Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Выслушав доклад руководителя ДИНА, Пиночет спросил его, где содержится Дин. Узнав, что этим местом стала тюрьма «Вилья Гримальди», которую маркистская пропаганда успела окрестить «основным местом пыток пиночетовского режима», диктатор мысленно воздал хвалу руководителям своей спецслужбы: он понял, что таким образом те хотели показать миру, что из этого ужасного места люди не только уходят на тот свет, но и благополучно выходят на свободу. А то, что Дина Рида никто не собирается убивать, Пиночет понял сразу – в противном случае ему бы вряд ли доложили о его аресте. Диктатор хорошо знал своих ищеек: они могли тайно вывезти этого американского бунтаря куда-нибудь за город и растворить его тело в бочке с серной кислотой. И никто бы не нашел никаких концов. Мало ли за эти два года в Чили пропало бесследно людей? (Как установит в 1990 году специальная комиссия, за 17 лет правления Пиночета в Чили бесследно исчезли после ареста 975 человек. Но это были только доказанные документами случаи, а если учитывать еще и случаи документально не подтвержденные, то число пропавших без вести исчисляется тысячами. – Ф. Р.)

После непродолжительной паузы, которая понадобилась Пиночету для того, чтобы вынести свое решение по поводу услышанного, диктатор подвел итог этой встрече. Глядя в глаза руководителю ДИНА, он произнес:

– Судя по тому, что я от тебя услышал, ты прекрасно отдаешь себе отчет, что надлежит делать. Вот и действуй в том же ключе. Все должно выглядеть законно. Сообщите о факте ареста Дина Рида прессе, после чего проведите над ним суд. После того как за его освобождение выступят его товарищи, пойдите им навстречу – вышлите этого бунтаря из страны. Короче, дайте прессе повод раструбить на весь мир, что Пиночет совсем не исчадие ада.

В «Вилья Гримальди» Дин провел почти три недели. Все это время с ним обходились вполне цивилизованно: сносно кормили, регулярно выводили на прогулки, не мучили допросами. Правда, среди тюремщиков попадались разные люди. Один из них, например, сразу невзлюбил Дина и при каждом удобном случае стремился поставить на место. Например, вечером в камере было особенно холодно, и Дин, чтобы согреться, кутался в одеяло. Однако каждый раз, когда он это делал, охранник в окошко кричал ему: «Руки держать поверх одеяла!» И Дину приходилось находить другие средства, чтобы согреться: например, ходить по камере и делать гимнастические упражнения.

Несмотря на сносные условия, которые Дину устроили в тюрьме, он прекрасно понимал, что это скорее исключение, чем правило. Ночами он слышал глухие стоны и крики, которые доносились из соседних блоков и явно указывали на то, что к остальным заключенным здесь относятся по-другому. Но особенно Дина потряс один случай, который случился прямо средь бела дня. Он стоял у окна и наблюдал за тем, как в тюремном дворе из «воронка» выгружают очередную партию заключенных, когда дверь в его камере внезапно отворилась и туда втолкнули женщину в арестантской робе. Вид ее был ужасен: лицо было разбито в кровь, а голые ноги от колен и до пят буквально почернели от кровоподтеков. Женщина тяжело дышала, а ее взгляд был настолько отрешенным, что казалось, будто он принадлежит не человеку, а скотине, которую через секунду отправят на бойню.

В какой-то миг Дину показалось, что ноги женщины вот-вот подкосятся, поэтому он бросился к ней и попытался поддержать под руки. Но женщина сделала жест рукой, давая понять, что это лишнее. Потом, еле двигая разбитыми в кровь губами, произнесла фразу, которая заставила сердце Дина буквально сжаться от боли:

– После пяти суток непрерывных пыток упасть на бетонный пол для меня не самое страшное.

Это была единственная фраза, которую успела произнести женщина. В следующую минуту дверь камеры снова отворилась, и тюремщик, схватив женщину за локоть, вытащил ее в коридор. Как понял Дин, эта встреча была незапланированной, просто в тот миг по коридору вели какого-то заключенного, с которым не должны были встречаться другие зэки. Вот женщину и втолкнули в первую же попавшуюся камеру.

Весь остаток дня Дин только и делал, что думал об этой женщине. До этого он много слышал от своих чилийских товарищей, а также читал в газетах о пытках, которые пиночетовская охранка практикует в своих тюрьмах. Однако одно дело слышать об этом и читать, и совсем другое – увидеть результаты этих пыток воочию.

В феврале 1975 года на очередной сессии Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили был распространен документ о систематических издевательствах, которые применяла хунта к врагам режима. Дин читал этот документ и буквально ужасался изощренности пиночетовских палачей. В их арсенале было более двух десятков различных пыток, начиная от «цивилизованных» – электрошока и подвешивания заключенных за ноги и за руки к потолку – и заканчивая «варварскими» – пытки голодными крысами и помещение в карцер, кишащий насекомыми. Многие из этих пыток, как писалось в документе, превзошли собой даже гестаповские. К слову, одним из главных консультантов ДИНА был Вильгельм Рауф, который в годы войны был штандартенфюрером СС и «прославился» тем, что был одним из авторов «душегубок» (газовых камер). Вообще в пиночетовских спецслужбах служили несколько десятков бывших нацистов, которые после войны нашли свое прибежище в Чили и все эти годы жили в специальном закрытом поселении.

Несмотря на все старания хунты скрыть факты массовых издевательств над заключенными, правда все-таки просачивалась за пределы страны. Однако все попытки мировой общественности приехать в Чили с инспекцией лагерей и тюрем (в частности, этого добивалась Специальная рабочая группа Комиссии ООН по правам человека) хунта отвергала. «У нас пытки не применяются, поскольку это чуждо нашему образу мыслей и действий», – заявляли высокопоставленные чилийские дипломаты.

Размышляя в тюремной камере обо всем этом, Дин прекрасно отдавал себе отчет, что он находится в привилегированном положении. Если бы ДИНА захотела его убрать, она бы давно это сделала, причем эта акция была бы по-настоящему устрашающей: перед смертью его бы наверняка жутко пытали, мстя тем самым за активную антипиночетовскую деятельность. Но вместо этого его вот уже три недели держат в тюрьме и даже пальцем не трогают. «Судя по всему, меня собираются использовать в пропагандистских целях, – думал Дин. – Выпустят на свободу, а потом раструбят на весь мир, как хунта гуманна со своими противниками. Только ведь я тоже молчать не буду и подробно опишу все, чему был здесь свидетелем».

Наивно думать, что главари хунты не понимали этого. Однако они исходили из того, что свидетельства Дина Рида станут всего лишь очередными в длинной череде таких же свидетельств, которые гуляли по миру. Как говорится, одним свидетельством больше, одним меньше – не суть важно. Другое дело – факт освобождения видного борца за мир из пиночетовских застенков. На этом факте можно было строить мощную пропагандистскую кампанию, которая могла на какое-то время стать козырем в общениях главарей хунты с мировым сообществом. И эта кампания была проведена с большой помпой. Сначала Дина Рида отдали под суд как принципиального врага пиночетовского режима и присудили его к 10 годам тюремного заключения. Затем Пиночет лично помиловал его, пойдя навстречу как мировому сообществу, так и своему родному, чилийскому (в Чили за освобождение Дина выступили разные силы: начиная от левых и заканчивая «Викариатом солидарности», который был создан католической церковью и считался в Чили одной из самых влиятельных оппозиционных организаций, поскольку обижать церковь хунта все-таки опасалась). Вот почему, когда Дин Рид благополучно вернулся на свою вторую родину, в ГДР, эта история не была раздута средствами массовой информации Восточного блока как пропагандистская. Там понимали, что в таком случае придется объяснять миллионам граждан социалистических стран, каким образом Дин Рид избежал длительного тюремного заключения (в результате помилования, которое подписал Пиночет). Но поскольку и скрыть эту историю тоже было нельзя, был выбран самый удобный вариант: были опущены подробности попадания Дина в Чили, зато его рассказ о тюремных впечатлениях был озвучен в полную силу. Причем рассказ появился не в прозе, а в стихах.