Международный человек - Михкель Мутть

Екабс провел с шефом целую неделю и знал, что говорил.

Первый по-настоящему рабочий день

Утром Фабиан встал в четверть восьмого. Он даже сделал гимнастику перед открытым окном, это помогало развеять неопределенное внутреннее напряжение, и постоял в душе под сильным напором воды, ибо и это действовало успокаивающе. Около восьми он спустился по лестнице в вестибюль, откуда вела дверь в кафе.

Андерсон был уже там и сообщил неприятную новость: как почти везде в Новом Свете, завтрак не входил в счет за гостиницу.

Фабиан заказал было кофе, но, заглянув в меню, чтобы узнать цену, успел отменить заказ, поскольку официант все еще стоял возле Андерсона. Фабиан заказал воду со льдом. Тут же поменял свой заказ и Андерсон, тоже предпочтя воду со льдом.

Однако Орвел, зашедший через минуту после Фабиана, обозрев меню на английском и французском языках, которых не понимал, заказал яичницу с беконом. Но яичницы не оказалось, и Орвел вынужден был довольствоваться кофе с булочками.

“Ну и дела”, — ворчал он, жуя венские булочки.

Андерсон и Фабиан выпили свою воду, холодную до боли в зубах, пожелали Орвелу приятного аппетита и встали.

“Видал?! — презрительно фыркнул Андерсон, когда они шагали через зал к выходу. — Он может себе это позволить, у него деньги от КГБ! Чертов стукач!”

В дверях они столкнулись с Рудольфо и Екабсом.

“Уже позавтракали? — спросил Рудольфо с сияющим лицом. — Мы тоже — недолго. Сегодня будет насыщенный день. Вальмар, — так звали Андерсона, — будь так любезен, принеси мне необходимые газеты. Вчера у тебя отлично это получилось”.

Андерсон, не сказав ни слова, ушел.

“Что это с ним? — озабоченно спросил шеф у Фабиана. — Он словно сам не свой. Я не вижу шарма и готовности к бою. Ауры нет. Может, наш отель действует на него отрицательно? Может, он лучше себя чувствовал бы в студенческом общежитии? Я постараюсь это запомнить, и потом мы с Момсеном что-нибудь предпримем. Мы должны заботиться о благополучии всех членов делегации и учитывать их особенности. Именно теперь, когда „Миссия“ подходит к решающему броску, нам каждый человек важен, мы никого не можем потерять”.

И шеф направился к ближайшему столу, где Екабс уже что-то обсуждал с официантом.

“Встретимся через сорок пять минут у меня”, — бросил он Фабиану вдогонку.

Рутть Ныммелийватеэ

В девять часов они были у шефа и ждали указаний, как вчера. Екабс коротко проинформировал их о результатах визита в общество зарубежных эстонцев. Они были позитивными. Нашлись посредники, которые были готовы ввести эстонцев в круги, в которых вращались люди, способные в свою очередь помочь устроить аудиенцию с президентом. “Миссии” было очень важно проникнуть к президенту, ибо после этого их приняли бы деловые круги большинства других государств.

Но что еще важнее — тогда у комиссии по суверенитету местной канцелярии иностранных дел не было бы никакого основания отклонить просьбу Эстонии о регистрации своей независимости. Ибо хотя независимость Эстонии была признана, но отнюдь не зарегистрирована. Это был тонкий политический нюанс, который позволял сильным мира сего свободно маневрировать в отношениях с Москвой.

Если их независимость здесь зарегистрируют, то не будет больше никаких препон для интеграции Эстонии в Мировую Схему. Все это объяснял им Рудольфо.

“Итак, давайте посмотрим сообща, к кому мы сегодня можем подъехать, — продолжал Рудольфо, находясь в особо хорошем расположении духа. — С учетом того, что нам не забудут предложить хороший кофе и дадут что-нибудь пожевать”.

В этот момент Рудольфо показался Фабиану очень человечным.

И они начали составлять список. В основном говорил шеф, потому что остальные имели весьма смутное представление о местных обстоятельствах и не знали деятелей политического и делового мира. Теперь Фабиан кое-что услышал о здешних организациях, которые неформально были связаны с коридорами власти. Также у него сложилось кое-какое представление о некоторых деятелях Эстонского зарубежья.

Как раз в тот момент, когда шеф спросил их мнения, как избавиться от назойливой госпожи Модильони, выступавшей здесь официальным представителем Эстонской Республики в довольно высоких кругах, так как у нее была соответствующая бумага от господина Ристсоо, последнего руководителя Верховным Советом, которую тот написал по рекомендации самоуверенных советников, — как раз в тот момент к ним постучали. В дверях стоял служитель отеля в ливрее и за ним какая-то пожилая дама.

Служитель спросил, знают ли они эту даму, которая настойчиво просит о встрече с ними.

Фабиан не видел раньше эту даму и другие, судя по всему, тоже. Только лицо Рудольфо осветил отблеск узнавания.

“Как хорошо, госпожа Ныммелийватеэ, что вы нашли время зайти. Мы, к сожалению, раньше не встречались, но я узнал вас по фотографиям. Кроме того, я знаком с некоторыми вашими рисунками. Ну что же вы стоите, проходите, пожалуйста!” — сделал он пригласительный жест.

Госпожа Рутть Ныммелийватеэ говорила по-эстонски лишь с небольшим акцентом.

На ее лице застыло выражение, навеянное образом Греты Гарбо. На ней было легкое потертое пальто с воротником из искусственного каракуля, волосы украшал искусственный василек. Она производила впечатление женщины, которая не умеет стареть и которая живет одна, отчего стала немного странной. А может, такой образ определяла известная богемность, ибо Рутть Ныммелийватеэ занималась искусством. Как они впоследствии услышали, госпожа зарабатывала в основном частными уроками по смешиванию красок и композиции, а также рисованием карикатур для мелких местных газет.

Из вместительной сумки, висевшей у нее на плече, дама выложила на стол папку со своими последними работами и показала, как она изобразила Рудольфо.

Но для Фабиана гораздо важнее, чем папка с произведениями искусства, был большой термос, который она вытащила из сумки. В нем была горячая вода. Рядом она поставила банку среднего размера с растворимым кофе и две поменьше с порошковыми сливками и сахаром, три средней величины булочки, сыр и масло.

“Я подумала, где же вы в чужом городе... — произнесла госпожа Рутть. — Вы там и в Эстонии... Мне подруга писала, какие у вас зарплаты... Ешьте, — махнула она рукой. — Все голодные эстонцы...”

“Это очень проницательно и благородно с вашей стороны”, — сказал Рудольфо, и остальные тоже что-то пробормотали в знак благодарности.

“Ешьте и пейте, — повторила Рутть Ныммелийватеэ. — Все голодные эстонцы...”

У нее навернулись слезы, и она скрылась в спальне Рудольфо.

Они дружно вздохнули и с аппетитом принялись за еду, пока от нее не остались только крошки.

“Я завтра снова приду”, — сказала умиленная госпожа Рутть при расставании.

Теперь они гораздо бодрее могли встретить свой новый день.

Они строятся

В одиннадцать часов их должен был принять руководитель сектора стран бывшего Советского Союза канцелярии иностранных дел мистер Стулпо.

“У тебя сегодня свободный день, — сказал Рудольфо Орвелу. Сходи на Арлингтонское кладбище. Там похоронен Джон Кеннеди. И поразмышляй хорошенько над его могилой”.

Остальные сели в такси, которое вызвал Екабс.

Канцелярия располагалась за железными воротами в зелени сада. При входе с них сделали моментальные снимки, и прикрепили к груди в пластиковой карточке с подписью “Visitor”.

Мистер Стулпо оказался человеком маленького роста, на редкость неприметной внешности, с ухоженными густыми волосами. Он вежливо попросил их сесть и выслушал с вниманием хорошо воспитанного человека, время от времени направляя на них взгляд из-за круглых стекол очков.

“Мы не можем развивать свою экономику, пока не станем субъектом международных отношений, — говорил Рудольфо. — Мы не можем заключать никаких договоров ни по займам, ни по обороне. Без регистрации нашей независимости, то есть признания ее de facto, потому что de jure практически ничего не стоит — простите за прямоту, ибо у нас за плечами пятидесятилетний опыт — без этого признания на самых представительных форумах не может быть и речи об интеграции Эстонии в мировое сообщество”.

Мистер Стулпо потер руки и ответил:

“Если бы это зависело от нас, мы бы, разумеется, зарегистрировали вашу независимость немедленно. Но мы подчиняемся президенту и правительству”.

“И все-таки, — произнес Рудольфо. — Вы имеете большое влияние на страны НАТО. Бывшие соцстраны тоже — „за“. Мы также можем быть уверены в северных странах. Финляндия колеблется и проголосует нейтрально. Тогда „против“ останется только Союз Независимых Государств. И Россия не посмеет возразить, поскольку побоится оказаться в международной изоляции”.

Этот разумный и смелый ход мысли оказался неожиданным для мистера Стулпо. Он засомневался и помедлил с ответом. Конечно, он понимал, что никаких принципиальных возражений он не может предъявить Рудольфо. Вопрос заключался только в дипломатии. А не зайдет ли этот политик из неизвестного маленького государства слишком далеко и не испортит ли игру? В таких делах есть своя особая очередность.