Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Поэму «Друзья, я это знаю по себе» Дин написал сразу после того, как вернулся из Чили в Восточный Берлин. Далась она ему легко, поскольку впечатления от пребывания в чилийской тюрьме еще были свежи в памяти Дина и продолжали будоражить его сознание. Поэтому, когда он сел писать эту поэму, она родилась за считаные часы.

Я это знаю по себе,что значит долгими часамишагать по камере, шагамибессчетными, как по судьбе,по тесной камере кружить,как тигр, который хочет жить.Я это знаю хорошо,как холод проникает в телои коброй вьется над душой,пугает призраком расстрела,и даже теплое дыханьесливается с ознобом зданья.

Я это знаю наизусть,как хочется заснуть спокойно,но сон идет тропой окольной,и стоит хоть на миг уснуть,как заорет охранник в ухо:«Не кутать в одеяло руки!»Да, я свидетель кратких встреч,когда еще не вдовы – женыв тюрьму входили напряженно,свиданья тают вроде свеч,беда для тех, кто был годамисовместно сердцем и делами.Молили молча жен: «Не плачь!Возьми себя скорее в руки,чтоб ни охранник, ни палачне увидали этой муки».Да, приносили вам свиданьяпечаль по милым и страданья.Я из тюремного окначасами наблюдал: машиныво двор въезжали допоздна,шли заключенные, мужчины,по одному, из тех, кто в «красных» —навек в «особенно опасных»…Пари держу: в тюремный дворне привезут для блага мирадельца, заводчика, банкира, —и вновь выигрываю спор!По клеткам разводили вас —бесправных и осиротелых,вас, обездоленных, но смелых,кому еще не пробил час,ведь полицейские рабывас не отторгли от борьбы!Я пыток тех не испытал,от коих вздрагивают стены,когда летят ночные стоны —и содрогается металл.Однажды в камеру ко мневтолкнули женщину(был жутоктрагичный лик ее,пять сутокее пытали…),вся боль израненного телаперелилась в меня,всецелопостиг и я, почти крича,что значит «ласки» палача.

Друзья, превыше всяких благпусть в мире славится свобода, —но не свобода небосвода —вся в равнодушных облаках…Свобода двигаться кудаглаза глядят!Свобода звонкосмеяться,обнимать ребенка!Быть с милой женщиной всегда!А то с дочуркой в зоосадвдруг заглянуть, любя и веря,и вот за прутьями оградувидеть загнанного зверя.Он мечется, скрывая злость,по камере, готовый к бою…Я не сдержу невольных слез,а дочка спросит: что с тобою?Пусть слезы превратятся в соль,как будто клятва и молитва,что не окончится та битва,пока жива на свете боль…Пока в тюрьме друзья мои…Я вызволю вас из темницы,чтоб вы, свободные, как птицы,рванулись в новые бои.И это главное в судьбе.Все тропы дантовского адапрошел, друзья, я с вами рядом.Все это знаю по себе.

Эта поэма была напечатана в ГДР, а чуть позже и в Советском Союзе. Причем в Восточный Берлин за ней специально был прислан ответственный секретарь Советского комитета защиты мира. А уже спустя три месяца поэма увидела свет в СССР (ее опубликовала газета «Советская культура» в номере от 23 сентября 1975 года). Однако вернемся на некоторое время назад.

В ГДР Дин вернулся в не самом лучшем физическом состоянии, поэтому какое-то время ему пришлось заниматься собственным здоровьем. Его поместили в привилегированную клинику, обслуживающую восточногерманскую элиту, где им занялись лучшие врачи. В итоге домой он вернулся посвежевшим и готовым к новым путешествиям. Правда, его продолжала мучить бессонница, от которой он спасался обычным способом – с помощью пилюль со снотворным. Вообще нервная система Дина в последнее время все чаще стала давать сбои, что вполне закономерно: тот образ жизни, который он вел, не мог привести к другим результатам. Об этом же Дину говорили и врачи в немецкой клинике, которые советовали ему несколько умерить свою активность. Но он в ответ только отшутился: «Сидеть дома в кресле у камина у меня не получится. Боюсь умереть от скуки». Поэтому, пробыв дома с Вибке каких-то несколько недель, Дин в середине июля вновь сорвался с насиженного места – отправился в Москву на IX Международный кинофестиваль.

Фестиваль начался 10 июля и собрал 1300 кинематографистов из 100 стран. Практически все они поселились в восточном крыле гостиницы «Россия». Дин жил там же и чувствовал себя превосходно: многих работников гостиницы он хорошо знал и относился к ним как к родным людям. Кроме этого, он встретил в Москве и своих друзей, в том числе и Эве Киви, которая тоже принимала участие в этом фестивале. Дин и Эве совершенно не стеснялись показывать на людях свои теплые чувства друг к другу, практически каждый день проводя вместе.

На тот момент Киви была по-прежнему свободна от уз Гименея, однако, помимо Дина, имела еще одну привязанность – того самого Данило Бартулина, который когда-то работал личным врачом Сальвадора Альенде. После сентябрьского переворота 73-го года Данило попал в лапы хунты и прошел через 11 концлагерей, в том числе через стадион «Чили» (он сидел там с Виктором Харой и был одним из последних людей, кто видел его живым). Затем Данило устроили побег и он попал в Мексику. Оттуда он связался с Киви, и между ними установилась переписка. А потом они увиделись – Данило тогда приехал в Москву, сопровождая вдову Альенде Ортенсию де Бусси. Дин был хорошо осведомлен об этой связи, однако претензий Киви не предъявлял, поскольку сам был женат.

Те июльские дни запомнились Дину с самой лучшей стороны. После тюремного заключения в Чили ему требовалась мощная положительная разрядка, которую Московский кинофестиваль предоставлял ему в полной мере. К тому же творческие дела Дина складывались самым лучшим образом. В июне в ГДР состоялась премьера фильма «Братья по крови», которая прошла с триумфом. За полтора месяца проката картина собрала огромную кассу и много положительных откликов в прессе.

Для большинства этот триумф явился полной неожиданностью. Дело в том, что в том году в ГДР отмечалось 10-летие со дня рождения первого «дефа-вестерна» («Сыновья Большой Медведицы»), однако этот юбилей вызвал массу скептических выводов. Многие считали, что «дефа-вестерны» исчерпали себя как в финансовом отношении (они уже не приносили те баснословные деньги, которые падали на них золотым дождем в начале пути), так и в идеологическом. Поэтому предлагалось либо полностью прекратить их производство, либо остановиться и сделать передышку в несколько лет. Как вдруг фильм «Братья по крови» вновь вернул интерес к «дефа-вестернам», став лучшим фильмом 1975 года в ГДР. Правда, у скептиков вновь нашлось оправдание этому феномену: дескать, зритель клюнул исключительно на присутствие в картине двух звезд – Гойко Митича и Дина Рида. Это было сущей правдой и практически никем не оспаривалось. Поэтому успех «Братьев по крови» и не стал поводом к продолжению «дефа-вестернов» – их производство будет «заморожено» в ГДР на несколько лет. А когда эти «заморозки» закончатся, это будет уже другое кино. Фильм «Северино» (1978), которым «ДЕФА» продолжит свою серию «вестернов», можно отнести скорее к серьезному жанру драмы, чем к приключениям. Однако вернемся непосредственно к герою нашего рассказа.