Детектив Замка Хэльдиборн (Сказки про домовых) - Игорь Всеволодович Гиркин

не собираюсь одевать ее на голову слишком часто!), я не останусь так одинок, как сейчас: вспоминая проделанные мною колоссальные по глупости и легкомыслию кульбиты и ожидая их повторения в будущем, мои ученики и коллеги начнут видеть во мне не просто «математическую машину», а живого человека, такого же, как они сами… Мне будут сочувствовать, заботиться обо мне! Я стану в глазах окружающих не только Ученым с Большой буквы, но и добрым чудаком! Эдакой университетской легендой! На меня будут показывать пальцем: «Вот, смотрите! Это тот самый сумасшедший математик, который 5 лет назад рассчитал орбиту кометы Лаггея, а на прошлой неделе пытался в цирке забраться на канат вместо акробата и пройти по нему без страховки, утверждая, что ходит точно также по бельевой веревке каждое утро в расположенную напротив через улицу булочную!»

«… Я еще подумал» — продолжил чуть спустя Триумфирус: «А вдруг, став крайне легкомысленным, я совершу какой-нибудь нехороший поступок? Или попаду в ситуацию, в которой причиню себе вред? Но я уже старик… и, друзья мои, поверьте, в глубине души я очень добрый… В общем, я хочу эту шляпу… Уверен, что она принесет пользу и мне, и окружающим. А, на всякий случай, прошу Вас, милая берегиня Лин, совсем чуть-чуть присматривать за мной, когда я соберусь надеть изготовленный вашими ручками артефакт, ведь Вы — настоящая мастерица по этой части — я знаю!».

— «Ну что, Лин, ученица моя?» — обратился к берегине Мегахмырь: «Поверишь старому профессору на слово, или будешь дожидаться обещанного математического доказательства?»

— «Что ж… мессир! И на этот раз ваша взяла!» — почему-то совсем не печально ответила Лин, протягивая шляпу старому математику и принимая от него поданный немного дрожащей рукой золотой: «А Вы, уважаемый академик Триумфирус, не беспокойтесь! Можете рассчитывать на меня! Я не позволю такому хорошему человеку попасть в совсем уж неприятные истории из-за моей шляпы!»

* * *

«Ну, уж на мой-то товар покупателя точно не найдется!» — уверенно заявила Тин, едва счастливый Триумфирус, прижимая к груди картонную коробку с упакованной в нее Шляпой, захлопнул за собой дверь: «Несчастная любовь не нужна абсолютно никому!»

— «Ты так уверена?» — Обернулся к ней ворочающий поленья в камине невидимой кочергой Мегахмырь: «Что ж, посмотрим… уже утро, но до закрытия лавки осталось полчаса… Кто знает, кого занесет к нам за это время…»

И словно подтверждая слова волшебника, снаружи послышался торопливый стук каблуков: человек (опять человек!) не идет — он бежит со всех ног… Без слов переглянувшись с профессором, Тин вернулась на свое место за прилавком и во все глаза уставилась на дверь — ей не терпелось увидеть — кто же тот покупатель, который так торопится воспользоваться ее «ужасным» (как она сама называла его мысленно) амулетом…

Звенит колокольчик и в двери влетает промокший с ног до головы (наверное, в мире людей льет натуральный ливень) бледный очень тощий юноша со спутанными длинными волосами… Сначала он делает движение кинуться прямо к прилавку, но потом смотрит на себя (струи не слишком чистой воды стекают с его мятой шляпы и старого плаща прямо на хорошо отполированный паркетный пол и лужа быстро расползается во все стороны от потертых башмаков)… Молодой человек неловко переминается с ноги на ногу и застенчиво произносит:

— «Простите! Там, у нас, натуральный потоп! Странно, что у вас так сухо… Вы позволите мне постоять здесь немного? Я надеюсь, ваша лавка еще не закрылась?? Я не опоздал?»

— «Последний покупатель — это как раз Вы, молодой человек!» — радушно разводя руками, профессор-гном поднялся навстречу: «Проходите к огню, снимайте плащ! Мин! Лин! — позаботьтесь об одежде гостя!»

— «Ну-с! И так?» — вопросительно смотрит на юношу, все еще протягивающего руки к огню, Мегахмырь: «Давайте к делу! У этих юных леди была трудная бессонная ночь… Давайте не будем их задерживать!»

— «Ну… я… я… собственно!» — смущенно забормотал юноша.

— «Вы пришли (вернее — даже прибежали!) покупать Амулет Несчастной Любви? Не так ли?! Как Вы о нем узнали? Вы ведь не волшебник!» — напористая Мин опередила своего профессора, но тот, не став делать заслуженного замечания, только утвердительно кивнул.

— «Да… я примчался за ним… И я не волшебник! Я — поэт и писатель! Начинающий, правда…» — гость вновь смущенно замялся, но, чуть помолчав, заговорил увереннее: «Я сидел в своей комнате и до поздней ночи пытался написать хоть пару хороших строчек, но у меня ничего не получалось… Сначала за стеной дрались соседи… потом мальчишки шумели под окном… потом мне стало душно — я открыл окно, потом — холодно… пришлось закрывать… Вдохновение все не приходило и не приходило… Тогда я лег спать и мне приснился сон… Собственно, мне кажется, что я и сейчас сплю! Мне приснилось, что из-за печной трубы (она проходит снизу через мою комнату на чердак) вышел крохотный человечек. Он залез на стол, посмотрел испачканные и перечеркнутые листы, помотал головой — как будто досадовал, потом повернулся ко мне, сел на край стола, свесив ноги, и заговорил. Он спросил меня: «Как долго ты будешь сочинять такую бездарную галиматью? Ведь у тебя есть талант! Почему ты не пишешь хороших стихов и рассказов?» А я не знал, что ему ответить… Нес что-то про настроение, про погоду… Он слушал меня насупившись, а потом сказал: «Разве ты не знаешь, что настоящие стихи и рассказы — то есть те, которые будут читать с удовольствием другие люди, — такой неопытный юноша, как ты, может написать только для любимой женщины? Тебе обязательно надо влюбиться! Разве мало вокруг милых и хороших девушек! Влюбишься — и все наладится!»

— «Ну…, правильно, в общем…» — одобрительно откликнулась из-за прилавка Тин: «Твой домовой о тебе заботится — он все верно сказал!»

— «Я тоже сначала так подумал… Но потом вдруг меня как осенило: если я влюблюсь в хорошую девушку, то вдруг она мне ответит взаимностью? Тогда я, конечно, буду счастлив… Но я отдам ей все свое время, все заботы! Мне будет не до стихов и прозы! Все время быть рядом с НЕЙ — вот к чему я буду стремиться всякую минуту! А потом — семья… а я ведь беден и, чтобы обеспечить крышу над головой моей любимой и детям, мне придется много работать. А труд настоящего поэта и писателя, как вы, надеюсь, не хуже меня знаете, получает признание только под старость, да и то — в лучшем случае… Так что мне придется учить