Исполнение желаний - Борис Березовский

Когда Кирилл спросил об этом дедушку, тот засмеялся и сказал, что так говорят все евреи.

– А кто это, евреи?

– А ты не знаешь?

– Нет.

– Ох, Дора! – Дедушка всплеснул руками. – Кирилл не знает про свою национальность! Азохэн вэй! Мне это нравится! Ну Рита! Ну совсем мишугинэ! Шлимазл! И как тебе все это, а?

– Ну так узнает! – смеясь и вытирая руки фартуком, бабушка спросила у Кирилла:

– Разве мама никогда не говорила, что мы – евреи? Нет? – она присела у стола, сняла очки и покачала головой. – И мы, и мама, и твой папа, и ты, и ваш Костик. Да, евреи. Есть русские, есть украинцы, белорусы, есть грузины, есть цыгане. Ну, там, поляки есть, и немцы, и американцы. А есть евреи. Разве ты не знаешь?

– Про немцев знаю, про американцев и про русских знаю. А про евреев – нет. А кто они такие? – Кирилл насупился, подумал: «Что-то здесь не то. Не знаю я ни про каких евреев, но маму-то зачем ругать?»

– В нашей стране живут люди многих наций, – дедушка многозначительно поднял указательный палец, – и у каждой нации есть свой язык. И своя культура. Вот пойдешь скоро в школу – там все узнаешь!

– Да, в школе он таки много узнает, – саркастически усмехнувшись, бабушка сказала тоном, не терпящим возражений: – Вот ты, Арон – умный, ты и расскажи. Он уже взрослый, должен знать, что и откуда. А я пойду уж, сами разбирайтесь!

Но дедушка рассказывать не стал, сказав, что он подумает сначала, а потом расскажет.

Вообще-то бабушка и дедушка понравились Кириллу. По будням дедушка уходил на завод пищевых концентратов, где работал на складе, но в выходные, собираясь в магазины, всегда брал его с собой. Они вместе стояли в очередях за колбасой, так понравившейся Кириллу, вместе ходили в керосиновую лавку, к каким-то родственникам и знакомым в гости. Бабушка же никуда не выходила, находя себе работу то на огородных грядках, то на летней кухне, то в доме – полола, готовила, что-то шила на машинке. У нее были красивые седые волосы, заколотые гребнем на затылке, круглые очки и вечный фартук, который, казалось, она никогда не снимала.

Дедушка же одевался франтовато. Он носил недорогой темный костюм, жилетку, светлую рубашку с галстуком в горошек и такую же кепку, как Ленин, на которого дедушка был удивительно похож. У него была такая же, как у вождя пролетариата, лысина, такие же усы и бородка. «Может быть, Ленин – тоже еврей, – подумал Кирилл, в очередной раз удивившись тому, как похож его невысокий, щуплый дедушка на великого вождя революции, облик которого был хорошо знаком Кириллу по различным картинкам. – Скорей бы уж дедушка рассказал про евреев».

Ждать пришлось недолго. В ближайший выходной, усадив Кирилла в кресло, дедушка спросил:

– Ты знаешь слово «жид»?

– Да, знаю. Меня жиденком обзывали. Я спросил у мамы, что это, а она сказала – глупость, не обращай внимания и не приставай. Я и не стал. Мне за слова уже попадало. Хватит.

– Так вот, «жид» – от немецкого слова «юде», то есть «еврей». Это просто обидное прозвище.

– А обзывают только евреев?

– Ну что ты, совсем-таки нет. Немцев называют «фрицами» или «гансами», поляков – «пшеками», украинцев – «хохлами», американцев – «янки» или «гринго».

– И они не обижаются?

– Ну, как же, держи карман шире, еще как обижаются!

– А евреи?

– Если умные – то нет. Зачем обижаться на дураков? Не надо обращать внимания, тогда отстанут.

– А Ленин был тоже еврей?

– Да нет, с чего ты взял?

– А ты на него очень похож.

Дед очень удивился, задумался и, почесав в затылке, улыбнулся:

– Похож? Вот не знал. Хотя все может быть. Но только Ленин говорил, что в будущем евреи растворятся в тех народах, с которыми живут, и вообще понятие национальности исчезнет. Вот ты, быть может, доживешь!

– А у евреев есть своя страна?

– Своя-то уже есть, но маленькая. Вот в этом вся загвоздка! Евреев в мире не так много. Но живут они везде, во многих странах. Так уж получилось.

– А как получилось? Расскажи.

– Так слушай! – дед взял из пачки папиросу «Север», закусил бумажный мундштук, вкусно раскурил, выпустил дым и начал: – В совсем стародавние времена евреи жили в Африке, в Египте. Их было мало, но потом число евреев сильно увеличилось. Они были очень талантливы и трудолюбивы, собирали большие урожаи, в общем, стали жить много лучше, чем египтяне. И фараону – царю Египта, это очень не понравилось: он приказал поработить всех евреев. И тут над евреями начались страшные издевательства – их били, заставляли делать всю черную работу, не давали учиться и заниматься тем, что они хорошо умели делать, – дедушка перевел дух и продолжил рассказ:

– Так прошло много лет, пока на свет не появился мальчик – Моисей, будущий вождь евреев. Он совсем маленьким попал в семью богатых египтян, получил хорошее образование, но всегда помнил, что он – еврей. И так переживал за свой народ, что ушел надолго жить в пустыню. А в это время в Египте начались страшные бедствия – люди стали сильно болеть и умирать. Умирали и совсем маленькие дети. Но только дети египтян – а дети евреев почему-то не умирали. И тогда Моисей пришел к фараону и попросил отпустить всех евреев из Египта, сказав, что пока не отпустит – бедствия не прекратятся. Фараон сначала испугался и отпустил. А потом передумал и послал за ушедшими евреями свое войско, чтобы вернуть всех назад. Солдаты настигли евреев у берега Красного моря, но тут произошло чудо – море расступилось перед евреями, а перед египетским войском волны снова сомкнулись. Так евреи и спаслись, – затянувшись папиросой, дедушка закашлялся и спросил Кирилла: – Я понятно рассказываю?

– Да, понятно. Даже очень интересно. А что было дальше?

– А дальше Моисей сорок лет водил евреев по пустыне, чтобы они совсем забыли про свое прошлое рабство. Бог посылал им воду и еду – манну небесную. В честь той еды потом евреи стали печь мацу – ты ее с бульоном ел, помнишь? Ну а потом евреи разбрелись по всему свету и стали жить в разных странах. И в нашей стране тоже. Просто евреи – очень талантливый народ – не пьющий, не гулящий, а занимающийся своим делом.

– А каким делом?

– Евреи всегда занимались торговлей – это у них очень хорошо получалось. Почему? А потому, что такие же, как они, евреи жили в разных странах, и им было легко между собой общаться. Ну, а потом, евреи всегда были очень хорошими врачами и музыкантами. И у нас в Советском Союзе очень много талантливых евреев-музыкантов, их все знают и очень уважают.

– Деда, а ты в Бога веришь?

– Верю, Бог все видит и все знает.

– А бабушка?

– Бабушка не верит, но за это ее Бог накажет.

– А как?

– Их вэй, кто знает? Никто не знает.

– Но мои папа и мама тоже в Бога не верят. И я не верю.

– А им и не надо. И тебе не надо. Это надо старым людям. Молодым ни к чему. Вот станешь стареньким, может быть, тоже поверишь. А пока не надо. Надо только всегда помнить, что Бог есть. Кто об этом забывает – тому счастья не видать!

– А язык, на котором вы все говорите? Еврейский?

– Да, еврейский. И называется он идиш. Этот язык очень похож на немецкий – видно, те евреи, что пришли когда-то в нашу страну, раньше жили в Германии. Есть еще один язык – древнееврейский. На нем говорили и писали книги в очень давние времена. И называется он – иврит.

– А ты его знаешь?

– Я – да.

– А бабушка?

– А бабушка не знает. И мама твоя не знает. Это трудный язык, надо долго учиться. Тебе он не нужен, да и идиш не нужен. А то от акцента потом не избавишься. Очень вредный акцент, прилипчивый, неисправимый.

На этом их беседа завершилась. Кто такой «акцент» – Кирилл не понял, но это его и не волновало. Главное – он понял про евреев. Выбравшись из кресла, он со всех ног побежал в огород, чтобы вытащить из грядки несколько морковок. Бабушка их потом мыла, затем терла на терке и выжимала натертое через марлю в стакан. Получался вкусный сладкий сок, который Кириллу очень нравился. Жаль только, что больше одного стакана в день бабушка ему не давала – говорила, желтуха начнется. «Странно, – думал про себя Кирилл, – у меня уже была желтуха, но вовсе не от морковного сока – я и не пил-то его дома никогда».

Лето стремительно бежало к осени. Скоро уже должен был приехать папа и забрать Кирилла.

За лето Кирилл вырос, возмужал, стал сдержаннее. А главное – он подружился с Джульбарсом. По вечерам, когда того спускали с цепи, он сначала бегал между грядками – к этому Джульбарса долго приучала бабушка, не позволяя ему портить посевы, – а потом усаживался у крыльца, на ступеньках которого его уже поджидал Кирилл. Джульбарс высовывал длинный язык, шумно дышал, чутко прислушиваясь к малейшему постороннему шуму, и милостиво давал Кириллу себя гладить. И нередко они долго сидели, тесно прижавшись, и Кириллу казалось, что такого друга у него уже никогда больше не будет. С этого лета Кирилл стал мечтать о том дне – самом счастливом, как ему казалось, в его жизни, – когда у него появится своя, похожая на Джульбарса, собака. И всю последующую жизнь слово «собака» – в первую очередь и неизменно – ассоциировалось у него с овчаркой.