Алмазы Птичьего острова - Эльвира Викторовна Вашкевич

Он видел, что так делал отец, когда жаловался матери на усталость. Мать его жалела. Но ждать жалости от друзей не приходилось. Увидев, как Славка трет поясницу, Иван фыркнул, пробурчав, что в их стойбище и дети более выносливы, а Денис хлопнул Славку по плечу и посоветовал не придуриваться, а то ведь они в самом деле могут поверить, что он такой слабак!

– А слабым не место на поиске сокровищ, – предупредил Денис. – Тем более алмазов.

– Ну, на поиск сокровищ у меня сил хватит! – тут же заявил Славка и перестал тереть поясницу.

У Валерия Вениаминовича и прибывшего в стойбище по случаю предстоящего праздника шамана возникли трения, что сказалось на отношениях между лагерем экспедиции и стойбищем. Дело в том, что профессор упрямо хотел обследовать могилу знаменитой ундаганки, женщины-шамана, которая располагалась на месте старинного стойбища, занятого сейчас Григорием и его родом. Шаман же стоял насмерть, называя подобное исследование осквернением и обещая, что древняя ундаганка не простит и всем участникам экспедиции придется очень плохо.

– Придет ие-кыла, мать-зверь! – вещал шаман. – И вот тогда… Тогда ты, городской и приезжий, узнаешь, как мстит тундра!

Он кричал на профессора, и железные обереги и амулеты, нашитые на его одежду, сердито звенели. Валерий Вениаминович не оставался в долгу, оповещая окрестности тундры о непроходимой шаманской дремучести, которая не различает неуважительного отношения к предкам и очень даже уважительного интереса ученых.

– Да о вашей ундаганке весь мир узнать должен! – всплескивал руками профессор, пытаясь объяснить шаману свою точку зрения. – Да она же была по-настоящему знаменита! О ней до сих пор сказки и легенды рассказывают! А вы что, не хотите, чтобы кто-то о ней узнал? Или не хотите, чтобы кто-то узнал об обычаях тундры?

– Глупый человек, – снисходительно сказал шаман. – Пойдем, я покажу тебе.

Он привел профессора к могиле ундаганки и показал ягель, покрывающий холм.

– Что ты видишь? – спросил.

– А что тут видеть? – пожал плечами Валерий Вениаминович. – Ягель вижу. Олени его едят. Вся тундра им покрыта. Если бы не ягель, никаких оленей в тундре не было бы. Природа обо всем позаботилась.

– Да-да, ягель, олени, природа, – усмехнулся шаман. – Это все, конечно, замечательно. Но посмотри, вот тут ягель полностью объеден оленями, а вот тут не тронут ни один кустик.

Профессор присмотрелся. Шаман был прав: ягель был объеден до границы могильного кургана, а дальше ни один олень или кто бы то ни было даже не прикоснулся ко мху. И следы животных шли только по границе холма, не заступая за невидимую, но, очевидно, ощутимую черту.

– Даже олени умнее тебя, – заметил шаман. – Даже они знают, что ундаганку нельзя тревожить.

– А ты у нее спросил? – рявкнул Валерий Вениаминович. – Она сама хочет, чтобы ее тревожили или чтобы ее забыли?

– А кто ее забыл? – удивился шаман. – Мы помним. Олени помнят. Что еще надо?

Он посмотрел на профессора, медленно улыбнулся, закурил трубочку и пошел в свой чум, не обращая больше внимания на Валерия Вениаминовича, оставив его в самом сердитом настроении и растрепанных чувствах. Больше шаман профессора не замечал, причем делал это так демонстративно, что тот только зубами скрипел.

Но, перестав спорить и ругаться с Валерием Вениаминовичем, шаман поставил свой чум неподалеку от холма, под которым была похоронена ундаганка. С того момента каждый день до позднего вечера можно было видеть шамана, торжественно восседающего на стопке шкур у входа в чум и попыхивающего насмешливо своей коротенькой кривой трубочкой. Колечки, вылетающие из этой трубочки, приводили Валерия Вениаминовича в злоехидное состояние, но, кроме как сердито шипеть, сделать он ничего не мог.

Ребята не принимали участия в противостоянии профессора и шамана, справедливо рассудив, что им от этого ничего хорошего не будет, одни проблемы. Поэтому изо всех сил делали вид, что ничего не замечают и полностью погрузились в работу, благо ее было действительно очень много.

Кроме того, Денис и Славка учились стрелять. Учили их все кому не лень, даже малыши из стойбища. Но, увы, у Славки не получалось сбить и несчастную консервную банку, нацепленную на столб. Он упорно тренировался, утверждая, что все же сможет стать настоящим охотником. Григорий, посмотрев на эти усилия, только пожал плечами. Старый охотник видел, что этому пареньку просто не дано быть охотником, но разочаровывать друга сына он не стал.

Получив отказ и не имея возможности вскрыть захоронение, Валерий Вениаминович набросился на обычный раскоп, и друзьям пришлось попотеть, то отогревая вечную мерзлоту, то сверля ее, то выскребывая. Утешало, что рядом так же потеют настоящие археологи, кандидаты и доктора наук, измазанные грунтом по самую макушку, в поисках некоего чуда, относящегося к культуре малых народов Севера.

– Да какие там чудеса могут быть? – пожимал плечами Славка. – Ну, тарелки, ложки…

– Все важно, – объясняли ему археологи. – Важно знать, как люди жили, как они развивались, что и как думали.

Легче всех оказалось Денису. Профессор отправил его в стойбище, чтобы он фотографировал предметы утвари, какие только увидит. Также было строго наказано не обходить вниманием вышивку местных умелиц, да и вообще все, что они делают.

Услышав, что у Иванова отца есть лук, доставшийся ему от предков, Валерий Вениаминович аж зашипел от восторга и потребовал сфотографировать этот лук во всех подробностях, потратив на него даже не одну, а целых три пленки! Он пытался выкупить лук для своего института, но Григорий отказался наотрез, заявив, что память предков не продается. Профессору пришлось отступиться, удовлетворившись фотографиями. Но уж их-то было во множестве! Обитатели стойбища особенно охотно давали фотографировать одежду, обувь и вышивку, справедливо считая это хорошей рекламой для мастериц.

Иван присмотрел на побережье отличное местечко, где друзья могли сделать склад всего необходимого, что потребуется в путешествии к заветному острову. Такой склад был особенно хорош тем, что уходить тогда можно было бы не ночью, а честно, посреди дня, и таким образом выиграть дополнительное время. Да и потом, Иван все время опасался, что кто-нибудь из взрослых случайно обнаружит в их палатке резиновую лодку, и запас консервов, и многое другое. Отвечать на вопрос, зачем все это нужно, было бы затруднительно.

В хозяйстве археологов были два трактора: солидная и вместительная Мурка и юркий, маневренный Гаврюша. Тракторы перетаскивали с места на место археологические пожитки и оборудование, если переход был достаточно небольшим, но на них грузили только самое тяжелое и объемное, а остальное переносили