Я, следователь.. - Аркадий Вайнер

Меня распределили тогда следователем в отделение милиции, и жизнь моя была голубой и беззаботной, как большое поле незабудок. В одно из первых ночных дежурств я сидел, скучал и проклинал себя за то, что не захватил какую-нибудь книжку. Дежурство было удивительно спокойным – ни одного происшествия за всю ночь. Лишь одинокий пьяница со вкусом храпел на скамейке – за ним еще не пришла машина из вытрезвителя.

Часов около двух ночи в дежурку вдруг вошел решительным шагом какой-то пожилой джентльмен в кавалерийской шинели и обмотках. Проходя мимо пьяницы, он похлопал его по плечу и строго сказал:

– Активизируйтесь, товарищ!

Перегнувшись через барьер, пришедший протянул мне руку:

– Здравствуйте! Меня зовут Михаил Петрович Черепанов.

– Здравствуйте, Михаил Петрович, – радушно сказал я.

– Я хотел бы обсудить с вами один вопрос. Дело в том, что я обладаю фантастической особенностью перемножать в уме любые многозначные цифры.

Я недоверчиво покосился на него.

– Извольте проверить. Назовите две трехзначные цифры.

– 387 и 284.

Он на мгновение мучительно зажмурился, кожа заходила у него на голове. Даже уши шевелились. Затем; сказал:

– 109908. Проверьте на бумаге.

Я взял ручку и считал, наверное, минут пять. Получилось точно.

– Точно? – торжествующе спросил он.– А теперь назовите две четырехзначные.

И четырехзначные он перемножил поразительно быстро и точно,

– Убедились?

– Факт.

– Теперь скажите, может ли человек, обладающий такими способностями, быть сумасшедшим?

– Никогда!– искренне заверил я.

– Тогда не откажите в любезности выдать мне об этом справку.

Я расхохотался, взял ручку и написал на клочке бумаги: «Справка. Я, имярек, побеседовав с Михаилом Петровичем Черепановым, и мысли не допускаю, что он может быть сумасшедшим. К сему – с уважением»,– и расписался.

Михаил Петрович чопорно откланялся и ушел, напомнив по дороге спящему пьянице:

– Сохраняйте достоинство!

Через два дня Михаила Петровича разыскали сотрудники психбольницы Кащенко, откуда он бежал в ту злополучную ночь. Он доказывал им, что обладает дипломатическим иммунитетом, засвидетельствованным моей справкой. Об этом и сообщил главврач больницы начальнику райотдела.

– Так ведь это же ерунда, я ведь от своего имени, без должности написал ему эту справку, – слабо оправдывался я.

– Когда ты на дежурстве – нет у тебя никакого своего имени. У тебя одно есть имя – следователь,– сказал начальник райотдела. – Иди подумай об этом на гауптвахте…

СПРАВКА 

Центральное адресное бюро сообщает, что гражданин АБУЛАДЗЕ Отари Георгиевич, уроженец гор. Москвы, проживает в Москве по Трехпрудному переулку, дом No 11/13, кв. 89 (108 отделение милиции), работает врачом-стоматологом в зубоврачебной поликлинике No 2 Киевского райздравотдела.

Лист дела 42

Поликлиника №2 находится в районе Кутузовки. Я поехал туда на метро, чтобы успеть все не спеша обдумать. Вообще-то мне не нравится метро, потому что я всегда чувствую себя в переполненных вагонах подземки бесконечно одиноким.

Может быть, оттого, что за окнами – коричневая мгла туннеля, рассеченного пунктиром редких фонарей, или ровный грохочущий гул поезда давит на уши, может быть, потому, что здесь нет времени и не бывает ни весны, ни утра, а только есть график движения, но именно в метро люди всегда погружены в себя до предела, и меня пугают их ничего не выражающие лица. И как оживают, словно просыпаются эти лица, когда поезд с веселым тарахтеньем вдруг вылетает на мост или наземный перегон. И люди улыбаются обычному солнечному свету и небу так, будто видят все это впервые.

Вот поэтому я люблю садиться в вагон на станции Калининская, куда поезда приходят не из безвременья, а с настоящей живой земли. Зимой на Калининской вагоны тяжело дышат и мелко дрожат, холодные, запотевшие, покрытые узорной изморозью. Летом они запыленные, ласково теплые, и по полу летает тополиный пух. А сейчас они были просто мокрые, и струйки катились по стеклам и резиновым прокладкам дверей, обещая настоящую дорогу.

Я сошел на Студенческой и увидел, что напротив станции, рядом с поликлиникой, открылся новый магазин. Огромная вывеска – «Магазин „Рассвет“. Все для слепых». Эта вывеска меня ужасно расстроила. Было в ней что-то бездумное, и мне вдруг стало обидно за слепых и за тех хороших людей, которые придумали для них специальные приборы, книги и таблицы и добрый труд которых осквернила плоская фантазия чинуши, ответственного за социальный прогресс среди обездоленных людей. Это же ведь надо придумать такое -магазин для слепых назвать «Рассветом»! Я плюнул от досады и вошел в подъезд поликлиники.

Потом я разговаривал с медицинским регистратором Князевой, подсчитывал, прикидывал и понял, что должен чувствовать слепой в магазине «Рассвет»…

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Евдокии Князевой

…Вопрос. Скажите, кто из врачей отсутствовал на работе 30 августа?

Ответ. Осмотрев журнал учета выхода на работу, могу показать – 30 августа на работе не было: доктора Кузнецовой, заместителя заведующего зубопротезным отделением; доктора Пилецкой, стоматолога; доктора Абуладзе, стоматолога; доктора Иванцова, рентгенолога.

Вопрос. По каким причинам они отсутствовали?

Ответ. Кузнецова и Иванцов были больны. Пилецкая с десятого мая в декретном отпуске. Абуладзе с четвертого августа по второе сентября был в очередном отпуске…

Допросил Следователь.

Лист дела 43

Ряды стульев в длинном коридоре зубоврачебной поликлиники были пусты. Из кабинета с табличкой «Стоматолог О. Абуладзе», держась за щеку, вышла женщина. Я выключил пропагандистский стенд с рекламой своевременного зубоврачевания и пошел в кабинет.

Абуладзе разговаривал с кем-то по телефону.

– Гаумарджос, гаумарджос, шени… Хо, батоно!– кричал он в трубку и весело хохотал. Прикрыв микрофон ладонью, он спросил меня:– Вы от Воскресенского?

– Дело в том, что я…

– Садитесь, дорогой, садитесь,– он указал на зубоврачебное кресло.-Я сейчас…

В зубоврачебном кресле мне делать было нечего – зубы у меня все здоровые. Но, оглядевшись, я стула не нашел и обреченно уселся в кресло. А он все разговаривал по-грузински и все время смеялся, синкопируя гортанную речь постоянным возгласом: «ара, ара!» – отрицательно качая головой -видимо, ему предлагали что-то очень смешное и совсем ненужное, а он все время отказывался.

Наконец он положил трубку и, направляясь к умывальнику, сказал нараспев, как давным-давно кричали во дворах старьевщики:

– Зубы выдираем – починяем – заменяем! Доставайте свои зубы, мой дорогой, смотреть будем…– и намыливать смуглые красивые пальцы.

– Видите ли…– начал я, но Абуладзе снова перебил меня;

– Знаю, знаю, дорогой. Николай Иванович уже говорил мне, что вы трусишка, Но вы не бойтесь, я только посмотрю.

Абуладзе говорил почти без акцента, и лишь манера разговора да некоторая гортанность выдавали в нем кавказца. Я смотрел на него, машинально покручивая бесчисленные рукоятки и рычажки зубоврачебного механизма, и решал – воспользоваться мне возникшим недоразумением или не стоит.

Наконец я сказал осторожно;

– Я к вам заходил в начале месяца…

– В начале месяца я был в отпуске, – довольно сказал Абуладзе, размял сигарету, прочно уселся на белую тарелку вращающегося табурета, закурил, явно расположенный к неспешной беседе со знакомым какого-т мне неизвестного, но, по-видимому, значительного Николая Ивановича.

– Хорошо отдохнули?– вежливо поинтересовался я.

– О, замечательно! И в доме отдыха побывал, друга в Ленинграде навестил. Погуляли-и…– мечтательно прикрыл глаза пушистыми длинными, просто девичьими ресницами Абуладзе. И пояснил доверительно: – Он как раз «Волгу» получил…

– Ну-у! – «пощупал» я почву.-"Волга"-это вещь!

– Ах, какая вещь! -с восторгом закричал Абуладзе.– До Москвы за восемь часов доехали!

Я переспросил с сомнением:

– За восемь? Что-то больно скоро?

– Пожалуйста, не удивляйтесь, дорогой. На сто сорок шли, – с горделивой скромностью сказал Абуладзе

– Неужели сто сорок?– все-таки «удивился» я.

– Именно,– подтвердил Абуладзе.– Это все Алеша – поковырялся полчаса в моторе – как зверь тянуть стала,– и добавил с нескрываемым восхищением:– Вот что значит классный автомеханик!

Легко дававшаяся игра уже захватила меня, и я сказал мечтательно:

– Я бы тоже в Ленинград съездил. Остановиться, жаль, негде. У вас-то друзья…

– Друзья ни при чем. Я, как князь, в «Астории» жил,– сказал Абуладзе хвастливо и взял с инструментального столика шпадель.

– Одну минутку…

– Я же сказал вам – не бойтесь. Открывайте рот!

– Я не боюсь. Я хочу вас спросить…