Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

Джонс был не единственным священником, которого отпугнул Эдди Дэниэлс. В свое время нас навещал священник из числа цветных, известный среди заключенных как брат Септембер. Однажды во время воскресной службы заключенный Хенни Феррис, который отличался своим ораторским искусством, вызвался прочесть молитву. Брат Септембер был рад встретить такое религиозное рвение. Хенни Феррис начал говорить возвышенным тоном и в какой-то момент попросил всех присутствующих закрыть глаза и сосредоточиться на молитве. Все, включая брата Септембера, именно так и поступили – за исключением Эдди Дэниэлса, который на цыпочках пробрался вперед, открыл портфель брата Септембера и достал из него свежий номер газеты «Санди Таймс». В тот раз никого ни в чем не заподозрили, однако брат Септембер больше никогда не приносил с собой свежих газет.

Преподобный Андре Шеффлер был священником Голландской реформатской миссионерской церкви в Африке, структуры Голландской реформатской церкви. Последней принадлежали практически все африканеры, а миссионерская церковь вела работу только среди чернокожих африканцев. Преподобный Шеффлер был грубым, консервативным парнем, который обычно читал проповеди только для заключенных общей секции. Как-то в одно из воскресений он случайно зашел в нашу тюремную секцию, и мы поинтересовались у него, почему он не проповедовал нам. «Вы, должно быть, считаете себя борцами за свободу? – презрительно спросил он. – Да вы, должно быть, просто были пьяны в стельку или под кайфом от наркоты, когда вас арестовали. Тоже мне, борцы за свободу! Так я и поверил!» Тем не менее мы бросили ему вызов, пригласив к себе прочесть воскресную проповедь, и в конце 1960-х годов он все же появился у нас.

Преподобный Шеффлер был весьма оригинален в одном отношении: он придерживался строго научного подхода к различным религиозным вопросам. Я нашел это привлекательным. Многие используют науку, чтобы развенчать религию, а преподобный Шеффлер обращался к научным фактам, чтобы подкрепить ими религиозные убеждения. Мне вспоминается одна проповедь, в которой он рассказывал нам о трех мудрецах с Востока, которые следовали за звездой, пока она не привела их в Вифлеем. «Это не просто миф», – подчеркнул он и привел свидетельства астрономов о том, что в то время, действительно, существовала комета, траектория движения которой описана в Библии.

По мере того как преподобный Шеффлер знакомился с нами, он проявлял к нам все больше симпатии и отзывчивости. У него было острое чувство юмора, и он любил подшучивать над нами. «У белого человека в этой стране задача гораздо сложнее, чем у чернокожего африканца, – как-то заявил он нам. – Ведь всякий раз, когда возникает та или иная проблема, мы должны найти ее решение. А когда какие-нибудь проблемы возникают у вас, чернокожих африканцев, вы всегда находите самый простой выход из положения. Вы говорите: “Ingabilungu”». Мы дружно расхохотались – и не только потому, что его произношение было непреднамеренно комичным, но еще и в связи с тем, что нас позабавила сама его идея. Все дело в том, что выражение Ngabelungu на языке коса означает «это все белые виноваты». Преподобный вел речь о том, что мы привыкли сваливать все наши беды на белого человека. Тем самым он хотел донести до нас ту мысль, что мы должны начать сами отвечать за свои действия. И я был с этим полностью согласен.

То, чем воскресенье было для всей недели, Рождество являлось для всей остальной части года. Это был единственный день, когда тюремные власти проявляли к заключенным хоть какую-то доброту. На Рождество нам не нужно было идти на работы в карьер, нам разрешали купить себе немного сладостей. Для нас не устраивалось традиционного рождественского ужина, однако вечером нам выдавали дополнительную кружку кофе.

Тюремная администрация разрешала нам организовать концерт, провести различные турниры и поставить пьесу. Концерт являлся центральным событием. Нашим хормейстером был Селби Нгендейн из Панафриканского конгресса. До того как перейти на сторону панафриканистов, он входил в состав Молодежной лиги Африканского национального конгресса. Он был прирожденным артистом с прекрасным голосом и тонким слухом.

Селби Нгендейн подбирал песни, аранжировал их, выискивал солистов и дирижировал нашим хором. Концерт проводился рождественским утром в тюремном дворе. Мы перемежали традиционные английские рождественские песни с африканскими, вкрапливали в свой репертуар несколько песен протеста. Тюремные власти либо не видели в этом особой крамолы, либо просто не считали нужным углубляться в этот вопрос. Нашей аудиторией выступали надзиратели, и они наслаждались нашим пением так же, как и мы сами.

До того как оказаться в тюрьме, Селби Нгендейн не воспринимался в качестве серьезного политика, однако в заключении он проявил свои лучшие качества и стал заметной личностью. В тюрьме любят тех, у кого жизнерадостный характер, а у Селби он был именно таким. Тюрьма – это всегда испытание для человека, в котором проверяется его характер. Некоторые, попав в тюрьму, закаляют свой характер и раскрываются с лучшей стороны, в то время как другие оказываются совершенно иными, чем казались на свободе.

Кроме концерта, мы организовали также турниры по шахматам и шашкам, играли в слова и бридж. Я каждый год принимал участие в соревнованиях по шашкам и несколько лет подряд выигрывал главный приз, которым обычно являлся шоколадный батончик. Мой стиль игры отличался неторопливостью и продуманностью каждого хода, я проявлял крайнюю осторожность, тщательно просчитывая возможные последствия каждого варианта. Перед каждым ходом мне требовалось много времени на то, чтобы основательно обдумать его. Мне не хотелось бы проводить каких-либо аналогий, но точно так же я предпочитал действовать и в политике.

Большинство моих соперников играли гораздо быстрее и порой просто теряли терпение, оказавшись со мной за одной доской. Чаще всего моим противником оказывался Дон Дэвис, член Движения за неевропейское единство Южной Африки. Он вырос в Кимберли, городе, за которым закрепился статус алмазной столицы страны. Дон Дэвис был суровым, бесстрашным парнем, однако чрезвычайно нервным. Он прекрасно играл в шашки, но его стиль игры разительно отличался от моего. Когда Дон принимал участие в соревнованиях по шашкам, по его лицу струился пот от напряжения и волнения. Он делал свои ходы настолько быстро, словно за скорость начислялись очки. Мы с Доном несколько раз оказывались в финале нашего ежегодного тюремного турнира.

Дон называл меня Кипу из-за одной привычки, которая у меня была при игре в шашки. Я тщательно обдумывал все возможные варианты, после этого, приготовившись перемещать свою шашку, я кричал: «Qhipu!» («Я хожу!») – и затем уже двигал ее. Дона это выводило из себя, и он называл меня Кипу скорее в раздражении, чем по-дружески.

Мы с Доном сыграли во многих турнирах, и даже если он выигрывал, то через несколько минут возвращался и предлагал мне