Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Дочитав до конца, Зигунов почувствовал, как у него похолодели руки. Такое не мог написать обычный человек. Это эссе явно было не просто болезненной фантазией. В нем чувствовалась реальность.

Аброськин мог писать здесь? Вряд ли, хотя… Какого числа размещено эссе? Январь прошлого года. В то время Аброськин был еще в ДНР. Значит, почти сто процентов — это другой человек.

Петр лихорадочно стал открывать темы Унтервегера.

УНТЕРВЕГЕР. 1 октября.

Главное — это…

Никому и дела нет до меня, а если кто и выглянет из окна — только плюнет, что за маленький, гаденький человечек портит нам картину вселенского потопа?

Маленький. Ничтожный даже. Может быть, я и выгляжу так со стороны. Идет себе куда-то, спешит по своим ничтожным делам.

Но я не только раб и червь.

Я еще и Царь!

Есть у меня Тайны Великие. Тайны величайшие! Вы даже не знаете и не догадываетесь какие, и не уместятся они в вашем разуме и в разуме тысяч таких, как вы! И с этими тайнами я богаче и сильнее вас и всех ваших мужчин в миллион раз.

Вы не подумайте что моя тайна — это огромный топор, который висит у меня под мышкой. Топор и топор, который, перемазанный кровью и с прилипшими волосами, завернутый в пакет, через сорок минут, по моим подсчетам, окажется в реке.

Или что все думают, например, что сейчас я нахожусь на работе, разбираю склад, а я на самом деле подхожу к подъезду, с козырька которого водопадом стекают дождевые потоки.

Или то, что я ненавижу этот мир, этих людей, этот дождь, ненужные, бесполезные, не умеющие думать, не умеющие читать, не умеющие понимать ничего, и достойные только быть вымаранными из этой книги жизни этим самым топором. Что написано пером — не вырубишь топором. А вы, люди, машины и дома — даже не написаны!

Нет.

И это не тайна.

Мои три Тайны великие и ужасные. И начну, пожалуй, с третьей, самой безобидной. Я уже сказал, и если вы внимательно читаете мои экзистенции, то уже все поняли: я писатель и пишу книгу. Учусь делать это правильно, занимаюсь с мастером и хожу в литературное объединение, где оттачиваю свое мастерство с другими начинающими писателями.

Сейчас я работаю над серьезным произведением. Великим, можно сказать. Там будет смесь криминальной психологии, современного классического детектива, а то, что вы сейчас читаете, — это можно назвать чем-то вроде мемуаров, с которыми всем будет интересно ознакомиться после того, как я закончу работу и повешусь на одном из стеллажей.

Но это будет чуть позже.

А сейчас я стою у двери в подъезд. ЕГО подъезд. Мне осталось только протянуть руку и набрать несколько цифр на кодовом замке. Но я медлю. Почему? Почему я медлю? Испугался? Передумал? Или, может, перед решающим шагом, на который толкает меня сила, о которой легко «догадывается» читатель, я начинаю сомневаться, колеблюсь, дрожу от страха? Ха-ха! Не смешите меня. Вы и понятия не имеете, что движет моей рукой, что вдохновляет меня, толкает сюжет вперед. Поверьте, такая банальщина, как месть, злость, обида, зависть или вожделение, не имеют надо мной власти. Мне чужды все эти эфемерные выдумки, которыми люди привыкли оправдывать свои поступки. Зачем? Зачем эти рюши и ламбрекены, когда у меня есть ясное видение перспективы? У меня есть цель и план ее достижения. Эмоции? Переживания? Тьху! Мусор, тлен, ненужная мишура.

Плохо. Плохо. Слишком много слов, слишком много запятых. Все должно быть проще. Текст обязан быть красивым, увлекательным, но он не должен отвлекать от главного — от сюжета и героев. А я, похоже, отвлекся.

Эх, как же все-таки слаба и несовершенна человеческая природа. И вот, казалось бы, мнишь себя величайшим творением Вселенной, а на деле ты не кто иной, как впопыхах спутанный клубок из страхов и обрывков воспоминаний. Что ты есть, человек? Что Я есть?

Я задаюсь этим вопросом снова и снова. Особенно теперь, когда решающий поворот моей жизни все ближе. Нет, мне не страшно — я в предвкушении. С каждым шагом, который вел меня к этому дому, перед которым я стою теперь в бездействии, во мне нарастало ощущение уверенности, правильности и, — что греха таить? — праведности того, что я решил сделать. Никто до меня и, думаю, никто после меня не отважится на подобный экзерсис. Нет, я не тешу себя высокомерной мыслью об уникальности своего взгляда на вещи или возможной славе непонятого гения. Моему герою это не нужно. Его — меня — мучает совсем другой вопрос. Гораздо более масштабный и сложный.

Люди, мажущие по мне равнодушным взглядом из-за мутных стекол машин и домов, не видят во мне ничего. Человек, живая душа, личность, природный феномен для них лишь пустое место, нечто в разы меньшее, чем червяк или пыль на ботинке. И по-своему они правы, потому что и для меня все эти серые статисты — только фон полотна, на котором я собираюсь написать свой шедевр. Но уж они-то, если подойти к каждому и спросить: считаешь ли ты себя пустым местом? — точно ответят «нет». Еще и оскорбятся. А как же! Какой-то незнакомый урод позволил себе подобное хамство. Только вот правдой ли будет такой безапелляционный и тупой в своей простоте ответ? Соответствует ли он истине, объективной реальности, настоящей картине мира? Совсем не обязательно.

Задумайтесь над этим. Задумайтесь, как я — глубоко и всесторонне. И тогда, возможно, вы придете к такому же решению, которое для меня стало лучом, озарившим кромешную тьму непонимания.

Сейчас я открою эту дверь — самую обычную, — поднимусь на третий этаж и… отдерну занавес, скрывающий правду обо мне, моем герое и, возможно, о тебе тоже, мой любознательный читатель.

УНТЕРВЕГЕР. 6 сентября.

В дешевеньком триллере в этот момент у персонажа, который мог бы быть мной, наверное, подрагивали бы руки. Холодок возбуждения ползал бы по позвоночнику, сосало бы под ложечкой. Или еще что, такое же натужное и бесполезное. Но это все глупость, вранье, тлен. Вам только кажется, что так должно быть, что человек, наступающий на порог судьбы своей, непременно должен трястись и пускать слюну, аки безмозглая дрожащая тварь. Нет, мой герой не таков. Совсем не таков.

Мне нечего бояться, я-то ответ уже знаю. Да-да-да. Не ожидали? А все потому, что вы,