Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наше любительское театральное общество каждый год готовило на Рождество очередную пьесу. Моя театральная карьера, которая приостановилась с тех пор, как я сыграл в Форт-Хэйре Джона Уилкса Бута, убийцу президента Линкольна, на острове Роббен возродилась. Наши постановки сейчас назвали бы минималистичными, поскольку не было ни сцены, ни декораций, ни костюмов. Все, что у нас было, – это слова нашей пьесы.
Мне довелось сыграть лишь в нескольких драматических пьесах, зато у меня была одна весьма запоминающаяся роль: Креонт, правитель Фив в трагедии Софокла «Антигона». В тюрьме я прочел некоторые древнегреческие трагедии и нашел их чрезвычайно воодушевляющими. В них подчеркивалось, что характер человека по-настоящему проявляется в трудных ситуациях и что героем можно по праву считать того человека, которого не способны сломить даже самые тяжелые обстоятельства.
Когда в качестве пьесы для представления ее на Рождество была выбрана «Антигона» Софокла, я сам изъявил готовность принять в ней участие, и меня попросили сыграть Креонта, пожилого царя Фив, который вел гражданскую войну за то, чтобы править своим любимым городом-государством Древней Греции. С самого начала пьесы Креонт предстает перед нами как искренний и патриотичный человек. В его речах сквозит мудрость, когда он утверждает, что правитель всегда проявляется в своих практических действиях и что долг перед своим народом важнее преданности отдельному человеку:
«Я знаю: безрассудно полагать,Что понял мысль и душу человека,Покуда власти не отведал он…И кто отчизны благо ценит меньше,Чем близкого, – тот для меня ничто»[84].Креонт безжалостно расправляется со своими врагами. Он принял решение о том, что тело Полиника, брата Антигоны, который предал родные Фивы и погиб в борьбе со своим родным братом Этеоклом, защищавшим город, не заслуживает надлежащего погребения. Антигона, дочь сестры Креонта, однако, выступает против такого решения, считая, что существует более высокий закон, чем закон государства. Креонт не согласен с Антигоной, которая выполнила религиозный обряд погребения своего брата. Он вообще не согласен ни с кем из тех, кто противоречит ему, и готов прислушиваться лишь к своему собственному мнению. Креонт проявляет бескомпромиссность и неуступчивость, в то время как настоящий правитель должен умерять справедливость милосердием. Поэтому именно Антигона, на мой взгляд, олицетворяла нашу освободительную борьбу. Ее вполне можно считать борцом за свободу, поскольку она бросила вызов несправедливому закону государства.
72
Некоторые надзиратели порой вступали с нами в разговор. Я никогда по собственной инициативе не заводил разговоров с надзирателями, но, если они обращались ко мне с тем или иным вопросом, я старался ответить. Когда человек стремится что-то узнать, его бывает легче просветить. Надо признать, что надзиратели обычно задавали свои вопросы с некоторым раздражением: «Мандела, а чего ты на самом-то деле добиваешься?» Или: «Послушай, у тебя была крыша над головой и достаточно еды, зачем ты решил создать себе столько проблем?» Я в любом случае пытался спокойно объяснить надзирателям политику Африканского национального конгресса, избавить их от предрассудков, сложившихся в отношении нашей организации.
В 1969 году на остров Роббен прибыл молодой надзиратель, который проявлял явное стремление познакомиться со мной. Одновременно до меня дошли слухи, что активисты АНК, оставшиеся на свободе, планируют организовать мой побег и что частью их плана является внедрение в тюремный персонал на острове Роббен надзирателя, который должен мне помочь. Спустя некоторое время этот парень связался со мной и сообщил, что, действительно, именно он привлечен к организации моего побега.
Новый надзиратель детально рассказал мне о разработанном плане. Однажды ночью он должен был одурманить наркотиками охранников на маяке, чтобы позволить причалить на берег острова лодке. Он также должен был снабдить меня ключами, чтобы я мог выйти из тюремной секции и пробраться на берег к лодке. Там я получал снаряжение для дайвинга, чтобы доплыть до портовой зоны Кейптауна. Из города меня должны были доставить в местный аэропорт и затем самолетом вывезти из страны.
Я внимательно выслушал этот план и не стал ничего говорить о том, насколько надуманным и ненадежным он мне показался. Я проконсультировался с Уолтером Сисулу, и мы согласились, что новому надзирателю не следовало доверять. Я не стал категорически отказываться от его плана, но вместе с тем не предпринимал никаких действий, необходимых для его осуществления. Должно быть, он понял, что я ему не верю, потому что вскоре его перевели с острова Роббен.
Как оказалось, мое недоверие было вполне оправданно, так как позже мы узнали, что этот надзиратель был агентом Бюро государственной безопасности[85] южноафриканской спецслужбы. Замысел властей состоял в том, чтобы успешно вывезти меня с острова Роббен, но затем убить в драматической перестрелке с силами безопасности в аэропорту при попытке покинуть страну. Бюро государственной безопасности детально разработало весь этот план, включая то, что до меня должны были дойти слухи о подготовке моего побега руководством АНК. Это был не последний раз, когда власти пытались устранить меня.
Срок полномочий начальника тюремной администрации обычно составлял не более трех лет, и к 1970 году мы пережили уже несколько начальников. В этом году на указанной должности находился полковник ван Арде, довольно дружелюбный, безобидный парень, который предоставлял нам полную свободу действий. Однако к концу года власти пришли к выводу, что на острове Роббен требуется совсем другая атмосфера, и новым начальником тюремной администрации на острове был назначен полковник Пит Баденхорст.
Такое развитие событий не предвещало ничего хорошего. Баденхорст слыл одним из самых жестоких и авторитарных офицеров тюремной службы страны. Его назначение однозначно указывало на то, что правительство считало тюремные порядки на острове слишком мягкими, а дисциплину среди заключенных – слишком слабой. Требовалась сильная рука, чтобы держать нас в узде, и полковник Пит Баденхорст вполне годился на эту роль. Его назначение, несомненно, заставило нас тосковать по временам незабвенного Чемодана.
Всякий раз, когда назначался новый начальник тюремной администрации, я просил о встрече с ним. Мне это требовалось для того, чтобы донести до него идею о серьезности того дела, за которое мы боролись, а также чтобы составить о нем предварительное впечатление и попытаться оценить его характер. Когда обратился с просьбой о встрече с полковником Баденхорстом, мне было отказано. Это
