Алмазы Птичьего острова - Эльвира Викторовна Вашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денис вежливо поздоровался и тут же взял быка за рога.
– Скажите, уважаемый, зачем вы пугаете детей, говорите, что мой фотоаппарат может похищать души? – спросил он. – И ведь не только дети верят! Взрослые тоже! Но вы же знаете, что все это неправда!
– Разве? – Шаман улыбнулся и похлопал по шкуре рядом с собой. – Садись, будешь гостем у меня.
Денис поколебался немного – где-то в глубине души он побаивался шамана, уж больно много всяких диковинных историй о нем рассказывали, да и, похоже, Иван верил в его могущество, – но все же сел. Показывать свой страх и сомнения он посчитал неправильным.
– Это хорошо, что ты не боишься, – сказал шаман, словно прочитал мысли. Денис даже вздрогнул от неожиданности. – Хотя если бы боялся, то не пришел бы. Но и правильно, что опасаешься. Только не меня опасаться нужно, а духов! – И шаман покачал из стороны в сторону трубочкой.
Потянулся длинный лепесток сизого дыма, медленно растворился в прозрачном воздухе. Денис зачарованно смотрел на дымный рисунок: ужасно захотелось его сфотографировать.
– А можно я сфотографирую вас? – попросил он неожиданно для себя.
Ему тут же захотелось куснуть себя за язык: надо же, пришел разбираться с запретом на съемку и тут же с просьбой полез! Глупо-то как вышло, по-детски!
– А почему бы и нет? – Шаман дернул мохнатой бровью, и на его морщинистом лице нарисовалась усмешка. – Фотографируй. Только как следует! Ты уж постарайся, чтобы эти фотографии были украшением альбома.
– Откуда вы про альбом знаете? – удивился Денис.
– Про него все знают, – засмеялся шаман, и трубочка его вновь закачалась из стороны в сторону, рисуя дымные картины. – Если бы ты не хотел, чтобы знали, то не рассказывал бы.
– Логично, – кивнул Денис. – Ну, приготовьтесь, сейчас отсюда вылетит птичка! Такая маленькая… незаметная…
Шаман улыбнулся так радостно, что Денис опешил. И дымный завиток, вылетевший в этот момент из трубочки, оказался особенно четким и изящным. В общем, снимок должен был получиться – просто загляденье.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Денис. – Похоже, вы правы, эта фотография будет украшением альбома.
Шаман довольно покивал.
– Но я вот чего не понимаю, – подступил к нему Денис. – Вы вот вполне охотно фотографируетесь, так почему запрещаете людям стойбища? Или вы думаете, что их фотографии не будут украшением альбома?
– Кто-то прочел в городской книжке, что где-то далеко, где живут люди с красной кожей, боятся фотоаппаратов, которые якобы могут украсть душу, – усмехнулся шаман. – Ко мне пришли и спросили, правда ли это. Я сказал: «Может быть». Понимаешь, всего лишь – может быть. А ведь может и не быть.
Шаман мелко засмеялся, и смех его раскатился вокруг маленькими металлическими шариками. Денису даже показалось в какой-то момент, что он видит эти шарики, сталкивающиеся друг с другом, отскакивающие в стороны. Тонкая бородка и вислые усы задорно подпрыгивали, и шаман с улыбкой смотрел на гостя.
– Покажи свои фотографии, – неожиданно попросил он. – У тебя ведь есть с собой, я знаю.
Денис смутился. Он действительно носил с собой пачку фотографий, которые считал лучшими. Показывал их старшим эвенкам на стойбище, уговаривая позировать для будущего альбома. Теперь вот шаман просит показать… Что-то он скажет? Вдруг ему не понравится?
Денис достал из кармана пухлый конверт, набитый снимками, подал шаману. Тот внимательно посмотрел все фотографии, потом взглянул на паренька.
– А разве ты не хочешь взять кусочек души самой природы, чтобы заключить ее в свои фотографии? – спросил шаман серьезно. – Разве ты не хочешь, чтобы твои снимки были живыми, чтобы говорили с теми, кто на них смотрит?
Он выбрал одну фотографию, щелкнул по ней кривоватым темным пальцем.
– Смотри, разве здесь – не сама душа тундры?
От фотографии веяло огромными просторами, раскинувшимися под гигантским опрокинутым небесным куполом, и несколько оленей вдалеке лишь усиливали ощущение тишины и огромности окружающего. Казалось, что в этот снимок можно войти, что он – трехмерный, и вечная мерзлота, спрятанная под тонким снежным слоем, окутывает все вокруг дыханием вневременности.
– У тундры огромная душа, – сказал шаман. – У нее хватит души, чтобы поделиться с тобой, дать часть твоим фотографиям, чтобы быть на них живой, настоящей. Но у людей все не так. Их ду́ши гораздо меньше, чем у тундры, и люди боятся, что если часть попадет на фотографии, то им самим ничего не останется.
– Интересно вы говорите, – нахмурился Денис. – Такое впечатление, будто книжку читаете, причем старую. А я ведь знаю, вы в городе учились, а потом еще в институте.
Шаман вновь засмеялся, и тонкая бородка его поднялась по ветру, заколыхалась, как флажок. Он сжал трубочку пальцами, покрутил ею немного в воздухе, посмотрел, как медленно тает дымный след, а затем заговорил, и глаза его, остро смотрящие из-под тяжелых век, были серьезными и даже немного суровыми.
– Здесь совсем другой мир. – Руки с дряблой, потемневшей кожей взмахнули, силясь обнять окружающее. – Здесь не так, как ты привык в городе, уж я-то знаю, я ведь действительно бывал там и думал, что там останусь. Ты должен постоянно, каждую минуту чувствовать, что ты – в другом мире. Иначе то, что вам предстоит, будет слишком опасным, и даже духи не смогут помочь.
– А что нам предстоит? – заинтересовался Денис.
У него появилась уверенность, что шаман говорит о будущем походе за сокровищами. Но откуда он мог узнать об этом? Ребята никому в стойбище ничего не рассказывали, даже Иван не сказал ни слова своему отцу.
Шаман хитро улыбнулся, и его глаза совсем скрылись в морщинистых складках лица.
– Лучше я оставлю тебя в сомнениях, – сказал он. – Тот, кто сомневается, гораздо осторожнее того, кто во всем уверен. А осторожность в тундре – залог выживания.
С тех пор Денис стал частенько заходить к шаману. Он не верил в колдовство, но послушать истории, которые рассказывал старик, было интересно. В этих историях он чувствовал не только душу самой тундры, но и душу северных народов.
– Да как же я могу фотографировать Север, если не пойму его полностью? – спрашивал Денис у друзей. – Ребята, ну вы-то понимаете, о чем я, а?
Иван кивал, а Славка пожимал