Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва

и не окликнула мать, чтобы попрощаться. Мне хотелось сказать ей, что ни один конфликт не стоит того, чтобы не прощаться с мамой и расставаться недовольными друг другом, потому что жизнь коротка и шанса примириться может больше никогда не представиться. Но я держала свое мнение при себе, молча следуя за каблуками Марины к машине, ожидавшей нас у ступеней. Я считала про себя на автомате.

Сердитое и взвинченное «цок-цок» каблуков Марины сказало мне, что она никого никогда не теряла. Ей будет сложно поверить мне на слово.

Женя

Дни плавно перетекали один в другой, привычная нам рутина вернулась, синяки и ушибы Василисы постепенно исчезли, волосы немного отросли, но ее внутреннее состояние вызывало тревогу. Она стала более открытой с нами, не вздрагивала при случайных касаниях, и казалось, что в нашей компании ей комфортно, но… Всё было бы слишком просто без этого «но». Ее настроение, бывало, резко менялось, она то замолкала, уставившись в одну точку посреди разговора, то воодушевление внезапно сменялось апатией и безучастностью. Сашка слишком беспокоился по этому поводу, я же думал, что ей просто нужно время. Конечно, они постоянно были вместе, а я не слышал еженощных криков во время ее кошмаров и, возможно, поэтому проявлял некоторую беспечность, но мне казалось, что ее внутренние травмы, которые никак не связаны с телесными, нуждаются в гораздо большем времени.

Комната преобразилась: заваленная кровать была расчищена и придвинута к Сашкиной, теперь их разделяла лишь тумбочка. Благодаря перестановке Сашка мог в любую минуту среди ночи прикоснуться к Василисе, лишь протянув руку, и, думаю, это было проще, чем сидеть у ее кровати до утра. Первое время я беспокоился, что между ними завяжутся более доверительные отношения из-за близкого соседства и его неоценимой поддержки, но казалось, что всё развивается с точностью до наоборот. Между ними установилась странная форма вежливости, будто при виде Сашки Василиса собиралась и держала лицо, и это было похоже на неуклюжий танец, в котором каждый пытался подстроиться под партнера. Мои же отношения с Лисой, как стал я звать девушку про себя, текли просто и непринужденно, в моем присутствии, которое было довольно частым в этом доме, она вела себя расслабленно и открыто. Нет, разговора по душам у нас так и не состоялось, но молчать вдвоем было на удивление комфортно, до этого я чувствовал такую степень родства и понимания только лишь с Сашкой.

Несмотря на то что синяки сошли и лицо Лисы снова стало миловидным с ее большими карими глазами, которые обрамляли пушистые ресницы, образ фарфоровой пастушки исчез. Короткие волосы, ссутуленная спина и болезненная худоба, которая с каждым днем все усиливалась, делала Василису совсем новым, не похожим на изящную девочку с остановки человеком. Но это было неважно. Пастушка была забыта, потому что я привязался и беспокоился именно о Лисе, а не распалял себя романтическими чувствами к образу из детства. Чем больше проходило времени, тем чаще, произнося «мы», я имел в виду уже не нас с Сашкой, а всех троих.

Еще одно новшество состояло в том, что Лидия Петровна перестала приходить, ее услуги просто стали не нужны, потому что у Лисы обнаружилась одержимость уборкой. Сашка много раз начинал осторожные споры, настаивая на том, что Василиса не должна постоянно намывать квартиру, но всё бесполезно, Лису было не остановить, и Сашка просто оставил ее в покое. Иногда у них случались недопонимания из-за денег: Василиса настаивала на том, чтобы присоединить свои накопления к Сашкиным, но второй был категорически против. До открытой конфронтации не дошло, потому что в кои-то веки вспыльчивый Саня взял себя в руки и четко объяснил Лисе, откуда у него появляются деньги и почему, и после этого она немного успокоилась. Сашка, в свою очередь, переживал, что Василиса постоянными уборками пытается отблагодарить его за кров над головой, а еще переживал, что она мало ест и стремительно теряет в весе. Это и меня беспокоило, она почти превратилась в скелет, а Сашка тихо психовал и, словно наседка, бесконечно пытался накормить Василису, но мне казалось, что дело тут не в попытке Лисы сэкономить Сашкины затраты на ее содержание. Она будто наказывала себя или же действительно не хотела есть.

У Василисы было два состояния: деятельная Лиса, которая намывала и начищала трехкомнатную квартиру до блеска, и ее тень, которая по неделе не вставала с кровати, не ела и почти не разговаривала (казалось, Сашку угнетала первая и пугала вторая). Когда она днями напролет лежала в кровати, он, придя из школы, кидал встревоженные взгляды на фигуру под одеялом, после чего удалялся на кухню делать уроки, возмущенно пыхтя, и постороннему человеку могло бы показаться, что он крайне зол и раздражен, но я-то знал, что он напуган и не понимает, что делать, и в такие дни я брал книгу и садился на пол рядом с кроватью Василисы, читая до тех пор, пока не пора было идти домой. В другие разы мы возвращались из школы и натыкались на ведра и тряпки, распахнутые окна, стирку штор. Сашка начинал бурчать вполголоса, что это всё лишнее, что Лисе нужно больше отдыхать, ходил кругами вокруг нее и ворчал, как старый дед, а я просто брал тряпку и принимался за работу, и чуть погодя он присоединялся к нам. Втроем дело шло быстрее, и вечера в такие дни мы обычно проводили на кухне за ужином, который я готовил, и за разговорами на безопасные темы, продолжая настороженный танец партнеров. Но, несмотря на рутину, напряжение между Лисой и Сашкой не становилось меньше, а только нарастало, я опасался, что это кончится чем-то не слишком хорошим, а потому, когда Василиса удалилась принять вечерний душ, затронул неприятную тему и озвучил очевидную истину, которую Саня и так знал:

– Ты слишком давишь на нее.

– Ну прости, чувак, я не такой терпеливый, как ты! – предсказуемо рявкнул Сашка полушепотом.

Чуть успокоившись, он помолчал, после чего продолжил другим тоном, который был уже по-настоящему взволнованным:

– Что-то не так. Внешне она как будто выздоровела, но это херня.

– Тебе нужно успокоиться, – постарался урезонить его я. – Ей просто нужно время, и всё будет хорошо.

– Чувак, раскрой глаза, – он разозлился и заговорил грубо. – Она больше месяца не выходила из дома, не считая повторного визита к врачу. Моется по три раза в день, кричит каждую ночь. А днем либо летает с пропеллером в заду, либо лежит трупом. Насколько я знаю, это не