Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придя на свое первое дополнительное занятие, я встретил укоризненный взгляд профессора.
— Ну рассказывайте, что там с вами стряслось, — проговорил Флитвик. — Директор объяснил мне в двух словах, но хотелось бы послушать полную версию.
— Просто стало любопытно, как теперь выглядит мой патронус, — со смущением в голосе ответил я, чувствуя себя полным идиотом. — Профессор, пожалуйста, не рассказывайте никому…
Флитвик усмехнулся и кивнул:
— Хорошо, хорошо, Линг, на этот счет можете не беспокоиться. Но что значит "теперь"? Ведь патронусы-тени не могут меняться, как обычные патронусы…
— Дело в том, — начал я, — что когда профессор Снейп объяснял мне про Темную метку, он сказал, что это сложное многоуровневое заклинание, которое встраивается в магические поля волшебника и каким-то образом влияет на все его колдовство. Например, заклинания воздуха стали у меня получаться хуже, а заклинания воды — лучше. Я подумал, что Метка могла повлиять и на патронуса… ну и вызвал его. А он напал. Я даже не успел ничего сделать.
Флитвик слушал меня со все возрастающим интересом.
— Подумать только, — произнес он. — Заклинание Метки сливается с магическими полями ее обладателя и перестраивает их под себя! Впечатляет, впечатляет… — он спустился со стула и начал взад-вперед ходить по кабинету. Прошла почти минута, прежде чем профессор очнулся от своих размышлений и вновь заговорил.
— Значит, теперь заклинания водной стихии получаются у вас лучше. Как думаете, почему это так?
— Скорее всего потому, что В… в смысле Темный Лорд предпочитает использовать в своих чарах элемент воды, — предположил я. Флитвик вернулся за стол.
— Ага, — сказал он. — И поэтому возникли проблемы с воздухом. А как ваша плеть?
— С плетью вроде все в порядке.
Флитвик снова помолчал.
— Кроме патронуса и чар стихий, вы заметили еще какие-нибудь изменения?
— Кажется, нет.
Я не стал упоминать о том, как чары Темной метки выглядят со стороны, уже начиная чувствовать себя объектом профессионального интереса Флитвика — иначе говоря, подопытным кроликом.
— Ну хорошо, — сказал профессор, решив, наконец, заняться делом. — Давайте посмотрим, что случилось с вашим патронусом, и начнем потихоньку его приручать.
Флитвик достал стоявший на полке преобразователь четырехмерного континуума, немного поколдовал, но на этот раз его кабинет не стал увеличиваться. Вместо этого в одной из стен возник недлинный узкий коридор, в котором моему патронусу было сложно разгуляться. Я поднялся; профессор встал рядом, держа наготове палочку.
— Он очень злой, — на всякий случай предупредил я, но Флитвик только махнул рукой.
— Вызывайте и ни о чем не беспокойтесь.
Я постарался выстрелить заклинанием как можно дальше. Мои предварительные прогнозы оправдались: окутанный ярко-малиновой аурой, патронус бросился на нас в тот же миг, как полностью обрел материальность, но через секунду налетел на выставленное Флитвиком охранное заклятье, оказавшись запертым в коридоре. Яростно шипя и мотая головой, патронус хлестал хвостом из стороны в сторону, бился лбом о невидимую преграду и пытался царапать ее когтями. Флитвик смотрел на него чуть ли не с восхищением.
— Впечатляет… — негромко повторил он. — А знаете, что впечатляет больше всего? — продолжал профессор, поднимая голову и глядя мне прямо в глаза. — То, Линг, что это чудовище — ваша неотъемлемая часть.
Сперва я не понял подтекста фразы Флитвика. Неужели мне следовало стыдиться патронуса лишь потому, что он отражал темную сторону моей личности и брал силы для воплощения в негативных эмоциях? Я собрался было возразить, однако профессор еще не закончил.
— Не поймите меня неправильно — я вовсе не ставлю вам это в вину. Напротив. Он… — Флитвик указал на разъяренного патронуса, все еще стремящегося пробить защиту, — живет в каждом из нас, без исключения. Но нам не нравится об этом думать. Куда приятнее в случае необходимости вызвать изящное, красивое, сверкающее создание, представляя его своим альтер эго… Приятно тешить себя иллюзией, будто мы хорошие, а если и делаем что-то плохое, то виноваты в этом обстоятельства… или другие колдуны, или магглы, или Министерство, или кто-нибудь еще. А он… — Флитвик снова указал на патронуса, — не позволит вам так размечтаться.
— Но я никогда не утверждал, что во всем виноваты обстоятельства, — осторожно заметил я, разобравшись, наконец, к чему клонит профессор. — Я никого ни в чем не обвинял и не обвиняю. Наоборот, я в определенном смысле рад, что все так получилось, потому что смотрю на это как на урок. Уроки ведь не бывают хорошими или плохими. Это ученики бывают ленивыми.
— Бывают и ленивыми, — сказал Флитвик. — И вы, в отличие от них, хотите учиться. Но, стремясь к знаниям и опыту, вы готовы учиться у всех, кто способен научить вас хоть чему-то. Дамблдор… — профессор осекся, словно пожалев, что в пылу разговора произнес имя покойного директора, — Дамблдор говорил, что вашим главным достоинством является умение принимать людей такими, какие они есть, без условий, без вопросов, без попыток переделать их под себя. Но это достоинство лишь в том случае, если не является равнодушием. Да, вы принимаете, не задаете вопросов — тем не менее, всегда ли это правильно? Уроки не бывают плохими, а вот учителя бывают, и еще как!..
— Я не согласен! — возразил я. — Учителя только учат, а решения принимают ученики. Это они выбирают, какие знания использовать и в каких обстоятельствах.
— Верно, Линг, но учителя — не функции и не бездушные машины. Они — живые люди, у них есть желания, мечты, проблемы, пристрастия… Большинство передает свою жизненную позицию косвенно, оставляя студентам возможность формировать собственное мировоззрение, но есть и такие, которые поступают с точностью до наоборот. Поэтому их ученики владеют лишь ограниченным числом вариантов применения полученных знаний и не способны принять полноценное решение с опорой на свое, а не на чужое мнение… В некотором смысле вам повезло, — Флитвик в третий раз указал на патронуса, уставшего биться о прозрачную стену и сидевшего теперь без движения, словно статуя. — Вы всегда будете видеть перед собой свою темную сторону, а потому должны быть критичными, особенно сейчас. Не считайте, что он — настоящий вы, даже если вас станут активно к этому подталкивать.
— Выбор, о котором вы говорите, это всегда выбор одного из двух, — не удержался я, — и ни один из них не лучше другого, если нас принуждают выбирать. В чем разница между хорошим отношением к магглам и плохим отношением к магглам, если и то, и другое продиктовано, по сути, лишь нашим превосходством над ними? Меня призывают верить, что первое правильно, а второе — нет, только потому, что с моральной точки зрения любовь лучше ненависти. А точнее, безопаснее. Все просто помешаны на безопасности!..
Я прервался, почувствовав, что зашел в своих рассуждениях не в ту степь. Флитвик молчал.
— Ваша позиция мне ясна, — наконец, произнес он, — и я подумаю, что на это ответить. А пока давайте займемся патронусом. Кажется, он у нас заскучал.
С питонами я встретился только в конце сентября. На улице ненадолго потеплело, выглянуло солнце, и ученики снова проводили выходные за стенами замка. Первую половину месяца я чувствовал себя неважно, а потому все свободное время старался уделять отдыху, оправдывая этим свое промедление, но в последнюю неделю решил, наконец, избавиться от груза неопределенности, увидеться со змеями и выяснить, что им от меня надо.
— Выглядишь недовольным, — заявил питон, выползший из норы на мой зов. — Может, нам не стоило стараться?
— Я должен был додуматься сам, — с досадой ответил я. — Все же на поверхности лежало!..
— Ага, — хмыкнул питон. — На поверхности. Ползли это мы, как вдруг видим — лежишь ты на поверхности…
Вопреки желанию я усмехнулся.
— Ладно, детеныш, слушай внимательно, — проговорил питон. — За тобой теперь должок, о чем ты наверняка уже догадался…
— И чего вы хотите? — спросил я. Питон недовольно зашипел:
— Ну что за манера такая — перебивать на самом важном месте? Говорят же тебе — слушай внимательно!
— Извини, — сказал я. Питон свился в кольца и поднял голову, став похожим на кобру.
— Но должен ты не лично нам. Твой долг жизни — перед всем змеиным племенем.
"Плохо", подумал я, тут же вспомнив о Нагайне. Питон будто прочел мои мысли.
— Разумеется, это не значит, что если на тебя нападет какой-нибудь свихнувшийся василиск, ты обязан позволить ему себя слопать. Действуй по ситуации. Просто помни, что свой долг ты можешь отдать любой попавшей в беду змее. Сегодня, завтра, через десять лет — неважно. Уяснил?
— Уяснил.
— Вот и отлично, — питон вернулся в горизонтальное положение и заскользил к норе.