Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потом вдруг что-то заблестело. Я думал, что-то разбилось. Всё было белое. Батя меня ударил. И ещё, и ещё. Я упал на пол. Опрокинул ведро с мыльной водой. Потом он наклонился надо мной и, как в кино бывает, ещё несколько раз ударил кулаком. До следующего понедельника я в школу не ходил. Помнишь?
Я киваю, хотя не помню точно. Тогда ещё Алекс казался мне таким же, как все остальные. Разве что чуть постарше.
– За что он тебя? – тихо спрашиваю я.
– Я забыл закрыть одно окно сзади. Вода внутрь натекла. Очень много воды. Я думал про кита, про море, про Землю, которую мы уничтожаем, а сам уничтожил задние сиденья «Мерседеса». Это я был виноват. «Чтоб помнил», – сказал мне батя. И я запомнил. Теперь каждый раз проверяю, закрыты ли все окна, прежде чем нажать на кнопку.
– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – спрашиваю я.
– Не знаю, – говорит он. – Может, потому что мне вдруг показалось, что, может, автомойка – это не то, что мне нужно. Может, киты на огромном песчаном пляже – это правильное решение.
– Не понимаю, – говорю я.
– Да я сам не понимаю, – говорит он.
Потом мы некоторое время молчим.
– У меня больше нет времени. Пора на фехтование.
Алекс кивает. Встаёт. Правда похож на варана. Варан Алекс. Хватает сумку, перекидывает её через плечо. Смотрит на меня и говорит:
– А дашь мне то, что нарисовала для Ван Гога?
– Он больше не Ван Гог, – говорю я, – теперь он называется Анус.
– Что?!
– Анус. Рыжий Анус, единственное число от Anura, по-латыни это лягушка. Он сегодня заслужил такое прозвище.
Алекс кивает, хотя по лицу его понятно, что ему ничего не понятно. В глазах недоумение. Да и новое прозвище учителя изо не слишком хорошее. Неправильное. Слишком грубое. Ну и пусть себе остаётся Ван Гогом. Ладно уж.
– Зачем тебе мой рисунок? – спрашиваю я.
Он опять пожимает плечами.
– Ты разве не меня нарисовала?
– Нет, – говорю я. – Не совсем. Немножко да, но и нет. Это плохой рисунок. Я его выброшу.
– Дай лучше мне. На память, – говорит он и протягивает руку. – Может, я его на своей автомойке над кассой повешу. – Улыбается. Теперь он мне опять нравится. Уже никакой не варан.
Я открываю папку и даю ему рисунок.
Пока он смотрит на него, я выбегаю из класса.
Фехтование (но это не драка), путь домой и размышление об объятиях
На тренировке дела у меня шли плохо. Все старше меня. В основном старшеклассники, несколько парней уже студенты. Я попала в эту группу, потому что тренеру – а он папин приятель – показалось, что я быстрая, что быстро обучаюсь и что мне будет полезно тренироваться с теми, кто постарше. Но пока что получается не слишком хорошо.
– Ника, не надо с такой силой, эй, – постоянно говорит тренер. Он, конечно, тоже старый; не просто старый – настоящий дед. Хотя я не очень понимаю, папа вроде говорил, что они одноклассники; только он совершенно седой. Такой седой, что мне даже смотреть на него страшно. Когда папа меня туда в первый раз привёз на тренировку, я вообще не могла сосредоточиться, всё время думала: «А такие старые люди вообще ещё бывают?» Он мне напоминал динозавра. Огромного серого динозавра-вегетарианца, диплодока. Он как раз такого серебристого цвета, ему миллион с лишним лет, а голова маленькая, как фехтовальная маска. Но при этом он симпатичный вегетарианец. Этот вот мой тренер по фехтованию. Мой дед, мамин отец, тоже был седой, но его я не помню. Он умер, когда я была совсем маленькая. Другой дедушка, папин отец, умер совсем давно, ещё в прошлом тысячелетии.
Тренер мной недоволен. Ну и ладно. Он говорит, что я не понимаю этот спорт. Постоянно твердит, что я должна расслабиться. Так я расслабляюсь! Ну, сегодня, может, похуже. Меня Алекс сбил с толку. Мне кажется, он хочет, чтобы я ему помогла, чтобы что-то посоветовала. И при этом не хочет, чтобы я его учила математике. Кроме того, два раза сказал, что он думал про меня. Это меня ещё больше смутило. Ну, в смысле, мне понравилось, но не знаю.
Во время тренировки я всё время ошибалась. Слишком быстро реагировала. Партнёра, медика-первокурсника, слишком сильно уколола.
– Эй! Это спорт, а не драка! – огрызнулся он и снял маску.
Тренер отправил меня в раздевалку. Я тоже сняла маску и посмотрела в зеркало. Я себя не чувствую свободно с ними. Никто со мной не разговаривает. «Привет». «Пока». «Девочка, твоя очередь». Вообще на меня не смотрят. Между собой они разговаривают, смеются, а меня считают ребёнком. Поэтому фехтование мне не очень нравится.
Диплодок стучит в дверь и заходит в раздевалку. Он в дурном настроении, переминается с ноги на ногу, не знает, что сказать, точнее, не знает, как сказать то, что он хочет сказать. Потом говорит:
– Ты устала. В следующий раз пойдёт лучше. – Треплет меня по плечу и возвращается в зал. Я точно знаю, что у него на уме. Он с радостью бы выбросил меня из команды, но боится мне об этом сказать. Не из-за меня – из-за папы.
Я снимаю фехтовальную форму, складываю её в шкафчик, туда же кладу рапиру, запираю шкафчик и ухожу. Душ приму дома. Что мне, идти в душ туда же, куда они ходят? Да ни за что. Даже если бы в раздевалке никого не было, даже если бы я заперлась в кабинке, было бы ужасно.
Они продолжают тренироваться. Отъезжая от здания, я оглядываюсь назад и вижу, какие они все расслабленные. Смеются. Когда я там была, у них был серьёзный вид. Мне кажется, у них от сердца отлегло, когда я ушла.
Я никуда не тороплюсь. Медленно еду по городу. Думаю, что у меня завтра. Завтра будет хороший день. Днём школа, вечером занятие по скульптуре. Я люблю лепить. Мне нравится чувствовать мокрую и при этом тяжёлую, густую глину между пальцами. До конца курса я бы хотела вылепить скульптуру с танцором и танцовщицей. Преподавательница сказала, что я выбрала себе самое сложное задание. Скульптура будет полуметровой высоты. Внутренний каркас я уже сделала. В смысле, сделала две фигуры из проволоки. Преподавательница мне помогала. Я её называю Роденка: она всё время говорит о Родене, великом французском скульпторе. Я думаю, она меня особенно любит именно за то, что я единственная из учеников про него знала. В Париже папа меня водил в его музей. Так что ей прозвище Роденка очень подходит. И прижилось к тому же.
В прошлый раз
