Век Екатерины Великой - София Волгина

И что еще? Пожалуй, не мешает периодически наряжаться в русские народные одежды, к примеру, в сарафан. Тем паче, что богато украшенные сарафаны ей очень к лицу. Екатерина задумалась. Да, и последнее – надобно ей начать брать уроки российской истории и литературы. Она обхватила голову руками: ох, как много ей еще надобно потрудиться и колико на оное уйдет времени! Ну так что же теперь? Ничего не делать? Нет, не в ее правилах опускать руки. Русские сказывают: терпение и труд все перетрут. Прекрасные слова!

Она выпрямила спину, строго сдвинула брови, сделала несколько новых пометок в тетради.

Великий князь Петр Федорович… второй пункт: с ним сложнее всего.

Он не хотел учить русский язык, не хотел ходить в церковь, не хотел соблюдать правила приличия. Ничто русское его не привлекало, напротив, все раздражало. К тому же, понимая, что рядом с ней он смотрится совсем невыгодно, он явно ревновал ее, Екатерину, к тетке и ко всему окружению. Она чувствовала, что тяготила его; ему не нравились окружающие ее люди, окромя, пожалуй, совсем немногих. И как бы она не старалась приноровиться к его характеру, все напрасно. Он намеренно игнорировал ее, избегал встреч.

С одной стороны, таковое положение вещей ее радовало: надоел он ей своими глупыми разговорами, замечаниями и особенно играми в оловянные солдатики, где она должна была воевать с ним, голштинцем, на стороне противоположной, русской. Вестимо, все оловянные победы одерживали пруссаки во главе с гл авнокоман дующим, Великим князем Петром Федоровичем.

Теперь ей реже приходится слушать его скрипучую скрипку, он обожал её токмо лишь потому, на взгляд Екатерины, что его идол, прусский король Фридрих, паки любил музыку и играл на флейте. На самом деле, как ни удивительно сие было для Екатерины, но многие почитали Великого князя за хорошего музыканта.

Все чаще принцесса отмечала, насколько они разные. Разительнее не бывает. А уж в отношении музыки… Он мог часами пиликать на скрипке, а ей хотелось зажать уши и бежать, куда глаза глядят.

На следующий день после своих именин Елизавета Петровна приказала собираться ехать в Санкт-Петербург, где ее давно ожидали неотложные государственные дела. Царский кортеж двинулся дальше. К вечеру наследник и сопровождающие его лица достигли Хотилова Яма, где и остановились на ночлег. Ночью великому князю стало плохо. У него поднялась температура, начался сильный жар, а к утру выступили характерные пятна. Послали гонца за Елизаветой Петровной, кортеж коей уже выехал. Иван Иванович Лесток сразу определил страшную болезнь – оспу. Весь двор вынужденно остановился в городке Хотилове. Елизавета Петровна была сама не своя. Бледная, с опухшими после бессонной ночи глазами, она потребовала к себе Екатерину и герцогиню Иоганну. Обе они предстали перед императрицей. Она сидела в кресле, за ней стояла гофмейстерина Великой княжны, Мария Андреевна Румянцева, другие кресла заняли граф Алексей Григорьевич Разумовкий и медикус Лесток.

Прервав приветствия, Елизавета устало махнула рукой, приглашая устроиться напротив.

– Вы уже знаете, что Великий князь тяжело заболел. Оспа безжалостно забрала в мир иной моего жениха, вашего брата.

– Да, сия болезнь весьма опасна, Ваше Величество, – тихо проговорила герцогиня, со страхом оглядываясь на дочь.

Елизавета с участием посмотрела на Екатерину.

– Вот посему я и мои приближенные решили, дабы не подвергать опасности Екатерину Алексеевну с матушкой, отправить вас отселе безотлагательно. Вы проследуете дальше по намеченному пути в столицу, а уж мы здесь будем учинять все возможное, дабы спасти Петра. Прошлую зиму, – сказала она печально, – хворала невеста Петрова, теперь хворает сам жених. Какие испытания дает мне Всевышний! Но, чаю, велика Его милость, и Петр Федорович одолеет сию напасть. Не может Господь Бог так дважды меня наказать – забрать к себе моего любезного жениха, а теперь моего племянника, не дав жениться на любящей его принцессе.

Глаза Елизаветы наполнились слезами, и она, судорожно смяв платок, вытерла их. Разумовский и остальные беспокойно задвигались. Разумовский взял ее за руку.

– Матушка-государыня, успокойтесь, – попросил он, кивая в сторону Лестока. – Иван Иванович учиняет все возможное. Ты же знаешь, он толковый лекарь. Все, кого он лечит – выздоравливают.

Елизавета Петровна благосклонно посмотрела на своего лекаря.

– Вся надежда на Бога и на тебя, Иван Иванович. Иди к нему и не отходи, я приду сию минуту.

Лесток мигом исчез. Елизавета Петровна, всхлипнув, молвила:

– Снова испытывает меня Господь! Ежели Петруша одолеет хворь, велю в благодарность Господу поставить здесь церковь Архангела Михаила. – Государыня снова прижала платок к глазам и встала. – Буду ему сама сиделкой, он – моя родная кровинушка, сын моей сестры, внук моего отца. А вы езжайте. Через час вас не должно быть здесь. С вами едет половина свиты. – Императрица взыскательно посмотрела на Екатерину. – Ни в коем случае, принцесса, не вздумайте заходить попрощаться с Петром Федоровичем.

Екатерина кинулась к ней в ноги и срывающимся голосом попросила:

– Ваше Величество, позвольте мне остаться, дабы помогла я вам ухаживать за Петром Федоровичем!

Елизавета даже не посмотрела на нее. Не поворачивая головы в ее сторону, сказала голосом, не допускающим возражения:

– Сие рискованно. Отправляйтесь, не мешкая.

Взяв под руку своего фаворита, крайне расстроенная императрица удалилась. Гофмейстерина Мария Андреевна Румянцева настоятельно потребовала срочно собраться. Кареты и повозки должны были подать через час.

Целый месяц петербургский двор жил ожиданием новостей о состоянии здоровья наследника.

Для Екатерины наступили тяжелые дни. Судьба ее висела на волоске: со смертью Петра менялись все ее планы. Вернее сказать, рушилась вся ее жизнь. По утрам и вечерам она неизменно на коленях молилась перед образами, прося выздоровления своему жениху.

Холодный мрачный декабрь особенно давил на самочувствие Екатерины. Не хотелось ни вставать из постели, ни есть, ни пить. Воображение рисовало ей больного умирающего цесаревича, лежащего без движения, памяти, намека на жизнь. Ей казалось, ежели б она была рядом, разговаривала с ним, заботилась о нем, то он бы смог прийти в себя, поправиться, одолеть жуткую болезнь. Но нет, ей не позволяют и думать даже об оном, хотя она со слезами просила дать ей съездить повидаться с больным. Господи, хоть бы Петр не умер от сей ужасной оспы!

Новогодние праздники прошли серо и незаметно. На третью неделю, когда было получено известие, что здоровье Великого князя пошло на поправку, Екатерина, посоветовавшись с Ададуровым, с его помощью написала Великому князю письмо на русском языке. Конечно, к расчетом на то, что читать ему оное послание станет не кто иной, как сама государыня. Теперь через каждые день-два она снова будет отписывать ему: и ей практика, и жениху приятно, точнее – императрица будет весьма довольна. Сие было маленькой уловкой юной Екатерины: пусть императрица, помимо ее небезразличия к положению Великого князя, лишний раз увидит и ее успехи в русском языке.

На фоне безрадостных перспектив в жизнь принцессы все-таки была привнесена и некоторая приятная новость. В Санкт-Петербург приехал граф Гюлленборг – специально сообщить русскому двору о свадьбе недавно избранного шведами наследником престола ее дяди, Адольфа Фридриха. Какой же счастливчик ее дядя, старший брат Mutter, будущий шведский король! Какая фортуна: женился на сестре прусского короля Фридриха Второго! Луиза-Ульрика такая красивая… А вот ей, Екатерине, видимо не придется испытать счастья с Петром-Ульрихом. Принцесса видела графа Гюлленборга еще четыре года назад, в Гамбурге. Он тогда уже делал ей комплименты об ее особом философском складе ума. И на сей раз он долго расспрашивал, как идут ее занятия, что читает, чем увлекается. Екатерине весьма пришлось по душе его внимание к ней, и через день она преподнесла ему на листке бумаги изложение под названием «Портрет философа в 15 лет», в коем описала свое восприятие себя и окружающего ее мира. Прочитав его и сделав комментарии, окромя всего прочего, граф высказал приятные комплименты ее уму, обаянию и осанке, и посоветовал ей почитать «Жизнь знаменитых мужей» Плутарха, «Жизнь Цицерона» и «Причины величия и упадка Римской республики» Монтескье.

Екатерина сознавала, что не блещет красотой, но притом понимала, что людей привлекает в ней нечто большее, чем красота. Сие становилось все более заметно ей. Вот даже и немолодой граф Гюлленборг заметно волновался, беседуя с ней. Екатерина решила прислушаться к совету графа, поскольку тосковала от одиночества невероятно. Романы все были перечитаны, и она подумывала попробовать почитать из предложенного Гюлленборгом.

Больше месяца, пока судьба Петра Федоровича колебалась между жизнью и смертью, государыня неотлучно находилась подле него. В Санкт-Петербург Елизавета Петровна вернулась из Хотилова в начале февраля, вместе с Великим князем. Наследник вырос, но лицом стал неузнаваем: все черты его огрубели, лицо распухло, было видно, что оно останется с заметными рябинками. Но и распухшее лицо, и огрубевшие черты, и заметные следы оспы, – было такой мелочью, ведь наследник был жив и здоров.