Автобиография одной итальянской семьи - Санто Версаче

дворца XIX века, призванного повысить их ранг. В это время в кабинете специалиста по торговому праву Альдо Джарриццо, которого суд назначил куратором наследия Андреа Риццоли[43], должен был состояться торг между теми, кто во вторник внес в качестве залога треть от заявленной суммы в шесть миллиардов. Одна из сторон заявила надбавку в пятьдесят миллионов сверх заявленной суммы. Но торг не состоялся, поскольку в кабинет Джарриццо в тот день явился только представитель Версаче. Остальные претенденты на дворец, Валентино и Труссарди, знатные фамилии, которые могли бы участвовать в торге, решили отступить, причем все по одной и той же причине».

В сущности, между строк в статье Джакомони ясно читается, что мы относимся к разряду тех нуворишей, что завладевают старинными символами миланской культуры. Мы составляем конкуренцию другим производителям, которые ни за что не согласились бы работать под одной крышей с нами.

Затем автор статьи поясняет: «Выкупив палаццо в два приема, Версаче заключил блестящую сделку, поскольку ему удалось сэкономить, навскидку, около семи миллиардов».

Мы оба, и Джанни, и я, так долго мечтали войти в этот дворец. Я был готов выложить на бочку девятнадцать миллиардов лир. Так я и сказал Джанни. А он ответил: «Достаточно и того, что ты не позволил перебить ставку Версаче. Да выкладывай сколько хочешь». Мы друг другу доверяли.

Настолько доверяли, что он не раз просил меня помочь ему в сугубо личных вопросах: избавить его от «бойфрендов», которые становились назойливыми и которых он не желал больше видеть. Нескольким из них я помог собрать чемоданы. Однажды, когда мы выехали в Кортину, чтобы поработать там вместе с Джиромбелли, он доверил мне важное поручение: сменить замки у него в доме, чтобы отставленный «бойфренд» не смог туда войти.

Джанни совершенно не умел завершать все свои любовные истории. К созданию себе неприятностей у него тоже был талант. На помощь он всегда призывал меня.

Он умел вытащить на свет божий все хорошее, что было в дорогих ему людях. Так, он убедил Франко Люссану, школьного учителя, уйти из школы и работать рядом с ним. И Франко оставался у нас до того времени, пока не вышел на пенсию. Антонио Д’Амико имел множество контрактов как консультант, но настал момент, с которого он начал работать только с Версаче, занимаясь линейкой спортивных товаров и линейкой Instante («Инстанте»). Еще одним человеком, которого Джанни хотел постоянно иметь при себе, был Пауль Бек, бывший раньше моделью. Он ездил инспектировать все кампании на местах. А вместе с ним в далекое путешествие Джанни отправлял Донателлу. И в азарте интересного путешествия Донателла и Пауль друг в друга влюбились. Поженились они в Мольтразио в 1983 году. Мы все были у них на свадьбе. Через три года родилась Аллегра, а еще через три года – Даниэль, мои племянники.

10

В 1993 году у Джанни диагностировали редкий вид опухоли, развившейся в ухе. Три года по беспроводным телефонам расползались слухи и сплетни. «У Джанни СПИД, семейному бизнесу конец», – твердили со всех сторон. По счастью, опухоль оказалась доброкачественной, Джанни взялся курировать профессор Мауро Морони, и брат достаточно быстро вошел в форму.

На делах его состояние никак не отразилось: все это время он продолжал работать.

Но страх и беспокойство нас не оставляли, и мы часто задавали себе вопрос: что же со всем этим будет после него? Джанни решил передать часть своих акций Донателле, уже работавшей рядом с ним над линией Versus. Раз за разом он выводил ее вместе с собой на подиум. Кроме того, уже после того как из дела вышли Лути и Бандьера, Джанни попросил дать больше свободы Донателле. До этого момента мы с ним делили акции пополам, но теперь установили новое соотношение: сорок пять процентов получал Джанни, тридцать пять процентов Санто и двадцать – Донателла.

Моя обычная щедрость и готовность помочь привели к тому, что я спокойно отказался от солидной части своих акций. Операция, подготовленная специалистом по торговому праву Джованни Травиа, была составлена с «кредитом подателю сего, конвертируемым по истечении срока в семь лет». В точности через семь лет, в 1996 году, мы заключили договор о формировании нового распределения акционерного участия между нами тремя.

Впоследствии Джанни попросил, чтобы у него снова были пятьдесят процентов акций. После долгих месяцев дискуссий, ради успеха общего дела, а также потому, что я работал над котировкой акций на бирже и над предполагаемым слиянием с «Гуччи», я согласился передать ему в долг пять процентов своих акций. Он заверил меня, что они ко мне вернутся.

Перераспределение акций произошло ровно за месяц до трагедии в Майами.

Нотариус Поцци и Джованни Травиа спешили удовлетворить просьбу Джанни и составили проект документа с таким расчетом, чтобы окончательно его отредактировать и сформулировать в сентябре, после отпуска.

Гибель Джанни помешала окончательно довести документ до кондиции.

Акции или не акции, но у Донателлы возникло совершенно естественное желание профессионально утвердиться, и она искала способ выйти из-под тени Джанни, которая одновременно и защищала ее, и преграждала ей дорогу.

После Майами, после гибели Джанни сместились все точки равновесия.

Первые коллекции Донателлы рецензенты приняли благосклонно, но прохладно. Пустоту, оставшуюся после смерти Джанни, было трудно заполнить.

В завещании Джанни оставлял свою долю в семейном деле, то есть пятьдесят процентов, Аллегре, первенцу Донателлы, которой в то время было всего одиннадцать лет. Мне было положено тридцать процентов акций, Донателле – двадцать. А это означало, что до самого 2004 года, когда Аллегре исполнится восемнадцать, в руках у Донателлы сосредоточатся семьдесят процентов семейного дела. А как приложение к этому – глаза, следящие за каждым нашим шагом вперед без Джанни. Для нас это было чрезмерной нагрузкой.

Первые коллекции, лично утвержденные Донателлой, рецензенты приняли благосклонно, но прохладно. Пустоту, оставшуюся после ухода Джанни, было трудно заполнить. Кроме того, эта пустота неожиданно открыла дорогу конкуренции и зависти, которую возбуждал Джанни. В особенности отличился один стилист, который, вдохновившись гением Франки Соццани[44], начал копировать мотивы, рисунки и силуэты наших фабричных марок и переманил солидную часть наших клиентов.

Я очень тяжело переживал гибель брата и был совершенно раздавлен. В пятницу вечером я уезжал из Милана в Мольтразио и закрывался там в бесконечной печали. Кристиана со мной не ездила, и я спал на кровати Джанни один. Я вспоминал наши разговоры, мелкие ссоры, думал о времени, потраченном на глупые пустяки, а больше всего о том, что мы так много могли бы еще сделать вместе, а теперь все это неизбежно обратится в прах. Будто слезы, смытые дождем, как сказал Рутгер Хауэр в «Бегущем по лезвию».