Кампан (сборник) - игумен Варлаам

– Да я уж давно тебе попался, – произнёс Серебряный Ротан. – Мне всем приходится попадаться, кто грезит обо мне день и ночь… Помнишь сказку про мою золотую подругу?

– Ну конечно, Пушкина кто не читал? Да только я – не выжившая из ума алчная и властная старуха. У меня совершено конкретное и вполне скромное желание… Кстати, если ты все мои мысли ещё раньше прочитал, все мои желанья увидел, – почему сразу не исполнил? И тогда не надо было бы на удочку попадаться.

– Эх, как у тебя всё просто. Дожил до старости, а как хорошо сохранился. А чем я, по-твоему, занимался раньше? Одну послал – совершено тебе под стать…

– Под стать?! – захлебнулся от возмущения старик, отчего сам стал пучеглазым. – Издеваешься!.. Подсуропил, понимаешь…

Первая жена была молода и красива. Однако и красота, и молодость быстро тускнеют в повседневных заботах бытия. И если вначале умело прикрывают недалёкость и неумение ладить с людьми, то потом – и не когда-то там, в далёком потом, а совсем вскоре – неумение ладить с мамой мужа становится вопиющим. Это прощается редко, если не сказать редко чрезвычайно, а в нашем случае – никогда.

Мама была самым близким человеком единственному сыну, и делить эту близость она ни с кем не собиралась. Уж моё, так моё!.. А может, вовсе не чувство собственности двигало материнским сердцем, а элементарное желание своему чаду простого счастья? А с этой разве мог он быть счастливым?!

Возмущению старика не было предела. Даже чудо-ротан понял, что был не прав, и если бы мог, то, несомненно, смутился бы.

Народившийся ребенок? Да, от этого ещё и дети рождаются! Которые на устроение судьбы положительно никак не влияют. Ну что поделать! Расставание родителей не означает брошенность ребёнка на произвол судьбы, и, дожив до старости, хотя далеко не преклонной, отец остался отцом, в меру внимательным и в некоторой степени заботливым.

– Опять на рыбалку? – спрашивала Анютины Глазки соседа.

– Опять, Глазки мои! Но ты не скучай, я скоро приду.

– Ещё чего! Скучать!.. – не принимала игру в нежность хозяйка дома. – Вон кот пусть скучает. Ему хоть ротаны достанутся. А мне чего от твоей рыбалки?

Нежность у старика не пропадала. Ведь старуха Анютины Глазки просто говорила в своей манере, сквозь которую проглядывали заботливая душа и чуткое сердце. А сердце у старухи, кстати сказать, в последнее время часто прихватывало.

– Ну я же не настаивал, – оправдывался Серебряный Ротан за промах с первым вариантом. – Послал другую…

Второй вариант, который лет через десять-пятнадцать оказался в руках жениха, был интереснее. Опять же молодость, плюс к тому обаяние и некоторая утончённость, не то от природы, не то приобретённая в процессе занятий искусством. Да, искусство, по утверждению древних, вечно, жизнь коротка. А жизнь семейная – ещё короче. Невозможно же жить с такой занудой! Ну совсем и нисколько.

– Скука страшная! – морщился старик от одних воспоминаний. – Серость и обыденность – непроходимые.

А отцом ребёнка от второй жены… Да что говорить о само собой разумеющемся. Притом не только остался отцом второго ребёнка, но стал ещё и дедом – от первого.

– И эта не пришлась по нраву, – скорбно заключил Серебряный Ротан. – Ох, говорила мне моя золотая: «Не связывайся ты с этими мечтателями, ведь помнишь же, как я обломалась на корыте? Я тогда на каждом этапе всё думала: ну вот уж теперь эта бабка успокоится, – а она пуще прежнего…» Впрочем, я чувствовал, что всё пустое, предупреждал её: куда ты прёшься в этот невод. Ну нищета, ну разбитое корыто; да, мне самому их жалко, но помочь-то им нереально. Старик, сама видишь, – тряпка, а у старухи глаза-то, ты посмотри, какие глаза – стеклянные и мутные, как у дохлой рыбы.

– Удачной рыбалки! – вдруг желала старуха уходящему с удочкой старику. – Не стой долго-то, простудишься. Вон сегодня ветер какой!

– Спасибо, Глазки мои, – размягчался от неожиданного внимания старик. – Постараюсь не простудиться. А ты помолись обо мне.

– Не о ком мне больше молиться! – беззлобно отвечала старуха и смотрела на него такими ясными, как ясное небо в солнечный день, глазами, что старик видел в ней не пожилую грузную женщину, а молоденькую, неопытную в общении девчонку. Видно, очень уж молода была у неё не испорченная грязью мира душа. Как-то убереглась она и сохранилась в этом пансионате на лоне чистой природы. Только сердце изработалось.

О ком же молилась старуха Анютины Глазки? Детей у неё не было, близкие родственники отошли в мир иной. Старуха, однако, никогда не чувствовала себя одинокой, к ней тянулись люди и ей всегда было о ком помолиться. В этот список, конечно, попал и старик.

– А третья-то чем тебе не угодила? – вздохнув, спросил Серебряный Ротан. – Ведь как любил!..

– Третья? Разве ты имеешь к ней отношение?

После второй неудачи недоверие возникло в душе стареющего жениха: нет никакой надежды на этого Серебряного Ротана. Пока сам не приложишь усилий, ничего хорошего не выйдет. И какой у Ротана выбор! Раз, два и обчёлся. То ли дело брачные объявления! Широта охвата, массовость, доступность – в смысле, что любой может прочитать и откликнуться. И откликались! И откликнулась!

Когда старик, будучи мужчиной в расцвете сил, познакомился с третьей своей половиной… Нет, что-то не так, половина может быть только вторая. Но ведь две половины у него уже были, хоть и не пришлись ему по душевному размеру и не прижились. А вот третья!.. Да, пусть будет не половина, а третья – ну, можно сказать, кандидат на вторую половину. Вот! Так эта самая третья показалась нашему стареющему жениху совсем недалёкой. И он напротив её имени в блокноте написал: дура. Каково же было его удивление, когда после смерти его мамы, имевшей преданный, как у верной собаки, взгляд и бывшей ему единственным настоящим другом, он встретился с той самой «дурой» и влюбился, как говорят в таких случаях, по уши, то есть как самый последний дурак. Во всяком случае, выглядел он таковым, поскольку как бы потерял рассудок и бегал за ней как пацан. А бегать приходилось не на соседнюю улицу и даже не в другой район города. Жили-то они к тому времени не только не в родном городе, но уже и не в родной стране. Он оказался в местах, где нет грязных прудов и неасфальтированных дорожек, она – где круглый год на синем небе кружится палящее солнце, а народ проживает эмоциональный и крайне общительный.

Она, в отличие от него, не любила холода и, когда приезжала к нему, страдала.

– Он экономит на мне, – жаловалась она подруге, – не включает обогреватель. Почему я должна спать в шерстяных штанах?!

И через три дня полного взаимопонимания и абсолютного счастья (ну точно волшебного, хотя и обеспеченного не волшебным Ротаном) у них начинались размолвки. Они спорили, доказывали свою правоту, убеждали, что ожидания каждого из них оправданны, а действия другого никак не совместимы с любовью. Разругавшись в пух и прах за оставшиеся десять дней отпуска, они расставались, чтобы не видеться больше никогда. Через месяц, иногда два, кто-нибудь из них звонил, и встречи возобновлялись – для того, чтобы вновь закончиться упрёками, ссорами и разрывом.

Чёрно-белый старухин кот был совсем не учёным, но днём и ночью ходил по пансионату как самое главное лицо, взирая на всех оценивающе и с чувством собственного непревзойдённого достоинства. Он неотступно крутился около старухи, когда хотел рыбы, и пока та не уступала, положив ему в миску что-либо пахнущее рыбой, скандально орал.

Когда старик приносил улов, кот снисходительно терпел его. Если же старик вёл пустопорожние разговоры со старухой, топчась на кухне, кот неизменно оказывался между ними.

– Ревнует! – удивлялся старик.

Отчего старуха весело смеялась и уважала кота сильнее. Или даже любила!

– У нас одна кровеносная система, – блаженно говорила третья «половина», когда они встречались вновь, мучительно пережив три долгих месяца разлуки.

– Я чувствую тебя каждой клеточкой организма, – убеждённо вторил он.

Все их мнения совпадали. Вкусы были одинаковыми. Чувства переполняли их и казались бесконечными. Но наступил момент… (да уж! без этого момента тут никак не обойтись), когда разрыв случился окончательный.

Наш старик впал в состояние, как после смерти матери. Он потерял самого близкого на тот момент и любящего человека. Что же: эта третья опять оказалась не второй половиной? Или они, не преодолев своей половинчатости, не смогли стать единым целым, несмотря даже на одну кровеносную систему? Если бы в этой неудаче принимал участие Серебряный Ротан…