Международный человек - Михкель Мутть

Однажды он подсчитал, сколько времени разбазарил. Получилась жуткая цифра. Если в неделю пропадал хотя бы один день, то за семь лет получался целый год! А если несколько дней в неделю... Если три раза в неделю за семь лет?! Mamma mia! Фабиана устрашил этот подсчет. Такой жизни нужно положить конец.

Теперь он жаждал перемен. Фабиан не стеснялся себе признаться, что тоскует по упорядоченной жизни.

И тут государственная борьба за свободу пришлась как раз кстати, потому что таким образом он нашел солидную крышу для перемен в своей жизни, хороший предлог, чтобы соединить личное с общественным. Никто не мог указать на него пальцем, дескать смотри, дезертирует под знамя трезвости. Да здравствует поющая революция, подумал Фабиан.

Но это была не вся правда. Я не дурак, сказал он себе... Фабиан понял, откуда ветер дует и что вскоре будет происходить в обществе с ему подобными.

4. Аргентина

Он только что вернулся из Аргентины, куда его пригласила эстонская девушка Мирьям. Они познакомились в Стокгольме в Эстонском доме, чуть не всю короткую летнюю ночь проговорили, сидя в парке на скамейке перед оперным театром. Позднее завели переписку. Мирьям была замужем. Не за эстонцем. К удивлению Фабиана, эстонцев в Аргентине было около двух тысяч, однако большинство из них уже пожилые люди, и для вступления в брак были важны совсем другие качества, нежели национальность.

До чего же далеко была эта Аргентина! Фабиан отправился туда на самолете, потому что время было советское и можно было лететь по искусственно заниженным ценам. Он провел в Буэнос-Айресе два месяца, постепенно в его душе стали нарастать угнетенность и растерянность, как это обычно бывает на чужбине. Фабиан не переставал удивляться, что и в этих местах, где он раньше не бывал и о которых ничего не знал, жили ему подобные существа. Что жизнь проникла всюду и существует даже в том случае, если Фабиан ничего о ней не подозревает. Стало быть, жизнь не была его представлением, но объективной реальностью. Люди жили такой же жизнью и в десяти тысячах километров от его родного города, они любили, страдали, размышляли, делали закупки и смотрели на небо. И что самое удивительное, они в свою очередь ничего не знали о Фабиане. Они даже не знали, что не знают. Это одновременное сосуществование миллиардов на земном шаре и их разъединенность сводили Фабиана с ума, как только он начинал об этом думать.

Даже небо на Огненной Земле было другим, чем в Нымме, и это увеличивало растерянность Фабиана. Я должен туда вернуться, решил Фабиан уже тогда. Ему ужасно нравилось поехать куда-нибудь во второй раз — чтобы вспомнить первый раз. Только во второй раз кто-то или что-то становились тем, чем они на самом деле были. Поэтому Фабиана нисколько не утешала возможность начать другую жизнь на земле, если он ничего не помнил о первой. Может, он и жил второй раз? Вполне возможно. И что же? Если не помню, следовательно не жил.

Сойдя с самолета Москва—Таллинн, он заехал на такси домой. Квартира была пуста. Он знал заранее, что там и не могло никого быть. Лиза ушла, ушла окончательно, как обещала, и ключ давно бросила в почтовый ящик Фабиана. Так что она даже теоретически не могла ждать его в квартире, и все же Фабиан испытал легкое разочарование, когда открыл дверь и его встретили тишина и немного спертый воздух. Он никак не мог поверить, что что-то навсегда ушло из жизни.

Однако он был существом общественным, не созданным для одинокой жизни. Особенно после возвращения из далекой страны была неодолимая потребность поговорить на эстонском языке. Поболтать по-эстонски — вот что было ему нужно. И он решил поехать в Кабачок художников, который еще совсем недавно вызывал у него отвращение, потому что там он все чаще встречал тех, для кого время, казалось, навсегда остановилось и лучшие мгновения жизни остались в прошлом, когда они были кем-то — подающими надежды или оправдывающими надежды, но чьи порывы утихли, машина застопорилась или съехала в канаву. Теперь они искали общества себе подобных, которое помнило их в том времени, в котором они были кем-то.

Однако Фабиан даже думать не хотел об исчезновении с арены, у него все еще было чувство, что вся его предыдущая жизнь была лишь началом, правда затянувшимся, как бы там ни было он не хотел да и не мог оказаться на одной волне с тем уходящим на дно поколением. Это было не для него! Болезненность хороша, когда тебе нет тридцати. Тогда потусторонние позы кажутся прекрасными. Теперь, наоборот, нужно стать молодым.

Депрессивная аура этого общества удваивала эффект от происходящих перемен. Все артистическое сообщество, когда-то имевшее вес, теперь подсознательно тосковало о прошедшем и жило в лучах прошлой славы. Друг для друга они все еще были крутые парни, но это была уже игра, оперетта, силовые линии общества оставили их далеко позади. Теперь они превращались в мастеров балагана, которым после представления накрывают стол где-нибудь в уголке на кухне. Вопреки законам природы в отношении этих людей филогенез переходил в онтогенез. Судьба вида настигала после судьбы индивида.

От них веяли такие настроения, от которых Фабиан испытывал интуитивное стремление дистанцироваться.

Поэтому перед полетом в Аргентину он дал себе слово, что будет заходить в Кабачок художников не чаще одного раза в неделю. Теперь-то он давно туда не заглядывал. В его душе все еще теплилась надежда, а вдруг жизнь в кабачке за это время изменилась, вдруг его суровая оценка объяснялась отравлением от слишком частого посещения и теперь туда вернулся блеск прежних времен.

5. Миранда

Тот судьбоносный вечер он хорошо помнил.

После ухода из клуба он начал сознательно пить, без радости, без эмоций, если что-то и было, так это злость.

Запой продолжался несколько дней.

Фабиан наблюдал себя со стороны и регистрировал прохождение цикла, будто пил не он, а кто-то другой. По утрам рассматривал визитки, сунутые в нагрудный карман, и старался свести их с лицами, давшими эти карточки. Конечно же, он забрел в кабачок, хотя и не сразу, а на следующий день. Там он на мгновение заснул, а когда пришел в себя, то панически захотел оттуда сбежать. Однако на лестнице он встретил каких-то полузнакомых и отправился с ними в частный дом за городом, где попал в сомнительную ситуацию. Его хотели во что-то вовлечь, впутать, использовать. Но ему и оттуда удалось сбежать. Такси в то время стоило копейки.

Проснулся он дома в своем кресле. Напротив него сидела молодая особа, с которой они вместе вышли с той дачи и сели в такси.

Он прихватил ее с собой, чтобы был кто-то, кто бы его выслушал. Фабиан почувствовал, что начинает трезветь. Он посмотрел на часы — ну конечно, он продремал целый день. Он обнаружил фотоаппарат, лежавший у него под рукой как обычно. У него была привычка фотографировать своих гостей. Он делал это и в пьяном виде, механически. Приятно было потом посмотреть — неужели тот или иной заходил к нему в гости?

Трудно поверить, качал он головой. Но это была правда, потому что аппарат не врал.

Сейчас он не сделал ни одной фотографии — в окошке стояла цифра 1. Он щурил глаза, развалившись в кресле, и думал, что делать с девушкой, которая сидела напротив него в кресле, аккуратно подобрав под себя ноги. Голова у Фабиана гудела, мысли разбегались, он ни на чем не мог сосредоточиться. Он даже не мог сообразить, знакомо ему это лицо или нет. Отправить ее восвояси или оставить. И то и другое было хлопотно.

Он кашлянул, дав понять, что он еще жив, и пошел на кухню, не опрокидывать же стаканчик при гостье. В холодильнике он нашел полбутылки джина, разбавил его тоником. Было и шампанское, но хотя его и мучила страшная жажда, его он пить не стал, потому что у него с этим напитком был печальный опыт. Он все время норовил пить шампанское, как лимонад, забывая о том, что в нем содержится алкоголь, и слишком поздно обнаруживал, что опьянел.

Ну вот, теперь он снова в состоянии думать. Он уселся в свое кресло. Молодая особа сидела напротив него с непроницаемым лицом, как сфинкс.

“Какая ты, однако, разговорчивая”, — буркнул Фабиан. В нем нарастала тоска, потому что, как ему показалось, он узнал сидящую напротив него девушку. Это была не какая-нибудь студенточка или продавщица или иная представительница городского населения. Но может, он ошибался?

“Как тебя зовут?” — спросил он на всякий случай.

“Миранда, — ответила она с презрительной миной на лице. — Неужели так трудно запомнить”.

Значит, это все-таки была она. Некогда с этой Мирандой Фабиан и сам хотел познакомиться. По крайней мере, ему так казалось. Так это было или не так, в любом случае это была небезызвестная девушка.

“Сейчас напьюсь”, — подумал Фабиан со злостью.

Как бы там ни было, это был тот редкий случай, когда он сидел дома, потому что, хотя за окном синели тени и наступала короткая июньская ночь, погода была ясная, теплая и приятная, он свободно мог еще где-нибудь шататься, чтобы, совершив круг, вернуться домой под утро. Времени у него было достаточно, ибо в данный момент он пребывал в свободном полете, и средств хватало, потому что в Аргентине у него было несколько выступлений и он заработал денег на полгода. И здоровье пока позволяло, три вычеркнутых из жизни дня никак не сказывались на нем. Он сравнительно поздно начал бражничать и хорошо переносил алкоголь.