Сердце Рима - Макс Ридли Кроу

«Раньше мы были добрыми домашними духами, – Лорин покусывала ноготь, обдумывая услышанное. – А теперь станем богами для просвещенных, которые станут приносить кровавую жертву всякий раз, как потребуется благословение».

– И что ты собираешься делать? – спросила она.

Ведь он пришел не за тем, чтобы поделиться информацией высшего уровня доступа теперь, когда она заперта в темнице.

– Увезти камень отсюда. Сохранить его и передать в руки Адаму Далтону.

Лорин была наслышана об одном из молодых рыцарей ордена. Со слов Харди, у того были все шансы заполучить место среди старейшин. И это один из немногих явных лидеров, кто мог бы остановить политизацию ордена. Кто-то еще жил высокими идеалами и верой в то, что своими силами направляет слепцов по верной дороге, но таких становилось все меньше. Одни старели и умирали, других опьяняли умелые речи сторонников реорганизации ордена. Третьи ждали удобного случая, чтобы выгодно продать свой голос и совесть.

– А какова моя роль?

Харди нелегко дался ответ на этот вопрос. Их связывало нечто большее, чем отношения наставника и ученицы. Это не было даже похоже на банальное отцовское покровительство. Скорее уж, особое умение Харди ценить сокровище, которое случайно подарила ему судьба. И это чувство было взаимным.

– Не дай им пойти по моему следу.

Лорин хмыкнула и обхватила плечи. Внезапно стало зябко, будто зимний ветер прорвался в подземелье.

– То есть, прикрыть тебя любой ценой.

Он с сожалением покачал головой:

– Тебе известно, что они не остановятся, получив мою кровь. Под удар попадут все, кто мне дорог, а значит – Маргарет и твои дети.

Лорин посмотрела на него с удивлением и осуждением:

– Не пытайся меня запугать.

Ее обвинение было воспринято им как оскорбление, и с болью во взгляде Харди возразил:

– Думаешь, я пал так низко? Тебе ли не знать, что используется любая слабость.

Лорин кивнула. Ей были хорошо известны самые точные методы воздействия, и теперь предстояло узнать их на себе. Палач примеряет собственные пытки.

– Увези их.

Наставник, который теперь выглядел стареющим волком, потерявшим клыки и когти, несколько раз кивнул.

– Сейчас за каждым моим шагом следят. Но верные люди готовят для меня кое-что. Дестану можно доверять, ты ведь помнишь его.

Она кивнула. Так звали мавра, служившего при ней охранником в Бенгалии. После спешного побега обратно в Великобританию Дестан вернулся на службу к Харди, и более она о нем не слышала. Лорин, к своему стыду, никогда не интересовалась его судьбой, поскольку была слишком озабочена собственной.

– В Индии вы неплохо ладили. Я увезу их, клянусь, у меня есть еще надежные убежища…

Лорин почувствовала легкую дурноту:

– Замолчите, сэр, – шепнула она. Побелевшие пальцы сжались в замок.

Опомнившись, учитель со страхом посмотрел на нее:

– Не думаю, что они опустятся до пыток…

– Ты сам знаешь, что могут, – натянуто улыбнулась она. – И когда меня спросят, где ты, я не хочу знать.

Он ушел молча, не прощаясь, не обещая. А она ответила ему любезностью и не стала размазывать слезы по щекам. Только когда его шаги окончательно стихли, Лорин позволила себе завыть от ужаса и безысходности, чьи ледяные когти впились в нее смертельной хваткой.

Это была странная ночь. Вскоре за первым посетителем появился второй. Его Лорин никак не ждала. Лучше бы этой встречи не было вовсе, и уж тем более – в темнице, когда она, точно обезумевшая птица, бьется в отчаянии.

Его шаги были тяжелее рока. С накидки опадал мелкий снег, превращаясь в капли. В глазах горел огонь сотен печей. Лорин пожалела, что в ее руках нет ни ножа, ни удавки, и все, что ей оставалось, лишь смотреть на его самодовольное лицо.

– Теперь ты на своем месте, – произнес тот, кого в узких кругах именовали Римлянин. Он скривил полные губы в презрительной усмешке. – И сдохнешь, как положено крысе. Тебе не дадут ни яда, ни морфия, я добьюсь того, чтобы тебя повесили у всех на глазах.

– Как жаль, – вздохнула Лорин, пригладив выбившиеся из прически волосы, – как жаль, что твою бычью шею не выдержит ни одна веревка. Да и не каждый нож пробьет эту броню из жира. Но когда тебя разорвут собаки, у них будет такой великолепный пир!

Он хрипло рассмеялся, продолжая с ненавистью смотреть на нее:

– Рычи-рычи, грязная потаскуха, тявкай, сколько влезет. Все отвернулись от тебя, даже хозяева. И знаешь, я позабочусь о том, чтобы всех твоих ублюдков извели, можешь не сомневаться. Дряхлый архивариус не защитит их, как не защитил тебя.

Лорин неторопливо подошла ближе и с отвращением плюнула ему в лицо. Римлянин громко выругался, схватился за шпагу, и тут же отпустил. Он расхохотался, утирая лицо перчаткой.

– Я приду на твою казнь. Кстати, – добавил он, переступая порог камеры, – знаешь, кто не так давно прибыл в Лондон? Наш общий знакомый. Какое горе, что Роберту Клайву, барону Плессей, ни к чему была бы шумиха из-за любовницы-шпионки, не так ли?

Бросив на нее последний взгляд, он вышел из камеры. Лорин дождалась, когда за дверью снова станет тихо, и лишь тогда со всей яростью швырнула подсвечник о стену. Проклятье! Клайв – барон? Великолепно. Но будь он хоть трижды королем, то не спас бы ее.

И не захотел бы.

Лорин ударила дверь кулаком. К своей судьбе она испытывала почти что равнодушие. Боль, которая поначалу кажется невыносимой, постепенно становится тупой. То же случилось и со страхом за себя. Но иные страдания не давали ей покоя. Римлянин не бросался пустыми угрозами. Если он захочет, то узнает, где скрывается Маргарет Харди. Из ненависти к Лорин он без жалости убьет ее детей. И как ему помешать? Как остановить, кому молиться?!

Лорин воспитывали в монастыре, и первое время она часто задавала Харди один и тот же вопрос о Боге. Если Созидатели всё знают, то должны знать и об этом. Есть ли Бог? А рай и ад после смерти? Наставник никогда не отвечал ей, и со временем Лорин стало казаться, что она сама нашла ответ. Если то, что творят люди, допустил Бог, то она отказывается в него верить. Проще думать, что после смерти ждет пустота, чем принимать жестокость того, на чью милость уповают в минуту крайней нужды.

Но в этот миг, стоя на коленях в камере агент по прозвищу Химера готова была молиться всем известным ей богам, лишь бы те защитили ее детей.

Наутро ее вновь отвели на допрос. Хэмилтон выглядел отдохнувшим, но свежести и приветливости ему это не добавило. Точно жаба из густого лесного болота, он сидел, опершись на стол, и смотрел из-под заплывших век на Лорин. После бессонной ночи и слёз она больше походила на тень, но держалась как и накануне.

– Верю, что вы освежили свою память и сможете теперь дать вразумительный ответ.

Одного взгляда на него Лорин хватило, чтобы понять: тот знает о визите Римлянина. И хорошо, если не слышал о появлении Харди. Что бы она ни сказала, ее будущее уже определено. Вопрос в том, как скоро петля обовьется вокруг ее шеи.

На допросе Лорин делала то, что умела лучше всего: играла роль. Глупее всего кажется человек, который уверен, что умен. Именно это она и продемонстрировала. Рассыпаясь в лишних и ненужных подробностях, вспоминая совершенно незначительные детали, делая поспешные умозаключения и прозрачные выводы, Лорин создала образ доверчивой, желающей услужить дрессированной собачки. Как ни крутил Хэмилтон, но не сумел добиться от нее путных ответов, хотя говорила пленница много и, вроде как, по существу. Ее спектакль удался на славу. Спустя несколько часов ведущий допрос созидатель попросил увести ее в камеру, но напоследок угрожающе произнес:

– У меня хороший нюх, леди Питерс. К вашему сожалению, я чую ложь. И если так, то есть методы, которые развеют тень сомнения. Подумайте об этом до нашей следующей встречи.

Лорин понимала, что это значит. Теперь они не ограничатся разговорами. Она не имела ни малейшего представления, как связаться с Харди, но даже если он вдруг узнает о том, что ей грозит, изменит ли свое решение? Великий Могол больше чем камень. Теперь он даже не атрибут величайшей власти. Это символ новой эпохи Созидателей. И тот, в чьи руки угодит бриллиант, определит не будущее ордена, а будущее человечества.

После изнуряющих двух дней и ночи Лорин уснула прямо за столом, и даже во сне ей не было покоя от крадущихся теней. Она задыхалась, ее лихорадило, и звук отпирающегося замка сперва показался частью липкого кошмара. Но дверь открылась наяву, и Лорин, впившись в стол, смотрела на замерший силуэт в рыжем свете факела. Неужто рассвет настал и за ней пришел палач? Пускай! Даже если с нее сдерут кожу и выжгут глаза, она не предаст Харди. Не ради него, а ради детей и того, чтобы шакалы, пробравшиеся в главенство ордена, не заполучили камень.

Она поднялась, незаметно пряча за рукой тяжелый подсвечник.

– Лорин Питерс?

У говорившего был странный голос. Когда он сделал шаг вперед, стал виден шрам, перечеркнувший горло. Человек был высокий, кожа испещрена оспой и шрамами, глаза почти желтые, как у волка, волосы поблекшие. Он был одет в форму солдата, но Лорин моментально поняла, что это маскарад.