Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв

изуродованное, лицо Лампрокла сохранило выражение непреклонной решимости. Затянутые пеленой смерти глаза, казалось, выносят строгое суждение о каждом, и нет в мире силы, способной это суждение изменить. Расхохотавшись, Бойн швырнул голову в толпу, а его товарищи деловито продолжали заниматься привычной работой. Леагр, Алид, Тезипей – родичи и соратники Лампрокла, дюжины две человек. Головы летели одна за другой, встречаемые радостным рёвом распалённых от крови скиталиев.

– Так творит правосудие свободный народ! Ночью, не менее рьяно, чем днём! – провозгласил торжествующий Ктесипп. Ему кричали, хлопали, улюлюкали, пытались, точно святыни, коснуться его покрытых чужой кровью ног. С трудом удержавшись, чтобы не сплюнуть, Харидем принялся пробираться к выходу с площади.

Лампрокл никогда не был другом Харидема, не был даже союзником. Много раз упрямый предводитель ахелийских земледельцев срывал его планы, а один раз едва не привлёк к суду, но сейчас, стоя в пустом проулке, вдали от чужих взглядов, Харидем плакал, и слёзы ручьём стекали по его квадратному лицу на густую рыжеватую бороду.

Глава IV

Корабли под голубо-жёлтыми сенхейскими флагами входили в Неарский залив, рассекая носами ярко-синие волны, цвет которых некогда дал название Сапфировому морю. Из окна Хилону открывался прекрасный вид на изогнутую подковой бухту и раскинувшийся вокруг неё город, закутанный дымками кузниц и мастерских. Поэты называли Неару среброверхой, ибо здешние горы были богаты всевозможными рудами и зажиточные неарцы крыли дома тонкими листами металла, серебрящимися в солнечных лучах.

На берегу уже заметили гостей, и перед головным кораблём побежал по воде огромный солнечный зайчик, указывая путь к нужному причалу. Невероятные устройства, способные поразить лучшего знатока механики, неарцы использовали для самых обыденных нужд. Здесь не очень ценили теорию, которую нельзя было рано или поздно применить к практике.

– Тяжело идут, с грузом. Хорошо сходили, – удовлетворённо кивнул огромной рогатой головой Муулбар и продолжил насыщать свою кажущуюся безразмерной утробу, его крепкие острые клыки рвали жёсткую гусиную плоть с необычайной лёгкостью. Бычья голова с клыкастой пастью помещалась хотя и на большом, необычайно мускулистом, но вполне человеческом теле, что лишь усиливало жутковатое впечатление. Из одежды на орфотавре имелись лишь кожаные штаны, окованные медными бляхами сапоги да два кожаных ремня в ладонь шириной поперёк груди.

– Муулбар обладает необычайным даром: взглянув на судно, он тотчас определяет, сколько стоит груз и где его можно выгодно продать, – с благодушной улыбкой заметил пелийский посланник Полихарп, кутаясь в просторный жёлтый плащ, несмотря на довольно тёплый день. К еде он почти не притронулся, лишь потягивал вино да изредка отщипывал мякиш от хлебной краюхи.

– Разве это возможно? – удивился Хабрий, неарский друг и гостеприимец Хилона, высокий сухопарый мужчина лет тридцати, со смугловатым лицом и чёрной бородой, заострённой, по здешнему обычаю, клином.

– Что сложного? – буркнул орфотавр, отбросив дочиста обглоданную гусиную кость и подтягивая к себе миску с бараниной. – Они трясли лоханки на верренском пути. Сейчас осень, мореходству конец, с железом и оловом ни один придурок в море не полезет – значит, зерно, жрать-то всегда хочется. Пять трирем, полны под завязку, похоже даже гребцам под лавки по мешку затолкали – медимнов шестьсот на каждой. Хороший груз, зимой жратва в цене. Остаток, видать, где-то припрятали, раз торговые лохани с собой не потащили.

– Вот видишь, досточтимый Хабрий: точный расчёт, не хуже, чем в геометрии, – рассмеялся Полихарп, тряся седеющей пегой бородкой. Орфотавр что-то проворчал с набитым ртом и налил себе ещё вина, без видимого затруднения подняв одной рукой тяжёлый посеребрённый кратер.

Хилону преджде не доводилось видеть тураинцев так близко, и орфотавр вызывал у него огромное любопытство. Этот загадочный народ испокон веков жил на большом острове Тураин посреди Адамантового моря. Насколько давно они там поселились не знал никто, но именно их нанял для морского путешествия прародитель гелегов Гел, ещё во времена Странствования. Отменные воины и моряки, орфотавры жили торговлей и пиратством и поклонялись богу-быку, про которого говорили, будто он древнее семерых богов Пнатикамены. Этого бога чтили по всему Адамантовому морю, даже кое-кто из эйнемов приносил ему жертвы. Посреди Тураина возвышался огромный храм, полный запутанных коридоров, потайных ловушек и ложных проходов. Каждую весну, пять самых красивых пленников и пленниц безоружными отводили в сердце храма, следом же входили пятеро избранных воинов, чтобы убить несчастных во славу своего бога. Пленника, сумевшего добраться до выхода, отпускали на волю, но это удалось лишь Фиолою из Неакиса, сыну царя Пселофея. Дочь одного из тураинских вождей Куума полюбила Фиолоя, она тайно передала ему меч и научила, как отыскать выход. Одного за другим сразил преследователей Фиолой и вывел своих спутников наружу. Орфотавры вручили ему богатые подарки и корабль, Куума бежала с ним, но неблагодарностью отплатил он своей спасительнице. Едва корабль отошёл от тураинских берегов, Куума пожелала возлечь с Фиолоем, но тот лишь рассмеялся. «Где это видано, чтобы человек любился с коровой?!» – воскликнул он и ударил её мечом, а тело выбросил в море. За это злодеяние боги наслали на убийцу страшный недуг. Болезнь, прозванная Рогатой смертью, собрала жатву по всей Эйнемиде, всего же более пострадала Метонисса, а обильный лаврами Неакис опустел полностью. Повинуясь оракулу, метониссцы не стали заселять город заново, но перенесли столицу в небольшой городок Тинакру, переименовав её в Урвософоры. Лишь после этого болезнь отступила, а Неакис так и остался городом мёртвых. Даже воры и грабители опасаются заходить под сень его некогда прекрасных дворцов и храмов.

– Так вот, досточтимый Хабрий, – сказал Полихарп. – Как я и говорил, чтобы сражаться, совсем не обязательно иметь меч. Благодаря отважному Анексилаю в Аметистовом море, храбрым сенхейцам в Сапфировом и нашим дорогим союзникам, – он указал на жадно чавкающего орфотавра, – по всему Адамантовому, морская торговля стала совсем затруднительна. Сезон штормов уже начался, эферияне закрыли мореходство крайне неважно, а ведь впереди зима, сейчас последняя возможность запастись зерном. Хвала милосердным богам, торговый путь в Архену для них открыт, но вот какая беда: цены на архенское зерно в этом году необычайно, удивительно высоки, просто как никогда. Что поделаешь, тяжёлые времена… Так вот и выходит, что эферияне покупают зерно по цене пряностей и отправляют торговые корабли в осмеоне и эниксионе, что тоже недёшево. Они уже увеличили поборы с союзников, и тем вряд ли это пришлось по нраву, не задумался бы кое-кто, что рука Эфера чересчур тяжела. А ведь никто не обещал, что весной