Кампан (сборник) - игумен Варлаам

– Ага! – вдруг осенило старика. – Значит, и тут ты руку приложил!..

– Виноват! – слегка иронично подтвердил Серебряный Ротан. – А помнишь своё состояние, когда ты приезжал к ней в гости?

– Да-а!.. – блаженно протянул старик. – Там я переживал такие состояния, каких нигде не было!.. Особенно в горах, в монастыре, где звёзды такие крупные и так близко, будто их сейчас рукой схватишь… И вой шакалов в пустыне… Даже теперь мурашки по коже!..

– А когда просто гуляли по набережной, сидели в кафе и ели мороженое?

– Слушай, откуда ты всё знаешь?! Впрочем, да, как тебе не знать… Ощущение какой-то потрясающей свободы!.. – воспоминания сами всплывали из глубин стариковой памяти. – Настоящее, ни с чем не сравнимое счастье!.. Бескрайнее море, игра солнца на воде, близкая душа рядом – замкнутое пространство счастья, куда нет доступа печали.

– Вот – счастье!.. А меня обвиняешь…

– Это же страшная баба! – встрепенулся старик. – Ты её не знаешь… Не хочу говорить про неё… Она, между прочим, говорила, что, пока я жив, не сможет выйти замуж за другого.

– Ну вышла!.. Нельзя же так серьёзно относиться к словам влюблённой женщины. К тому же склонной к быстрой смене настроения.

– Я так подозреваю, что мою нынешнюю соседку по пансионату тоже ты мне нашёл? – перевёл старик разговор, хотя не мог до конца в эту догадку поверить.

Нет, Анютины Глазки не была… никак не могла быть этой долгожданной половиной. Она оказалась просто соседкой по дому. Но как же хорошо, как беззаботно было ему с ней, встречавшей его в прихожей возвращающегося с порой совсем мизерным – только для кота – уловом! Они понимали друг друга с полуслова, смеялись над одними и теми же шутками, но он, так и не выловив Серебряного Ротана, уезжал…

– Ну а кто же ещё? Хоть у моей золотой эксперимент полностью провалился и она совершенно скептически смотрит сейчас на весь наш рыбий сервис, но решили мы всё-таки последний раз попробовать именно с тобой. Поплыли с ней к морскому владыке, посоветовались…

– Послушай-ка, серебряный ты мой, мне сдаётся, что ты не совсем понял. Ты же знаешь необходимые достоинства желанной моей половины!.. Да, Анютины Глазки – это, конечно, здорово, но где всё остальное?..

– А может, это ты чего-то не понимаешь?

– Что же?

– Ну например… Чего ты сам больше желаешь: желанную или счастья? Или ты думаешь, это одно и то же? Я ведь тебе не случайно про старуху напомнил: желанное-то она получила, а счастье?.. Получилось-то – чем больше желанного, тем больше несчастья. Я могу тебя сделать сейчас хоть молодцом-красавцем писанным, хоть владыкой морским, как та старуха для себя заказывала. И что? В этот же день взвоешь и убежишь как можно дальше от всех акваторий, вплоть до больших луж. Выбирая тебе половину, я только тем и занимался, что балансировал между твоими запросами и твоим счастьем. Ничего, как видишь, не вышло. Надеюсь, сейчас не будешь спрашивать почему?

– Да, понимаю я, понимаю. И что же, так ничего у тебя со мной и не выйдет?

– Э-э-эх!.. – только и вздохнул Ротан.

Старик уезжал на поиски своей второй половины, чтобы жизнь его в конце концов получила должное и соответствующее его представлениям завершение. Старуха, как она давно привыкла, оставалась со своим неучёным чёрно-белым постояльцем. Кот больше не ревновал её, а запрыгивал к ней на грудь, если старуха, приняв таблетку, ждала, когда боль отпустит и её изношенное сердце успокоится.

Проходила долгая в этих краях зима, и старик появлялся на пороге знакомого директора.

И опять выходил он на берег заросшего пруда, закидывал удочку и ждал… Ждал старик своей удачи. И вот она улыбнулась ему.

– Ну что, отпустить тебя? – заигрывающе обратился к Ротану старик.

– А взамен? – вопрошал серебряный невольник по-человечьи. – Умную, красивую, покладистую, заботливую, ласковую и вообще имеющую все женские достоинства?

– Какой ты догадливый, – не переставал шутить радостный от удачи старик. – Так что?

– Да ты знаешь, – на секунду задумался Серебряный Ротан, – пожалуй, ничего… Расскажу лишь ещё об одном своём опыте. Увидел я однажды, как один мужичок, на тебя похожий, так же как и ты, грезит беспробудно во сне и наяву. Идеал ему подавай в женском обличии. Вижу, мужик ради этого на многое пойти способен. Позвал его на пруд, сажусь к нему на крючок и сразу начинаю разговор по существу. Говорю, мол, касатик, хочешь идеал, так надо самому соответствовать. Давай-ка займись собой, а ровно через год приходи сюда же и лови. Всё понял, отвечает, и ушёл. Иногда на досуге наблюдал я за ним. Ой, как рьяно взялся за себя тот рыбак! Никогда бы не подумал, что таким идеалистом можно быть. Не только пить-курить бросил, но ещё и за женщинами перестал бегать. В церковь стал ходить: вижу, не на шутку молится. Матом не ругается, не орёт ни на кого, как раньше. Так я уж решил самую что ни на есть желанную ему устроить. Через год, как договаривались, приходит он на тот же пруд, как положено, вытаскивает меня из лунки у берега посреди ряски. Я ему сразу: мужик, всё сделано. Вот тебе имя и фамилия твоей самой-самой, вот её адрес, место работы, номер мобильника, можешь к ней хоть сегодня отправляться. Ну вот думаю, наконец-то удача. Смотрю на него – глаза совсем другие, прояснились каким-то небесным светом, и слёзы на них навернулись. Спасибо, говорит, ротанчик ты мой дорогой, прости, что опять тебя пришлось вылавливать; наверное, очень больно, когда крючком за губу цепляют. Но я ведь только чтобы тебя как-то отблагодарить. А сам всерьёз заплакал, встал на колени и так бережно-бережно опустил меня в лунку, потом ещё туда полбатона колбасы искрошил – и ушёл в монахи.

– Да-а-а, бывает же такое. Перестарался, видно, мужичок. Но у меня-то запросы поскромнее. Да и стар я, чтобы так взять да и за год измениться. Давай мы лучше вот как сделаем. Ты для начала помолоди Анютины Глазки, ну и конечно, постройнее сделай да поласковее. А там видно будет. Если мне для счастья чего-то будет недоставать, я тебя опять выловлю, ну и ты, серебряный мой, подправишь кое-что. А то ведь действительно, сейчас всего не учтёшь.

– Понял. В общем, это называется… как там у Пушкина рыбке-то предложение сделали?.. Да-да: «И чтобы рыбка золотая была у неё на посылках»… А знаешь что, старче, отнеси-ка ты меня коту: с ним-то мы уж договоримся.

Звездочёт

Жил когда-то Звездочёт. Он жил на земле и потому любил одно небо. Ночь, тишина и мерцание звёзд благотворно действовали на его душу.

Был он вообще-то обычным астрономом, но уличные мальчишки, завидев его, всегда кричали:

– Звездочёт! Звездочёт идёт!..

Так и прилепилось к нему это прозвище.

– Я учёный, – иногда начинал он объяснять мальчишкам их неправоту. – А звездочёты – это шарлатаны. Расположение звёзд и соотношение созвездий на небосклоне в тот или иной момент не могут предсказывать судьбу или влиять на неё. Судьбу не вычислишь.

– Вычислишь! Вычислишь! – не понимая сути, спорили мальчишки. – Покажи телескоп!.. Дай посмотреть на звёзды!.. – наперебой просили они.

Но на его приглашение прийти ночью никто не отзывался. Да и кого пустят родители, когда вокруг тьма кромешная. На весь городок горело два-три газовых фонаря, да и то в центре. А Звездочёт жил на окраине.

Жил он скромно и уединённо, в небольшом домике с высоким, специально оборудованным чердаком под черепичной крышей. Редко одинокий путник проходил мимо дома, и это очень устраивало Звездочёта. Тишину и сосредоточенность он ценил превыше всего.

На той же улочке, через два дома от него, жила добропорядочная семья, которая, как могла, привечала Звездочёта. По праздникам приглашала в гости, а в будни подкармливала. Кто-нибудь из детей приносил ему то молока, то свежих пирожков с печёнкой, то абрикосового варенья.

Каждый день Звездочёт с нетерпением ожидал ночи, когда землю окутывала тьма. Поднявшись на чердак, он удобно устраивался у телескопа и до самого рассвета глядел в глазок окуляра. Следил за движением звёзд, перемещением созвездий, жизнью галактик… Иногда что-то записывал в толстую тетрадь, чтобы наутро, после того как отоспится, заняться расчётами и обдумыванием полученных сведений.

Ему никогда не наскучивало его занятие. Густеющая синева ночи скрывала все несовершенства земной жизни, зажигала на уходящем в бесконечность небосводе звёзды, и Звездочёт постепенно приходил в душевное равновесие.

– Жизнь человеческая полна суеты и несовершенства, – говорил учитель школы всяческих наук, когда юный студент постигал их, готовясь стать астрономом. – Только небо способно наполнить земное существование смыслом и непреходящей радостью. Даже в давние времена, девятнадцать столетий назад, первыми о пришествии Спасителя возвестили волхвы, которым это открыли звёзды.