Международный человек - Михкель Мутть

Один сказал:

“Ну что, дадим им это признание. Этот их руководитель такой забавный”.

“Он чертовски здорово танцевал”, — ответил второй.

“Да, чертовски здорово”, — согласился первый.

“Только... — продолжил второй и сделал небольшую паузу, во время которой, видимо, отряхнул свой член. — Так танцевали в тридцатых годах на студенческих балах в Оксфорде”.

“Да, но мне нравится ретро, — произнес первый. — Хиллари тоже сказала, что в этом человеке есть что-то библейское. Что-то от ветхозаветного пророка”.

“Ну, так и быть, дадим им это признание. Ты сам зайдешь к Нэнси и скажешь, чтобы она заполнила бланк? Хотя я и сам могу это сделать”.

“По рукам”, — произнес первый.

“Подожди, я вытру”. — Тут зашумело электрическое полотенце.

Сердце Фабиана забилось от волнения.

“Ну как, будешь продавать акции Моторса или подождешь?” — спросил первый.

Ответа Фабиан не услышал, потому что дверь с тихим щелчком закрылась за уходящими.

Бал и окочательный триумф

На следующее утро Рутть Ныммелийватеэ не пришла. Она позвонила и сообщила, что простудилась. Фабиан запланировал взятое с собой пищевое мыло припасти для особого случая. Ему показалось, что сейчас, когда перед ними на столе Рудольфо лежало свидетельство о регистрации независимости Эстонии канцелярией иностранных дел, как раз такой случай.

Поэтому он выложил свои запасы. “Как дома”, — растроганно произнес Рудольфо и сделал неожиданное предложение взять мыло с собой и предложить всем как эстонское национальное блюдо. Дело в том, что вечером должен был состояться бал местных работников иностранных представительств, куда впервые были приглашены и эстонцы.

“Пусть получат острые ощущения”, — усмехнулся шеф.

Вечером Фабиан натянул на себя национальную одежду.

Во время бала в соседнем помещении был накрыт большой шведский стол, куда Рудольфо распорядился положить пищевое мыло с вывеской “Estonian national dish”.

Помимо Эстонии на бал были приглашены представители островов Нового Мемфиса и Объединенных Монархий Западной Африки. Они тоже были сегодня зарегистрированы канцелярией иностранных дел, вследствие чего стали субъектами международных отношений и тем самым были включены в Мировую Схему.

К микрофону, установленному посреди зала, подошел губернатор в смокинге, с лицом напоминавшим морду чистопородной борзой, и произнес короткую приветственную речь, в которой среди прочего поздравил Эстонию и остальных с регистрацией. Следом за ним выступил старейший из присутствующих здесь дипломат сеньор Гран Чако из Парагвая. Затем все подняли бокалы за мир во всем мире.

Далее каждый был предоставлен самому себе. Очень скоро вокруг стали раздаваться странные звуки, будто прогремел гром или приземлился Конкорд. Что-то в этом рокоте показалось Фабиану знакомо. Ну конечно, это были звуки, исторгаемые организмом в результате принятия пищевого мыла! А когда после музыкальной паузы наступила оглушительная тишина, шеф Рудольфо и танцевавшая с ним дама, председатель женской комиссии ЮНЕСКО, почти одновременно донесли до слуха публики чрезвычайно громкое рыгание. Из чего все смогли сделать вывод, что Эстония на самом деле слилась воедино с мировой семьей.

Момсен обиделся

В конечном счете все было хорошо. Большая часть “Миссии” была выполнена. Фундамент был заложен, наступила очередь других старательно и заботливо возводить стены. Им же еще нужно было кое-что сделать в Старом Свете.

Непосредственно перед отъездом с ними случилась неприятная история. Дело было так.

Теперь, когда Эстония сделала самый важный шаг на пути в Мировую Схему, Момсен счел, что всем этим она обязана ему, и захотел, чтобы Эстония оказала ему за это небольшую услугу. Он вознамерился арендовать птичий заповедник Матсалу, чтобы там охотиться на кабанов. Как подтвердил факс, пришедший из Таллинна, эстонское министерство окружающей среды решительно отказалось это сделать. И Рудольфо, известный эколог, был тоже категорически против.

“Матсалу — безраздельная часть Эстонии, — декларировал он. — И мы никому не отдадим ни пяди своей земли”. Он скрестил руки на груди, угрожающе показал язык и станцевал воинственный танец маори — хака.

Момсен принял это к сведению. Разумеется, прямых угроз он не произнес. Но он сообщил, что не сможет вместе с эстонской делегацией отправиться в Европу, как планировал раньше. Он объяснил это тем, что лично хочет быть на месте, когда на его виноградниках начнется сбор урожая. Но ни шеф, ни остальные ему не поверили. Это означало резкое охлаждение отношений и дистанцирование. Момсен обиделся. Он не собирался больше выпрямлять им стези.

В результате могли последовать серьезные неприятности. Однако шеф был настроен оптимистически и верил, что теперь, когда их независимость зарегистрирована в наиважнейшей во всем мире канцелярии иностранных дел, в Европе они справятся собственными силами.

На следующее утро они улетели. Рутть Ныммелийватеэ проводила их до входа в аэропорт Кеннеди, и ее затуманенный взгляд художницы на гретогарбовском лице увлажнился. “Все эстонские мужчины...” — только и смогла она произнести.

Старый Свет

Из аэропорта Орли они отправились на такси в отель “Рояль”, где у них были заказаны номера. Портье, молодая девушка, пощелкала клавишами компьютера и извинилась с улыбкой: компания, заказавшая им номера, почему-то сегодня утром их аннулировала. Но в этом нет большой беды, как раз минуту назад освободились пять номеров, и если господа...

Это известие обрушилось на них как холодный душ. Конечно, за этим стоял Момсен! Но что его злость зайдет так далеко, этого они не могли предположить. Это означало, что за свое проживание они должны теперь платить сами. В любой другой ситуации это было бы естественно, но они не были к этому готовы.

Благодаря накладным задницам Коэрапуу и термосу госпожи Ныммелийватеэ они все же сэкономили приличную сумму. Однако о четырехзвездочном отеле вроде “Рояля” не могло быть и речи, потому что здесь на свои сбережения они смогли бы провести только одну ночь. Где найти дешевле?

“Надо спросить у таксиста, — предложил Екабс, который знал этот город и его обычаи. — Они знают такие вещи лучше всех”.

Им действительно повезло. “Парнас”, куда их отвез кучерявый, пахнущий крепким табаком таксист, официально был с одной звездочкой, но располагался недалеко от центра и был вполне им по карману. В комнате имелся телефон, в ванной — уголок с душем. Внизу в фойе даже факс.

“Нам все равно здесь недолго жить, — произнес шеф. — Мы уже завтра отправимся в Страсбург. Отдадим номера на время и зарезервируем снова на пару дней после возвращения”.

“А зачем нам ехать в Страсбург?” — поинтересовался Фабиан.

“Там нас представят Европейскому сообществу, — ответил Рудольфо. — Латыши и литовцы тоже будут”.

“А они что там делают?” — удивился Екабс.

“Они делают то же, что и мы, только в обратном порядке, — объяснил Рудольфо. — Сначала Европа, потом остальной мир. Мы начали с мира, а потом приехали в Европу. У нас общие цели, но разные пути их достижения. Поэтому между нами нельзя забивать клин. Наоборот, наши действия должны быть скоординированы. И я прошу, когда мы с ними встретимся, не рассказывайте никаких анекдотов про латышей, литовцев, евреев и французов. Кстати, через полтора часа мы должны будем встретиться с руководителями латвийской интеграционной службы”.

Они расположились в двух номерах, один — на троих, другой — на двоих.

Фабиан оказался в номере с шефом. В их комнате было немного больше места и наличествовал письменный стол, поэтому они договорились, что собираться будут в их номере. Тут, правда, было всего одно кресло и один табурет, но сидеть можно было и на кровати.

Ordinaire с латышами

Пробило двенадцать. У Фабиана в животе было неспокойно, потому что обычно в это время приходила госпожа Рутть. Очевидно, другие чувствовали себя примерно так же.

“Нет ли у тебя адреса какого-нибудь местного эстонца, который приносил бы нам термос с горячей водой и булочки?” — спросил Рудольфо у Екабса.

“Хорошая мысль, — оживился Екабс. — Я знаком с зубным врачом Прийтом Магомаевым”.

“Позвони ему, — сказал Рудольфо. — Времени, правда, осталось мало, мы не успеем сегодня его сюда пригласить. Но мы можем пойти куда-нибудь и заморить червячка. С Макдоналдсом мы уже знакомы. Попробуем теперь Пиццу-Хат. Тем более что там мы наверняка встретим латышей”.

Он договорился с латышами о встрече на побережье недалеко от Quay d.Orsay.

Там они и встретились. Рудольфо и Лацис, две незаметные фигуры в шляпах, похожие на провизоров или нотариусов, шагали рядом и разговаривали на русском, как на единственном общем иностранном языке. Они отправились в Пиццу-Хат, чтобы скромно позавтракать. Через четверть часа прибыл зубной врач Прийт Магомаев, человек лет пятидесяти с резкими движениями и живой речью, у которого была привычка все время причмокивать и, быстро кивая, приговаривать “да-да, конечно”.