Сны Черного Короля - Алекс Надир

Он вдруг резко прервался и строго посмотрел на меня.

– Ты когда базу принесешь, ИЗВЕРГ?

– А вам она зачем? – набравшись не то наглости, не то смелости, полюбопытствовал я, и сделал при этом глаза как у ребенка.

Я думал, Федосей ответит мне матом. К этому, по крайней мере, располагало лицо, что было в эту минуту на нем. Однако сам обладатель лица проявил завидную выдержку. И даже чуть больше: какие-то неведомые силы, возможно идущие откуда-то из темноты бабаховского «не-Я», внесли в наше общение разительную перемену.

– База? – мягко прошелестел Федосей и улыбнулся так, как улыбаются только тогда, когда думают о чем-то ну очень приятном. – О, это да…

– Власоглав кто? – спросил резко затем.

– Покойник, – не ожидая подвоха, отреагировал я.

– Нет, до этого.

– Человек.

– Нет, после… Тьфу ты, запутал! Вообще?

– Журналист.

– Правильно! А я кто?

– Телеведущий, кажется.

– Когда кажется, креститься надо! Я… (он как-то гадливо поморщился)… этот… ШОУМЕН. Чуешь отличие между тем и этим?

– Между чем и чем?

– Не чем и чем, а кем и кем. Между мной и Антохой, когда тот в живых числился.

Я, немного подумав, отрицательно покачал головой.

– Дурак, если не чувствуешь! Журналист – это кто?

Видя, что я не спешу реагировать, он задрал к потолку палец и произнес почти что торжественно:

– Журналист это ЛИЧНОСТЬ! Все думают, что он много думает, и потому все его уважают.

Затем развел руки в стороны:

– А я?… Клоун! Пустышка! Жалкая, пустая пустышка, которая только и может, что веселить и развлекать не знающую к чему себя приложить публику. «Да, я шут, я циркач!..»

И Федосей внезапно запел, начав весьма артистично кривляться. Потом он заговорил снова – но о чем, я так и не понял. Вернее, не столько не понял, сколько пропустил мимо ушей: мое воображение внезапно набросало небольшую статью, озаглавленную как – «Антон Власоглав. Человек – журналист – покойник». Название почему-то показалось ужасно смешным, и я внутренне прыснул. Спохватился только тогда, когда услышал фразу, произнесенную Федосеем с каким-то особым нажимом.

– …И все это дерьмо стекается вот сюда!

Так как общий контекст высказывания мною был преступно утрачен, я спешно оглядел комнату.

Если учитывать употребление местоимения «всё», комната не казалась большой. Частично поэтому я понимающе пошамкал губами и дважды восхищенно кивнул. Федосей продолжил.

– А я должен делать из этого дерьма конфетки и запихивать их за обе щеки голодному обывателю. Да не просто запихивать, а так, чтоб тот еще добавки просил. Как думаешь, долго это продлится?

Я сказал, что не знаю.

– А я щас скажу… Хрен! Как только время наморщит мое миловидное личико, а зубы разъест кариес, меня в два счета отправят сначала вести какую-нибудь передачку про гастрономические изыски, выходящую ровно в десять утра по будням, потом вломят пинка под зад и вышвырнут отсюда вообще! ВООБЩЕ, я понятно сейчас говорю?! А теперь, внимание, вопрос: может ли нечто подобное в принципе произойти с журналистом?

Я снова сказал, что не знаю.

– Стесняюсь спросить, ты случаем не дурак?

Я промолчал, на что Федосей отмахнулся:

– Ответ-то на самом деле достаточно прост. Да никогда! Он, журналист, может хоть до старости лет марать чистые бумажные листы, ничуть не боясь оставить себя без работы. Потому что его бабло от табла не зависит. Понимаешь? Оперативность – вот для них главное.

И Федосей замолчал, глядя на меня с выражением лица добросовестного учителя, разжевавшего все до корки своему не самому толковому ученику и теперь ожидающего лишь одного, завершающего слова.

– Чувствуешь, к чему подвожу? – спросил наконец он.

– К базе? – протянул я.

– К ней, родимой! – извлек из себя Федосей и счастливо заулыбался.

Хоть намного скромней, но я улыбнулся тоже – стало приятно, что впервые с начала беседы был подобран нужный ответ.

– Знаешь, как в шутку Антоха меня называл? – продолжил Бабахов (но уже более сдержанно – я бы сказал, добродушно): – Проституткой таблоидной. Это в том смысле, что лицом, дескать, торгую… Гений, блин! Да мне бы такие возможности… Хотя и умный был, чего там. Смотри, какой всюду рев подняли. Думаешь, если б меня… Хотя ведь и может? Забавно посмотреть было бы. А что: считаешь, как к Федоське Бабахову в народе относятся – мне так уж монопенисуально? Вот уж хер! Это только внешне я такой невосприимчивый. А душонка-то ноет…

Он подошел к столу, резким движением открыл красивой формы витую бутылку с минеральной водой – послышалось характерное «пш-ш-ш-ш», и сделал два долгих демонстративных глотка.

– М-м-м? – повернул после бутылку этикеткой ко мне: – Вода (было произнесено название) неиссякаемый источник гидрокарбоната натрия! Обладая уникальным сбалансированным составом минеральных солей, она не только хорошо утолит жажду, но и окажет лечебно-профилактическое воздействие на весь организм. Применение этой воды также значительно снизит у вас потребность в медикаментах.

Я подумал, Федосей шутит. Однако, всмотревшись в то напряжение, образовавшееся у него на лице, понял, что это скорее – чисто профессиональное.

– Спасибо, – я вежливо отклонил предложение. – Что-то не хочется.

Федосей недоуменно двинул плечами, не торопясь завинтил крышку и поставил бутылку на стол.

– Думаешь, не обидно, а?… У меня вот что вечно спрашивают?… «Федосей (он снова начал кривляться), как вы относитесь к лету? Каким шампунем моете голову? Есть ли у вас кошка?» Тьфу!.. А у Антохи? У Антохи что спрашива… ли? Антон, как вы считаете, что ждет в ближайшем будущем нашу страну, если она не перенаправит вектор своего развития? Какой шанс, что ВВП уже в следующем году увеличится вдвое? А?! Чувствуешь разницу?… А я, между прочим, не каменный – иногда тоже хочется лицо поковеркать.

Заметив мое непонимание, Федосей поспешил объяснить.

– Это за Антохой привычка такая водилась. Зададут ему, бывало, какой-нибудь совсем уж простой вопрос, так тот не может, как все, внятно и конкретно ответить. Надо непременно что-то эдакое завернуть. И начинается… И глазки к небу закатит, и нос сморщит, и ладонью щечку свою подопрет. И обязательно эти – «м-м», «а-а», «э-э», «у-у». «Антон, над чем вы работаете?» Над чем я работаю?… А-а… э-э… у-у… Все не так однозначно, понимаете… Смотря… м-м… у-у… в какой плоскости рассматривать слово «работа». Вот сейчас я разговариваю с вами… м-м… э-э… у-у… а в голове у меня уже зреет… а-а… э-э… у-у… план. Или вот… м-м… э-э… у-у… иду я по улице, вижу людей. И в этих лицах… а-а… у-у… Кстати, скажите, как долго Россия примеривает на себе фрак настоящей, истинной демократии? А, вот видите! Все-то у нас… э-э… у-у… потеряно, разорвано. Нет никакой преемственности поколений, э-э… а-а… традиций. Больше того – немногие могут спеть «Боже, Царя храни» не заучивая для этого слова… А-а… э-э… у-у… Вот вам, пожалуйста, и проект!.. Ну и так далее. Нравилось Антохи свою избранность показывать – сам не свой до таких вещей был… М-да…

И Бабахов, задумавшись, помрачнел.

Затем – смотрящее мимо меня лицо рассеклось на редкость загадочной, с каким-то скрытым подтекстом улыбкой:

– Каждая кухарка может управлять государством, говоришь?

Дальше Федосей заговорил много быстрее. Как человек, которого буквально распирают слова.

– Я вот о чем, слышь ты меня, думаю. Это только сейчас окружающая среда и внешние обстоятельства стоят передо мной в позе простой русской женщины, копающейся в огороде. Но ведь все может вскорости измениться? Ты передашь базу, и тогда… Что предопределено, то исполнится, верно? Главное – оперативность. Ты знаешь, со скольких лет Антон ее вел? Не знаю – но только давно! Компьютеров тогда еще не было, по бумажкам больше чиркал. Да ради такой базы, я тебе доложу, большинство нашего брата из штанов вон, не сморгнув, выпрыгнет. Видел я однажды, как Антон с ней работал! Чик, чик, раз-два. Тырк кнопку на принтере, и вот она – поскакала! Ключевые слова успевай только ставь… Знаешь, когда я ее получу, что тогда будет? Да ты сюда, мил человечек, смотри!

И Федосей начал громко, но, впрочем, очень ритмично пощелкивать пальцами согнутой в локте левой руки, покачивать в такт головой и вскоре, сносно имитируя голос Максима Леонидова, затянул а капелла:

– «Где-то далеко летят поезда, самолеты сбиваются с пути…». Они и сбиться еще не успеют, а я… Да что язык-то понапрасну чесать: многое тогда будет по-иному. Какая там, к дьяволу, Пулитцеровская премия! Я тебе так даже скажу… Разум – значительно выше, чем неуправляемый интеллект! Играя словами вообще, можно получать куда много больше, чем чье-то обрадованное ухо.

В последнем высказывании усматривался плохо закамуфлированный отсыл. И я даже догадался – куда. А именно: Федосей явно отсылал к знаменитым словам Александра Сергеевича[1] – о некоторых особенностях рыцарской лирики периода развитого феодализма; я не раз слышал их, будучи студентом. Также я догадался, что данный прием не что иное, как попытка сравнения двух эпох – сопоставления двух разных культур, желание показать более размеренный ритм и менее прагматичный взгляд прошлого. Все это я тотчас высказал вслух. И даже, как смог, процитировал источник.