Инцел на службе демоницы 1 и 2: Секса будет много (СИ) - Блум М.

Пусть ее чувства сильнее, чем мои — я в этом не виноват. Не желая ее задеть или ранить, я поступался своими желаниями. Ее горечь, ее обида, ее злость — я чувствовал себя ответственным за них. Но это неправильно. Это не мои — это ее загоны.

И не надо было все так усложнять.

Если она хотела потрахаться со мной, а я просто хотел потрахаться — мы вполне бы могли потрахаться друг с другом. Каждый бы получил то, чего хотел. А если бы она начала требовать чего-то большего, чего бы я в себе не нашел, я вполне мог ей в этом отказать, не чувствуя себя виноватым. Чужие обиды, чужие загоны — они чужие. Пойми я это сразу, создал бы меньше проблем себе и причинил бы меньше боли ей.

Я больше не хочу, чтобы чужие желания определяли мою жизнь. Я могу отвечать только за свои.

Входные двери с шумом распахнулись — электричка остановилась на очередной станции. Скользнув по перрону, мой взгляд рассеянно замер на парочке, пропустить которую было невозможно. Вжавшись друг в друга, парень и девушка горячо целовались, не стесняясь других пассажиров, даже не замечая их, пытаясь взять все от последних секунд перед тем, как электричка тронется и они расстанутся. Громкоговоритель известил об отправлении. Нехотя отстранившись, парень шагнул в сторону двери, однако, вскинув руку, девчонка схватила его за куртку и снова притянула к себе. Забыв про все, он опять ее обнял. Двери закрылись, но им уже было плевать.

Провожая их глазами, счастливых, оставшихся вдвоем на опустевшем перроне, я ему даже невольно позавидовал — в этом жесте была не только страсть. В том, как она схватила и как он остался, было гораздо больше — безмолвное подтверждение, что то, что между ними, дороже планов, рутины и суеты. Если бы меня сегодня схватили так же, я бы тоже никуда не поехал.

Смартфон в руке словно начал жечь. Оживив экран, я открыл аккаунт, который до сих пор был заблокирован. Палец скользнул вверх, и перед глазами пронеслась целая череда откровенных селфи, заставляющих против воли задаваться вопросами. Увижу ли ее еще хоть раз в таком виде? Будет ли у нас хоть что-то еще? Разведенные ноги, приспущенные трусики, родинка на бедре, задранная маечка, выскочившая грудь, гребаный кулончик, с которого все и началось… Снимки продолжали мелькать, болезненные и бесполезные с учетом того, что в этот чат она больше писать не собиралась.

Палец замер, прекратив листать. И что мне с ними делать? Смотреть, дрочить, жалеть, вспоминать, как было хорошо? Если эти селфи — единственное, что мне осталось, то проще, если вообще ничего не будет.

Механически, один за другим палец удалял ее снимки, пока в длинной ленте не осталось ни одного. Закончив, я переключился в соседнюю ветку к адресату, с которым формально нас ничего не связывало — к самой Саше.

Я: «Не волнуйся. Я все удалил».

Рядом с баблом мгновенно высветилось, что сообщение прочитано. Не сводя глаз, я продолжал гипнотизировать окошко, сам не зная, на какой ответ рассчитываю. Сейчас мне бы хватило даже индикатора, что она пытается хоть что-то напечатать. Секунды проходили, стук колес становился все размереннее — электричка сбавляла скорость, приближаясь к очередной станции. Устав смотреть на безжизненный экран, я затолкал смартфон в карман и отвернулся к окну.

Мимо мелькали частные домики, дачи, огороды и старые трехэтажные блочки. Дрогнув, электричка встала на рельсах, и двери отворились. Большая часть пассажиров вышла на потрескавшийся перрон, включая влюбленную школьницу, однако с самой остановки никто не вошел. Дернувшись, поезд снова тронулся, и теперь, кроме меня, в вагоне остались всего пара человек, сидящих в другом конце. Пейзаж за окном был все таким же уныло однообразным. Понимая, что ничего не потеряю, я закрыл глаза, надеясь остаток пути просто проспать.

Впустив поток холода, громко лязгнула дверь, ведущая из тамбура. Следом раздались отчетливые шаги — раздражающе приближающиеся, которые не заглушал даже нарастающий стук колес. А потом напротив меня скрипнула скамейка. Серьезно, в пустом вагоне подсесть к кому-то? Настолько не хватает внимания? Хмурясь, я открыл глаза и чуть не открыл следом рот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На скамейке напротив, лицом к лицу ко мне, в белоснежном деловом костюме, удивительно не вязавшимся ни со стареньким вагоном, ни с облезшей станцией, на которой он появился, сидел Сэл. Что, у него здесь дача? И что выращивает? Яблоки?

Несколько минут мы молчали — я угрюмо, всем видом показывая, что ему не рад, а он довольно, давя своей улыбкой мне на нервы. Под его черными глазами, в которых вполне можно утонуть, даже просто тупить в окно не получится. И что, так будет до самого конца? Так это еще больше трех часов!

— Да что вам опять надо? — не выдержал я.

Сэл неспешно качнул головой.

— Ничего. Просто оказался рядом. Такое ощущение, что тебе не с кем поговорить. Хочешь — поговорим, нет — помолчим…

Чувствуя во всем этом издевку, я сцепил руки на груди и отвернулся к окну, наглядно выражая свое желание. Однако он, предложивший помолчать, молчать явно не собирался.

— С древних времен я прихожу к тем, кто на распутье, кто потерял надежду. Прихожу, чтобы поддержать и дать веру, чтобы помочь…

Честное слово, не знал бы, кто он, подумал бы, что ко мне подсел сектант-миссионер, настойчиво впаривающий то, чего я точно не просил. Почему же, интересно, сам-то упал? Что, к нему никто не пришел?

— Кольцо Асе, — я с досадой повернулся к нему, — вы за этим дали?

Сэл невозмутимо пожал плечами.

— У вас у всех есть право не брать. Демоны искушают, но руку вы протягиваете сами. И потом, — великодушно добавил он, — благодаря мне, тебе удалось лучше понять свою хозяйку.

На миг забывшись, я встретился с его взглядом — и меня мгновенно потянуло в какую-то безнадежную черную бездну, такую глубокую, что из нее вполне можно и не выбраться. Торопливо отведя глаза, я снова отвернулся к окну.

— Чтобы полностью раскрыть потенциал, который дает Би, — продолжил Сэл, — надо безоговорочно верить ей до самого конца. На это способны лишь гении и фанатики. Все остальные, кто случайно оказался рядом с ней, просто самоубийцы…

Электричка набирала скорость, и в такт каждому слову колеса истерично стучали по рельсам.

— Я вижу твои мысли, могу их читать. Она тебе не подходит. Ты умный и осторожный, и связываться с Би тебе противопоказано. Она приведет тебя на эшафот. Сейчас, когда ты сам начал это понимать, — вкрадчиво добавил он, — самое время ее бросить…

Я нахмурился. Говоря, он словно брал какие-то нужные ему мысли, облекал в подходящие слова и ловко проталкивал мне в голову, пытаясь выдать их за мои собственные, решая за меня, что я уже начал понимать, а чего еще нет.

— А вам-то, — покосившись на него, буркнул я, — какая разница?

Сэл устроился на скамейке еще удобнее, явно пока не собираясь уходить.

— Ни в раю, ни в аду, ни на земле — в целом мире никто не знает Би лучше, чем ее знаю я, — отозвался он. — Веками мы с ней сражаемся за одни и те же души. Вечные соперники… Хотя, вернее сказать, веками я спасаю людей от нее…

Стараясь не вслушиваться, я мрачно смотрел в окно, следя за кустами и деревьями, проносящимися вдоль путей так стремительно, что начинала кружиться голова. Мог бы спасать и потише, а то уже сильно раздражает.

— Если бы ты знал о ней то, что знаю я, — голос на скамейке напротив не умолкал, — мне бы даже не пришлось тебя убеждать. Ты бы сам ее бросил…

Мерный стук колес укачивал, словно гипнотизируя, помогая его словам пробираться в голову еще легче — и мне было все сложнее на них не реагировать. Они будто сами застревали в извилинах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Подлинный фамильяр Би никогда бы не стал сбегать от своих проблем. Нет, даже не так: у ее подлинного фамильяра нет проблем, только вызовы, которые он с радостью принимает. С радостью, — повторил Сэл таким тоном, будто сам не понимал, как это возможно, — сражается с обстоятельствами. То, что ты сейчас здесь, уже доказывает, что ты ей не подходишь…