Работа и любовь - Ярослав Смеляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЛЮБКА
Посредине летавысыхают губы.
Отойдем в сторонку,сядем на диван.Вспомним, погорюем,сядем, моя Люба.Сядем посмеемся,Любка Фейгельман!
Гражданин Вертинскийвертится. Спокойнодевочки танцуютанглийский фокстрот.Я не понимаю,что это такое,как это такоеза сердце берет?
Я хочу смеятьсянад его искусством,я могу заплакатьнад его тоской.
Ты мне не расскажешь,отчего нам грустно,почему нам, Любка,весело с тобой?
Только мне обидноза своих поэтов.Я своих поэтовзнаю наизусть.
Как же это вышло,что июньским летомслушают ребятаимпортную грусть?
Вспомним, дорогая,осень или зиму,синие вагоны,ветер в сентябре,как мы целовались,проезжая мимо,что мы говорилина твоем дворе.
Затоскуем, вспомнимпушкинские травы,дачную платформу,пятизвездный лед,как мы целовались —у твоей заставы,рядом с телеграфом,около ворот.
Как я от райкомаехал к лесорубам.И на третьей полке,занавесив свет,«Здравствуй, моя Любка»«До свиданья, Люба!» —подпевал ночамипасмурный сосед.
И в кафе на Трубнойзолотые трубы, —только мы входили, —обращались к нам:«Здравствуйте,пожалуйста,заходите, Люба!Оставайтесь с нами,Любка Фейгельман!»
Или ты забылакресло бельэтажа,оперу «Русалка»,пьесу «Ревизор»,гладкие дорожкисада «Эрмитажа»,долгий несерьезныйтихий разговор?
Ночи до рассвета,до моих трамваев.Что это случилось?Как это поймешь?Почему сегодняты стоишь другая?Почему с другимиходишь и поешь?
Мне передавали,что ты загуляла, —лаковые туфли,брошка, перманент.Что с тобой гуляетрозовый, бывалый,двадцатитрехлетнийтранспортный студент.
Я еще не видел,чтоб ты так ходила, —в кенгуровой шляпе,в кофте голубой.
Чтоб ты провалилась,если все забыла,если ты смеешьсянынче надо мной!Вспомни, как с тобоювыбрали обои,меховую шубу,кожаный диван.До свиданья, Люба!До свиданья, что ли?Все гы потопила,Любка Фейгельман.
Я уеду лучше,поступлю учиться,выправлю костюмы,буду кофий пить.
На другой девчонкея могу жениться,только ту девчонкутак мне не любить.
Только с той девчонкойя не буду прежним.Отошли вагоны,отцвела трава.
Что ж ты обманулавсе мои надежды,что ж ты осмеялалучшие слова?
Стираная юбка,глаженая юбка,шелковая юбканас ввела в обман.
До свиданья, Любка,до свиданья, Любка!Слышишь?До свиданья,Любка Фейгельман!
ВОР
Бывают такие бессонные ночи:лежишь на кровати — скрипит кровать,и ветер, конечно, не много, не очень,но все же пытается помешать.
И дождик невзрачный, унылый и кроткийпадает на перезревшие ветки,и за фанерною перегородкойвздыхает беременная соседка.
В такую–то полночь (верьте не верьте),потупив явно стыдливый взори отстранив назойливый ветер,в форточку лезет застенчивый вор.
Мне неудобно, мне даже стыдно.Что он возьмет — черновики?Где ж это, братцы читатели, видно,чтоб похитители крали стихи?
Ему же надо большие узлы,шубы, костюмы, салфетки и шторы.Нет у меня ничего и, увы,будет, наверно, не скоро.
Думаю я: ну ладно, что ж,трудно бедняге — привычка.В правой руке — настоящий нож,в левой руке — отмычка.
Лезет в окно, а оно гремитджаз–бандом на вечеринке.
Фонарь зажигает — фонарь не горит(наверно, купил на рынке).
На стул натолкнулся, цррвал штаны.Конечно, ему незнакомо…
Зажег я свет и сказал: — Гражданин,садитесь, будьте как дома.
Уж вы извините, что я не одет,вы ведь не предупредили,вы ж за последние двадцать летдаже не заходили.
Быть может, не нравится вам. разговор,но я не о вашей вине ведь.Оно конечно, вы опытный вор,вам это дело виднее.
Но вам неудобно на улицу — дождь,еще, чего доброго, схватите грипп.И вор соглашается: — Нет, отчего ж,давайте поговорим.
Потом я мочалил над примусом спички(«Не разжигается, стерва!»),а вор в это время своею отмычкойпытался открыть консервы.
И только когда колбаса подгорелаи чайник устал нагибаться,я бухнул: — Мне кажется, устарелаваша квалификация.
Мне кажется (в этом уверен я),что за столом не мы,не просто два человека сидят,а старый и новый мир.
Один этот — новый и нужный нам,растущий из года в год.Один этот — наш — выдвигает плани выполняет его.
Один этот — я даже захлебнулсяи ложечкой помахал, —один этот бьется горячим пульсомв каждой строке стиха.
В одном этом мы вырастаем и любим,в одном этом парни отвагой горят.Один этот в «с называет «люмпен»и добавляет «пролетариат».
И вы, представитель другого мира,попавший к строителям невзначай,сидите в чужой коммунальной квартиреи пьете взращенный ударником чай,едите из этих веселых тарелок,готовых над вами смеяться.
Она действительно устарела,ваша квалификация.
Вы мимо труда, пятилетки мимоходите мокрою ночью,и это когда нам необходимыпрофессор и чернорабочий.
Ах, в чью стенгазету,зачем и комувам написать, неодетому:«Товарищ завком, оглянись, ау!»,«Охрана труда, где ты?»
И знаете что? Я придумал исход:идите, пожалуй, хоть к нам на завод.
У вас накопилась какая–то ловкость,научитесь быстро. И скоровы будете в новой просторной спецовкестоять над гудящим мотором.
Вам в руки дадут профсоюзный билет,вам премией будет рубашка,и мы напечатаем ваш портретв нашей многотиражке.
Вы нам поможете, мы проведемпятилетку в четыре года.Вы в комнату эту войдете и днеми даже с парадного входа.
Рассвет начинается. Лампа горит.
По небу плывут облака.
А вор улыбается и говорит:
— Спасибо, товарищ. Пока.
СМЕРТЬ БРИГАДИРА
Вчера работал бригадир,склонившись над станком.Сегодня он лежит в гробу,обитом кумачом.
А зубы сжаты. И глазазакрыты навсегда.И не раскроет их никто.Нигде. И никогда.
И тяжело тебе лежатьв последней из квартир,и нелегко тебе молчать,товарищ бригадир.
Твой цех в молчанье понесеттебя по мостовой.
В зеленый день в последний разпойдем мы за тобой.
Но это завтра. А пока,молчанью вопреки,от гула, сжатого в винтах,качаются станки.
За типографии окномшумит вечерний мир,гудит и ходит без тебя,товарищ бригадир.
Врывайся с маху в эту жизнь,до полночи броди]
А ты не слышишь. Ты лежишь,товарищ бригадир.
Недаром заходил в завкомсегодня плановик.
И станет за твоим станкомупрямый ученик.
Он перекрутит все винты,все гайки развернет.
Но я ручаюсь, что станокпо–прежнему пойдет.
Ты жизнь свою не потерял,гуляя и трубя.
Страна, машина и реалзапомнили тебя.
И ты недаром сорок летв цехах страны провел,и ты недаром научилработать комсомол.
Двенадцать парней. Молодежь.Победа впереди.
Нет, ты не умер. Ты живешь,товарищ бригадир.
Твоя работа и любовьостались позади.
Но мы их дальше понесем,товарищ бригадир.
Мы именем твоим своюбригаду назовем.
Мы радостным путем победпо всей земле пройдем.
Когда же подойдут года,мы встретим смерть свою
под красным знаменем трудав цехах или в бою.
Но смотрят гордо города,но вечер тих и рус.
И разве это смерть, когдаработает Союз?
Который — бой,который — громза настоящий мир.
В котором мы с тобой живем,товарищ бригадир.
ЛЮБОВЬ