Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв

тайнами, давай поговорим о чём-нибуть познаваемом и понятном. Посмотри, какую я машину задумал...

Хилон и Хабрий склонились над чертежами. Из открытого окна веял свежий ветерок, шевелящий жёлтые папирусные листы, и доносились гортанные крики портовых рабочих, разгружающих награбленное зерно с сенхейских кораблей.

Глава V

– Ну вот и всё, госпожа, уже готово, – старшина аферонских пастухов Пиомен снял дымящиеся куски с огня и выложил на широкое деревянное блюдо. – Сейчас мясо немного отдохнёт, и можно будет кушать.

Полулёжа на пожелтевшем стогу и жуя соломинку, Кинана с удовольствием наблюдала за ловкими движениями пастуха, приземистого, основательного, точно порождённого той самой землёй, на он которой с раннего детства пас стада чёрных круторогих быков. Погода для середины осени прекрасная, ласковое солнце нежно ласкает лицо, дальние Селакские горы плывут в голубой дымке, а невысокая гора Аферон, густо заросшая уже подёрнувшимися золотом лесами, точно сияет в солнечном свете. Лучше места и времени для обеда не найти, раз уж выдалась минутка безделья.

– Ну наконец-то, – Белен, пристойно восседавший подле запросто развалившейся царицы, радостно потёр руки, голодными глазами пожирая шкворчащие сочные куски. – Клянусь орлом Эйленоса, наш Келенф славится быками, но такого вкусного мяса как здесь, я отродясь не пробовал!

– Здесь пасутся большие стада, – лениво сообщила Кинана. – Огромные. Особая порода быков, их выращивают ради мяса.

– Таких быков, как, наши, господин, нигде нет, – Пиомен осторожно потрогал веточкой мясо, проверяя готовность. – Мы их растим и выкармливаем по-особому: ячмень на поле подсыпаем и поим только на аферонских родниках. У вас, на Келенфе, я слышал, быкам людей в жертву приносят и человечью кровь дают, но то всё баловство. Лучше ячменя ничего нет.

– Жертвы быкам? – подняла бровь Кинана. – Это правда?

– Да нет, не было такого... – удивлённо покачал головой Белен, и вдруг рассмеялся. – Знаю! Это он про таврии! Ну да, конечно, только там никого в жертву не приносят.

– Таврии? Что это?

– Празднества в честь тураинского бога-быка, его в Архене многие чтят, даже эйнемы. В Книмосе и в Лемфосе на улицы выпускают разъярённых быков, а поклонники бычьего бога от них убегают. Вдоль улиц, где бегут быки, устанавливают высокие заграждения, кто не может убежать, на них запрыгивает.

– Странный обычай. А если быки кого затопчут?

– Считается большой милостью. Говорят, бог призвал его к себе в чертоги.

– Так зачем тогда бежать? – Кинана усмехнулась. – Стой себе и жди, а там раз – и в чертоги.

– Всё не так просто: погибнуть нарочно, значит навязываться богу, поэтому убегают изо всех сил. Редко кто погибает или калечится, хотя, конечно, бывает.

– От наших быков бы не убежали, господин, – Пиомен, наконец, решил, что мясо готово, и потянулся за тарелками. – Наши быки особой породы, таких свирепых да могучих нигде нет. Попробуй убеги, коль разъярится.

– Всё-то в Герии особое: мёд, быки... – рассмеялся Белен, принимая от повара долгожданное лакомство. Кинана с удовольствием отметила, что месяц в герийском захолустье не прошёл для чопорного келенфиянина даром. Ел он запросто, не чинясь, отрывая большие куски розового мяса крепкими зубами.

– Если не нравится, отдавай кусок – я съем, – сказала она, тоже принимаясь за еду.

Белен пришёл к ней одним из первых, уже на третий день после того, как во все концы Равнинной Герии отправились посланцы Кинаны. В ловко составленном Аркиппом воззвании, царица объявляла войну дурным советникам и чужеземцам, опутавшим её возлюбленного мужа, покушавшимся на её жизнь и притесняющим герийские свободы. И без того недовольным герийцам этого было достаточно. К Аферону, где беглая царица встала лагерем, ручейками тянулись вооружённые люди. Шли земледельцы, шли пастухи, шли даже разбойники, привлечённые славой не столько царицы, сколько знаменитого Хресия. На сторону Кинаны встали Грейская стратия, города Грейя, Кселла и, конечно же, Эгора. Пять тысяч человек, из которых почти половина – пастухи и селяне. Силы, что и говорить, невеликие, но многие славные дела начинались и с меньшего. По крайней мере, в это хотелось верить.

Аркипп подошёл, когда они уже успели насытиться. Полученная в память об эгорской осаде хромота не мешала ему дни напролёт проводить на ногах, размещая войска, ведя переговоры с главами городов и общин, распределяя припасы, просматривая отчёты разведчиков. Бывший стражник продолжал свой головокружительный взлёт и значился теперь царским советником. Надолго ли?

– Ещё шестьдесят человек пришли из селакских посёлков, – сообщил Аркипп, перебирая папирусы в объёмистой холщовой сумке. – Мужчины крепкие, с луками и дротиками. Я их определил к Фитолему. Пришло письмо от номарха Перона, вот... – он нашёл нужный свиток и протянул его Кинане. Царица небрежно приняла папирус, едва вытерев испачканную жиром руку о солому.

– Что пишет? – спросила она, не разворачивая свиток.

– Вежливо, но ни о чём. Всё больше про величие и преданность дому Аэропа. Если письмо попадёт к царю – скажет, что пытался тебя увещевать, если ты победишь – скажет, что выразил поддержку.

– Говоря проще, войска он не даст никому. Ладно, садись, поешь.

– Я не могу, госпожа, мне ещё нужно проверить зерно, из Грейи утром прислали.

– Садись, говорю. Пиомен, подай советнику блюдо. За полчаса ничего с твоим зерном не сделается.

– Как прикажешь, госпожа, – Аркипп покорно сложил свитки на землю и, усевшись рядом, с видимым удовольствием принялся за еду. Надо полагать, не ел он с самого утра.

– Хресий вернулся? – спросила Кинана, прихлёбывая щедро сдобренный сыром и ячменём кикеон.

– Нет госпожа. Я сказал часовым, чтобы сразу прислали его к тебе... А вот, кажется и он сам.

Белен с любопытством взглянул на знаменитого главаря разбойников, чья слава в столь короткий срок прогремела по всей Герии, особенно после недавней стычки с царскими войсками, где он после короткой битвы изобразил собственную смерть, а три дня спустя напал на празднующих врагов, разбив втрое превосходящего неприятеля. За месяцы изгнанияы Хресий возмужал, в лице, отмеченном свежими шрамами на лбу и щеке, появились суровая жёсткость. Волнистые русые волосы юноши отросли до плеч, а его шею украшал фиолетовый платок, не менее знаменитый, чем хозяин. Многим девушкам грезился во снах отважный предводитель разбойников, но, несмотря на все соблазны, Хресий оставался неприступен, лишь твёрже сжимал ниспадающий на грудь фиолетовый узел.

Хресия Кинана