Газета Завтра 879 (38 2010) - Газета Завтра Газета

      А.Р. Какие его книги могли бы быть написаны в наши годы?

     З.П. Все его книги могли быть написаны и в наши дни, кроме нескольких пьес и "Русского леса". Это самый ангажированный его роман.

      А.Р. Мог бы ты его ощущать нашим современником? О чём бы спросил, если б пришлось побеседовать?

     З.П. Леонов для меня такой же современник, как Диоген или Аввакум. Хотя с ним как раз я вполне мог побеседовать — в 1993 году мне было 18 лет, и "Пирамиду" я купил, когда Леонов ещё был жив. И уже тогда, читая первую главу "Пирамиды", я с восхищением сказал себе, что такой насыщенной, вкусной прозы на русском языке ещё не читал. Но вообще я вряд ли стал бы отнимать у него время на разговоры даже сейчас. Он скрытный был, одно и то же говорил из года в год. И мне сказал бы то же самое, что и десяткам других своих знакомых. Мне интереснее с его текстами работать — там сказано в сто раз больше, чем он мог бы мне сказать в состоянии самого задушевного алкогольного опьянения. А он и не пил к тому же.

      А.Р. Как считаешь, если бы Леонид Леонов, будь он жив, сейчас засел за роман, какую бы он тему взял?

     З.П. Он ещё лет 25 правил бы "Пирамиду". Большей темы, чем взята там, и быть не может.

      А.Р. Стал бы он сегодня писателем, приближённым к власти?

     З.П. Да ну, ерунда. И сегодняшней власти никакие писатели не нужны, и у Леонова был, знаете, хороший вкус. В 30-е, 40-е, 50-е понимал, что имеет дело с Историей, — там было страшно, порой омерзительно, но зачастую жутко интересно жить. А уже с конца 60-х, потом в 70-е он начал испытывать глубочайшую тоску от всего. Он же вышел из состава Верховного Совета — такие вещи тогда мало себе кто позволял. Леонов — это не Сергей Михалков, у него другие задачи были. В 90-е он, по сути, уже брезговал властью, не желал иметь с ней ничего общего. С чего бы ему было поменять своё мнение в "нулевые"?

      А.Р. После написания биографии остались ли для тебя в Леонове какие-либо тайны?

     З.П. Если я возьмусь перечитывать его тексты заново, я наверняка обнаружу ещё десяток удивительных, тайных тропок и перепутий в его текстах. И опять испытаю чувство восхищения и благодарности к нему.

      А.Р. Когда я весной гулял по питерской книжной ярмарке, продавец у стенда издательства назвал твою книгу главным претендентом на премию "Большая книга". Но вот она не попала в шорт-лист... Как ты сам определяешь место в современной литературе той биографии, которую ты написал?

     З.П. Да мне всё равно, я получил уже тележку премий, и некоторые из них я очень ценю. Но вообще — одной меньше, одной больше... Почему я не попал в шорт-лист "Большой книги", я знаю, но кричать об этом на каждом углу не буду.

     В данной ситуации меня судьба книг Леонида Леонова куда больше волнует. Я хочу, чтоб его переиздали и прочитали. Премия могла бы этому помочь. Не помогла. Значит, будем искать другие пути. Жизнь длинная, придумаем что-нибудь.

Владимир Бондаренко В ГОСТЯХ У ТОЛСТОГО

С 8 по 13 сентября в Ясной Поляне состоялись пятнадцатые международные яснополянские писательские встречи. Юбилей писательских встреч почти совпал со столетием ухода великого русского писателя Льва Николаевича Толстого: сначала — из имения Ясная Поляна в ночь с 27 на 28 октября, а спустя неделю — из жизни, 7 ноября 1910 года. Поэтому, естественно, пятнадцатые писательские встречи были посвящены теме ухода Льва Толстого, обсуждению его завершающей книги "Путь жизни". Этой книге, написанной незадолго до смерти и венчающей всё его творчество, были посвящены выступления Людмилы Сараскиной, питерского писателя Валерия Попова и московского писателя Евгения Попова, орловского писателя Владимира Ермакова.

     Я бы хотел обратить внимание на само название книги "Путь жизни", как бы повторяющее древнекитайское название "Дао дэ…" — еще одно учение Пути. Как тут не вспомнить книгу еще одного великого старца Лао-Цзы "Дао дэ цзин" — книгу о пути и жизни, о пути и благодати. А заодно вспомнить и предсмертный уход Лао-Цзы из круга близких и друзей, от имперского признания и уюта в свое последнее странствие на Cеверо-Запад. Лао-Цзы шёл на Северо-Запад, Лев Толстой собирался отправиться на Юго-Восток. Эти прямые явно пересекаются. Где-то в небесах их пути соединялись…

     Проблему пути и дороги разбирали итальянский литературовед из Болоньи Габриелла Импости и московский прозаик Владимир Березин.

     О смерти Льва Толстого, как бы завершающей всю классическую русскую литературу, говорили Игорь Волгин и Евгения Брешковская, Андрей Танцырев и Тибор Фишер. О причинах ухода великого старца из Ясной Поляны спорили Павел Басинский, Равиль Бухараев, Пётр Краснов и автор этих строк. Обсуждалась и недавно вышедшая книга Павла Басинского "Лев Толстой. Бегство из рая".

     Литературе, как высшему преодолению жизни, как её духовному познанию и проявлению, как иной реальности бытия посвятили свои выступления Александр Иличевский, Владимир Карпов, Илья Бояшов, Тимур Зульфикаров.

     Яснополянские писательские встречи давно уже стали одним из центров писательского единения. Одним из центров реальной современной литературы. Здесь встречались и встречаются писатели разных поколений, разных направлений, смиряя себя перед ликом великого Льва Толстого.

     За эти годы здесь побывали Владимир Маканин и Валентин Распутин, Юрий Мамлеев и Андрей Битов, Анатолий Ким и Леонид Бородин, более молодые Олег Павлов и Алексей Варламов, Владислав Отрошенко и Юрий Петкевич, критики Игорь Золотусский и Лев Аннинский, Валентин Курбатов и Рене Герра…

     Вот и на этот раз я встретил своего однокурсника по Литинституту, с кем не виделся лет двадцать, талантливого прозаика из Красноярска Эдуарда Русакова, нашего певца русского казачества, нежного лирика Виктора Лихоносова, петербуржца Михаила Кураева, оренбуржца Петра Краснова.

     Приехали мы в Ясную Поляну вместе с моим другом Владимиром Личутиным, но на беду свою в первый же день сразу после приезда Личутин неловко повернулся, упал и, ударившись о мрамор, сломал три ребра. Отвезли мы его вместе с Валентином Курбатовым в хорошо знакомую яснополянскую больницу, где приходилось мне не только лежать, но и делать операцию, больницу, когда-то открытую младшей дочкой Толстого Александрой Львовной. Прекрасные врачи, прекрасное оборудование. Слегка отлежавшись, Личутин перебрался в номер гостиницы, поближе к нашей писательской кутерьме, к спорам и посиделкам. Память о Ясной Поляне останется на всю жизнь. Тем более буквально перед приездом в яснополянском издательстве вышла новая книга Владимира Личутина "Река любви". Пополнилась замечательная серия книг лауреатов яснополянской премии: Василия Белова, Виктора Лихоносова, Леонида Бородина, Тимура Зульфикарова, Анатолия Кима, Петра Краснова, Людмилы Сараскиной, и более молодых — Захара Прилепина, Василия Голованова, Александра Яковлева, Владимира Отрошенко…

     Всё больше тон в яснополянских встречах задают молодые. Пожалуй, добрая треть финалистов самых громких литературных премий обычно присутствует на наших писательских яснополянских встречах. На этот раз членам жюри Яснополянской литературной премии пришлось выбирать короткий список шести номинантов из более сорока изданных недавно книг. Порадовала корейская компания "Самсунг", финансирующая яснополянскую литературную премию. Несмотря на кризис, она увеличила первую премию, условно говоря, современных классиков — до миллиона рублей. Также выросла и премия за лучшую книгу года.

     Решено выдавать вознаграждение и всем шестерым финалистам. В шорт-лист после долгих споров были отобраны: Олег Павлов, Михаил Тарковский, Александр Иличевский, Елена Тахо-Годи, Максим Осипов и Борис Климычев. Кто из них победит, а кто будет удостоен премии за современную классику, определится поздней осенью. Желаю всем удачи. Но я бы лично предпочел или Олега Павлова с его романом "Асистолия", или Михаила Тарковского с его повествованием "Замороженное время". А премию за современную классику отдал бы Александру Проханову. Вполне заслуженно.

Владимир Бондаренко ТОМ ПАВЛОВА

В Сталинграде немцы застряли у дома сержанта Павлова — никак не могли его взять. Попались отчаянные русские ребята во главе с отчаянным сержантом, к тому же умеющим воевать, и всей немецкой громаде пришлось задержаться. В нынешней критике тоже многие наши заклятые друзья спотыкаются на русском критическом доме Павлова. К тому же и по литературному рангу он такой же отчаянный сержант, не годится в штабные литературные генералы. Но воевать умеет. И команду себе подобрал толковую.