-почвенно-географический факультет ЛГУ, после чего был оставлен ассистентом на кафедре экономической географии. Во время войны он был направлен заведующим районным ОНО в Саратовскую область, а в 1944 г. Вознесенский способствовал его переводу в эвакуированный Ленинградский университет на должность помощника ректора. По возвращении университета из эвакуации А. А. Андреев возглавил отдел пропаганды и агитации Василеостровского райкома ВКП(б), а в 1945 г. с согласия Ленинградского горкома был избран парторгом ЛГУ. В 1948 г. он представил к защите написанную во время саратовской эвакуации диссертацию по теме «Историко-экономический очерк города Саратова»[1457]. Тема диссертации также говорит о том, что в выборе своего «замполита» А. А. Вознесенский был достаточно мудрым.

Нонконформист Н. Н. Пунин

Временное ослабление нападок на Б. М. Эйхенбаума было связано прежде всего с тем, что волна обсуждений постановления ЦК временно пошла на спад. Но некоторую роль сыграло и то обстоятельство, что кроме Бориса Михайловича среди университетской профессуры нашелся другой человек, который – единственный – осмелился открыто высказать критическое мнение о постановлении. Это был профессор отделения истории искусств исторического факультета ЛГУ, одновременно профессор Академии художеств Н. Н. Пунин, приходившийся героине постановления А. А. Ахматовой бывшим мужем. Именно связь с Ахматовой, с одной стороны, и с Ленинградским университетом – с другой, делает Николая Николаевича достойным внимания в контексте нашего повествования.

Относительно постановления ЦК он не занял соглашательской, как большинство, или даже половинчатой, как Б. М. Эйхенбаум, позиции. Он был несгибаем: мог молчать, но когда начинал говорить, то не шел на компромисс. «И речь его была злая. Но злая в каком смысле? – Он был беспощаден, если ему что-то не нравилось…»[1458] За это Пунина нещадно «критиковали», но до расправы тогда дело так и не дошло. Он был арестован только в 1949 г., оказавшись белой вороной среди множества гонимых отовсюду евреев. Отчего же так произошло?

Оттого, что у Пунина появился личный «недоброжелатель» – председатель Ленинградского отделения Союза советских художников, будущий президент Академии художеств СССР Владимир Александрович Серов – одна из самых одиозных фигур советского искусства послевоенной эпохи. Конфликт Пунина и Серова начался задолго до постановления 1946 г., а в марте 1945 г. они схлестнулись уже открыто – на специальном обсуждении выставки ленинградских художников, где представляли два противоборствующих направления ленинградской художественной мысли. Выступавший на стороне Н. Н. Пунина художник В. М. Конашевич еще в 1943 г. довольно откровенно характеризовал стиль Серова и его коллег по направлению:

«Они вовсе не художники. Их рассказ о любом событии (хотя бы о событиях Отечественной войны, которые нас так волнуют) ничего не прибавляет к газетному о нем рассказу ‹…›, т. к. они лишены живописного мировоззрения и живописной культуры, т. е. того единственного, что художника делает художником»[1459].

Сам В. А. Серов в показаниях 1949 г. на Пунина в МГБ сообщал:

«В апреле 1945 г. в Союзе художников Пунин Н. Н. читал доклад на тему: “Импрессионизм и картина” и здесь же утверждал: “Советское искусство отсталое искусство, а современное западноевропейское искусство, как, например, искусство Пикассо, а также искусство Западной Европы начала 20-го века, как искусство Сезанна и Ван Гога, является высшим достижением современной культуры”. Как мне помнится, тогда же Пунин говорил, что он не понимает, что такое соцреализм, т. к. это, мол, неопределенное понятие»[1460].

Тогда как точка зрения Серова была совершенно противоположной:

«…Не адский труд Поля Сезанна должен нас увлекать и радовать, а Октябрьская революция! Рабочий класс, жизнь, юность страны – вот что должно увлекать! А вы хотите и грезите о натюрмортах в духе Сезанна…»[1461]

Н. Н. Пунин ожесточенно выступил в апреле 1945 г. против укрепляющегося господства Владимира Серова и единомышленников в ленинградском искусстве на перевыборах руководства ленинградского отделения Союза советских художников, но не преуспел: «В. Серов переизбран председателем. Теперь он надолго укрепился. Дело совсем безнадежно – в ближайшее время искусству нет хода», – записал он тогда в дневнике[1462]. Конечно, преуспел тогда не столько В. Серов, сколько представленное им в советском искусстве направление.

В тот момент Серов еще не мог ответить Пунину со всей силой: показательно, что в начале 1946 г. работы В. А. Серова, представленные на Сталинскую премию, не удовлетворили Всесоюзный комитет по делам искусств[1463]. Но после постановлений ЦК расстановка сил сильно переменилась. Серов перестает работать над портретами участников обороны Ленинграда и переходит к глобальной проблематике – в 1947 г. он заканчивает полотно «В. И. Ленин провозглашает Советскую власть» и получает за нее в 1948 г. Сталинскую премию. С этого момента он постепенно возносится на художественный олимп соцреализма. Вместе с усилением своей власти он