Седьмое небо. Танго скорпионов - Владимир Козлов

Когда прогулка закончилась, Витька привели в большой зал. В нём действительно много было настольных игр и музыкальных инструментов. У стены на стеллаже пылились баян, гармошка – двухрядка и струнные инструменты балалайки и мандолины. А главное там был настоящий бильярд. Витьку сразу вручил кий, один из парней, который сломя голову вылетел из туалета.

– Теперь ты распоряжаешься этим столом, – виновато произнёс он, – а Щеку, который нас позвал драться, завтра увезут в колонию. Он здесь самый старый.

Витёк играть на бильярде не мог, но кий в руки взял.

Ромб с Ластиком встретили его с большой радостью, будь – то не видали вечность, засыпав его новостями и рассказав о новых знакомых:

– Тут две наши землячки находятся, – сказал Ромб, – они сейчас полы в спальнях моют. Та, что длинноногая Алька, а вторая поменьше Алтана, – она татарка. Ей уже семнадцать лет. Их тоже с поезда сняли. Они хотят в побег рвануть отсюда и нас с собой зовут.

– А у меня выход только один, – побег, – заключил Витёк, – и я знаю, как его устроить. Сторожу ночью кляп в рот заткнём и свяжем. Ключи от всех дверей отберём, оденемся в свою одежду и вперёд.

Витёк не знал, что помимо сторожа в приёмнике ночью дежурят охранники. Они же и экспедиторы, которые развозили беглецов по своим регионам. Он так – же не знал, что план его побега услышал мальчишка с зубами, как у кролика.

После ужина Витёк познакомится с девчонками. Алька была его ровесницей, а Алтане шёл восемнадцатый год. Они уважительно смотрели в глаза Витьку, зная, как он лихо отбился от Щеки и его приближённых.

– Молодец, не посрамил Горький, – говорила Алтана, с тобой можно в побег идти. По секрету тебе скажу, у меня муж есть, он в Пицунде живёт. Мы с ним пока не расписаны, я к нему ехала, но не доехала. Я обязательно должна его увидеть. Мне в Пицунду край нужно попасть в ближайшее время.

– Попадёшь, – пообещал Витёк, – дай мне денёк осмотреться и рванём отсюда.

В этот день всех удивил Ромб. Оказалось, он хорошо играл на гармошке и баяне. Всем понравилось, как он исполнял Кукарачу, а воспитатель заставлял его несколько раз исполнить песню «По ночной Москве».

– Ты где так научился играть на гармошке, – спросил у Ромба Витёк.

– В деревне, – ответил Ромб, – я в Киселихе до четвёртого класса жил. Играть сейчас могу почти на всех клавишных инструментах, но больше всех люблю аккордеон. На нём Кукарача лучше звучит, чем на баяне. Отец если бы не пропивал получку, купил бы мне аккордеон.

– А ты бы в кружок, какой записался и играл бы там на их инструменте. Кружков полно и бесплатно всё везде, – посоветовал ему Витёк.

– Да ну их эти кружки, – там ноты учить заставляют, а я играю на слух без всяких нот. Я сходил один раз в дом пионеров, мне не понравилось. А Ластик долго туда ходил, но он на пианино играл, потом кларнет освоил. У них оркестр был хороший. Сейчас он на флейту перешёл.

– А мне кажется, на ларьки он перешёл, – ухмыльнулся Витёк и попросил его исполнить ещё раз Кукарачу.

Тогда это была одна из популярных песен.

На следующий день Витька после завтрака директор отвёл в медицинский изолятор, там он неделю находился с пятилетним мальчиком по имени Миша. Этот Миша лежал с диагнозом, сучье вымя. У него под обеими мышками выросло семейство нарывов и Витьку приходилось ухаживать за ним и кормить с ложки, так, как тот руки не мог подымать. Витёк был отрезан от своих друзей и почему он об этом хорошо знал. Директор рассказал ему, что про план побега, который он собирался осуществить со своими земляками, ему стал известен, поэтому он решил зачинщика этой нелепой затеи изолировать от общей массы подростков. Когда его вернули назад ко всем ребятам, то девчонок уже не было. Их увезли в Горький.

Перед обедом в приёмник зашёл почтальон и принёс несколько телеграмм.

Директор, держа в руке телеграммы, по росту построил всех ребят в игровом зале и, посмотрев в сторону Ромба, скомандовал:

– Яшин сделай шаг вперёд.

Из строя вышел Ромб и Витёк, забыв, что он назвался в первый раз Краевым.

Ребята посмотрели друг на друга.

– Это же я Яшин, – сказал неуверенно Ромб Витьку и, разводя руками, смотрел то на своего однофамильца, то на директора.

– Ты чего Ромб мелишь, Яшин это я, – вспылил Витёк.

– Мы сейчас разберёмся, кто из вас Яшин, – сказал директор и зачитал телеграмму:

«Пропал Яшин Виктор, возраст шестнадцать лет, паспорта не имеет, одет в свитер зелёного цвета, и зелёные брюки. Немедленно выезжаю».

Марина Яшина.

– Кем тебе приходится Марина Яшина? – спросил директор у Ромба.

– Не знаю я такой, – недоумённо пожал плечами Ромб.

– Это моя сестра, – сказал Витёк, – она мне, как мать.

– Вот это да, – произнёс Ромб, – может мы с тобой родственники?

– Все люди братья, – сказал директор и повёл обоих ребят смотреть их гардероб.

В мешке Ромба и Витька свитера зелёного не обнаружили, а зелёные брюки оказалось, опознавательным знаком не являлись. Почти каждый подросток носил брюки такого цвета, но директор склонен был больше верить Ромбу.

– Вы оба лгуны, – сделал заключение он, – заврались до невероятности. Покрываете, друг друга, но меня не проведёшь, – погрозил он пальцем, – Мне хорошо знаком говор горьковчан, – музыканту эта телеграмма пришла. Вот сегодня его экспедитор и повезёт домой, а ты Краев разговариваешь, как москвич. Но не надейся, что мы тебя повезём в столицу, чтобы ты пятки смазал от экспедитора. Сдаётся мне, что ты несовершеннолетний преступник, недаром тебя дружки Злым называют. Признавайся, что натворил и почему бегаешь от милиции?

– Окститесь уважаемый, – нарочито заокал Витёк, – я коренной волгарь, по соседству с дедом Кашириным проживал. Чай, небось, известен вам этот злыдень? Любой ребёнок знает, как он Алёшку Пешкова жестоко порол. А ехал я в Грузию, чтобы мандаринов от души нажраться.

– Не ерничай Краев, – шлёпнул он Витька без всякого зла по затылку.– Жалко, что тебя так не пороли в детстве, как Максима Горького. Придётся сводку о тебе запросить и выслать твою фотографию в МУР.

– Как хотите, поступайте, но я вам клянусь, что был на мне свитер зелёного цвета, я его в одном доме оставил, когда ехал на юг. А Марина это моя старшая сестра. Она из Заполярья приехала. Так, что меня нужно везти домой, а не Ромба. Не бойтесь я никуда не сбегу. Вот вам крест, – и он для пущей верности неумело перекрестился.

– Ты и креститься не можешь, бродяга маленький, – подозрительно взглянул директор на Витькины руки, – пионером точно был, комсомольский билет со значком, наверное, где-то дома лежит? Не верю я тебе псевдо Яшин, так – как вашего брата я с войны знаю. Не таких клоунов на чистую воду выводил. Ты или с Красной Пресни или с Марьиной рощи? Только там живёт самая отъявленная шпана Москвы.

Витёк поняв, что бессмысленно переубеждать одноглазого, больше доказывать ничего не стал, а молча отвернулся и пошёл к биллиардному столу.

В этот вечер Ромба вывезли из приёмника, но экспедитор возвратился назад через пятнадцать минут, сообщив, что музыкант сбежал от него на улице Октябрьской, недалеко от приёмника. А на следующий день за Витьком приехала сестра и забрала его домой. Тут директор понял, что допустил большую ошибку, что не поверил доводам неукротимого Злого.

Мать с сестрой дома ни, словом не обмолвились за его побег. Они были рады, что он нашёлся живой и невредимый.

Превратности судьбы

За выстрел его приговорили к одному году условно и выгнали из школы. Он устроился работать учеником токаря на завод. Прикрепили его к опытному наставнику Алексею Вьюгину, – это был токарь высшего класса. Работу свою начинал он всегда со стакана дешёвого вина. Когда у него не было вина, он посылал в магазин Витька, но при этом никогда не спаивал подростка. Он всегда ему говорил:

– Ты Витька будешь хорошим токарем, у тебя хватка есть и башка шарит, но вот эту гадость никогда не пей, – показывал он на вино, – и на меня не смотри, у меня стаж по вину ещё довоенный.

Профсоюзный комитет в принудительном порядке направил его учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи, не забывая справляться о его успехах в школе. Бригада в красном уголке постоянно журила его за плохие отметки и прогулы в школе. Но ему было безразлично всё.

– Работаю я хорошо, – оправдывался он, – а школьные знания, какие мне нужно я получил в полной мере, – вон дядя Лёша Вьюгин, пять классов имеет, а лучшим токарем считается на заводе. Разве плохо будет, если я буду таким, как он.

– А мы хотим, чтобы ты лучше был, чем он, – говорила ему бригадир Елена Князева, она же и председатель цехового комитета.– Ты не забывай, что ты работаешь в передовой бригаде коммунистического труда.

– А вы сами то все сидящие здесь лучше, чем он? – спросил он у опешившей от его вопроса, бригады.