Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

К востоку и западу от «рек Вавилонских»

Вторая мировая война обошла стороной государство Кувейт, как и другие эмираты и султанаты Персидского залива. Тогда все они назывались «тихим захолустьем». Но ближневосточные «бури» после ухода оттуда Англии сразу дали о себе знать на его берегах, не миновав и Кувейта, «Нефтяного Эльдорадо», одного из первых добившихся своей независимости эмиратов и султанатов, некогда обобщенно называвшихся то Берегом пиратов, то договорным Оманом.

Впервые я посетил Кувейт летом 1965 года в составе делегации Международной организации журналистов (МОЖ). Как добираться туда из Дамаска, я точно не знал. С визой тоже возникла непонятная канитель. Государство, вроде, было независимое, но его интересы все еще представляло тогда в Дамаске британское консульство. В ТАСС не имели ничего против того, чтобы я расширил свою «зону журналистских интересов» до берегов Персидского залива. Визовой поддержки мне, однако, никто не обещал. В конечном итоге все уладилось без всяких виз. На аэродроме в Кувейте нас с секретарем МОЖ Александром Ефремовым встретили по высшему разряду, сразу проводив в зал для высоких гостей. Там нас представили министру информации и иностранных дел шейху Джаберу. Позже он стал наследным принцем, а затем и эмиром Кувейта.

Официальное представление приглашенной на съезд арабских журналистов делегации МОЖ правящему эмиру шейху Сабаху было назначено на утро следующего дня в его дворце. До этого эмира Сабаха ас-Сабаха мне приходилось видеть лишь на официальных портретах и почтовых марках. Перед тем как впустить нас вместе с другими главами арабских делегаций во дворец, министр двора поинтересовался, говорит ли кто-нибудь из иностранцев на арабском. Пришлось признаться, что я числюсь в делегации специальным корреспондентом ТАСС и одновременно переводчиком. Ничего не оставалось, как, представ перед монархом, произнести заранее выученное наизусть приветственное слово от имени всех иностранных гостей. Эмир довольно кивнул. Не знаю, как по протоколу, но чисто по-человечески я решил все же закончить свое выступление по всем правилам восточного этикета. Как нас учили в институте, на чисто литературном языке я осмелился добавить к официальному приветствию еще несколько слов от себя лично:

– Я испытываю большую радость, ваше величество, ибо впервые встретился с вами и лично убедился – наяву вы выглядите моложе и приветливее, чем на ваших официальных портретах и марках.

Наверное, не столько сам смысл произнесенных мною слов, сколько старание, с которым я их произнес, вызвало у эмира первую за время нашего визита улыбку. При выходе из приемной за эту улыбку я был щедро вознагражден. Выражая признательность за мои слова любезности его величеству, министр вручил мне альбом с полным комплектом кувейтских марок. Этот бесценный для любого филателиста подарок за «улыбку его величества» он сопроводил запомнившимися мне словами:

– В начале века русский военный корабль впервые посетил берега нашего эмирата. Но наши страны никогда не воевали. Ваша делегация – это тоже первая делегация русских журналистов. Я надеюсь, что она не будет последней и ваш визит послужит делу укрепления мира и сотрудничества между нашими странами, иншалла!.. После окончания конференции улетали мы из Кувейта уже в сгущавшихся сумерках. Пылавшие со дня нашего прибытия газовые факелы так и не удалось за это время потушить. Сидевший рядом со мной в кресле американский инженер, специализировавшийся по тушению таких пожаров, пополнил мои знания.

– Операции по тушению подобных пожаров, – поведал он мне после выпитого стакана виски, – обходятся ежесуточно в миллионы долларов. Но, боюсь, – пошутил он, – война из-за нефти, если она здесь, не дай бог, вспыхнет, обойдется намного дороже. Предсказание американского специалиста я позже вспомнил в работе над книгой, изданной в нелегкие времена начала 1990-х годов в ротапринтном наборе ничтожным тиражом в 100 экземпляров. Сначала предлагалось ее назвать «Нефтяная война в Персидском заливе». Но тогда более актуально было определить новые параметры геополитической безопасности России как преемницы Советского Союза. Поэтому брошюра вышла под более интригующим заглавием: “Седьмая” Ближневосточная война. Геополитика и безопасность России после кризиса в Персидском заливе» (М.: Институт Африки РАН, 1993).

Сделанные в ней прогнозы оправдались. После «шестой» Ближневосточной войны в Ливане не замедлила вспыхнуть и «седьмая» Ближневосточная в Заливе. Судя по затянувшейся вслед за «Бурей в Пустыне» операции «Шок и трепет», тушение военных пожаров обходилось намного дороже нефтяных. Это оценивается уже не в миллионы, а в миллиарды долларов. Этого мой американский «нефтяной пожарник» не мог предвидеть. Когда мы пролетали над Месопотамией, я впервые тогда от него узнал «нефтегазовую версию» так называемого Вавилонского столпотворения в далекие библейские времена. Причиной его стала нехватка одного из нефтепродуктов – битума. В глубокой древности он использовался на территории нынешних Ирака и Ирана в качестве скрепляющего средства при строительстве дворцов и храмов. Из-за недостатка или несвоевременного подвоза битума, скорее всего, и рухнула строившаяся по приказу «царя Нимрода» самая высокая по тем временам «Вавилонская башня».

Пока по обе стороны от «Нефтяного моря» арабы и иранцы спорили о том, как правильно его называть (Персидским или Арабским), на Западе его просто называли Заливом. Государство Кувейт, которое долгие годы считалось одним из основных доноров Ирака в его многолетней войне с Ираном и в еще более длительной борьбе «за ликвидацию последствий израильской агрессии», само оказалось жертвой агрессии Саддама Хусейна. В далекоидущих планах Саддам хотел видеть Багдад «столицей Арабской родины» с освобожденным от «сионистской оккупации» Иерусалимом. Но путь в Аль-Кудс через Эль-Кувейт проложить ему не удалось.

Каждый из военных кризисов в Заливе сопровождался даже более широкомасштабными военными кампаниями, чем все предыдущие ближневосточные войны. Кульминацией их стала разразившаяся в январе 1991 года «Буря в пустыне». Операция по освобождению Кувейта была завершена за пять суток. Но сама «Буря в пустыне» стала потом прелюдией и затянувшегося на многие годы «Нового Вавилонского столпотворения» на Ближнем и Среднем Востоке. Оно переросло, можно сказать, в глобальное столпотворение. Тогда же с распадом Советского Союза обрушилась и уравновесившая послевоенный мир двухполюсная, или двухблоковая, система.

В подготовленном с моим участием Институтом Военной истории МО РФ исследовании «Россия (СССР) в локальных войнах и военных конфликтах второй половины XX века» впервые приводятся закрытые ранее цифры, относящиеся к военному сотрудничеству Москвы с Багдадом и Тегераном в годы ирано-иракской войны. За военные поставки Ирак заплатил в твердой валюте Советскому Союзу 13 млрд долларов. Около трети военного импорта Ирака приходилось на западные страны. За то и другое Ирак на самом деле расплачивался саудовскими и кувейтскими деньгами.

Ирано-иракская война была, наверное, выгодна всем, кроме самих воюющих сторон (более 10 стран, в том числе СССР и США, снабжали оружием во время войны обе стороны). Гонка вооружений в промежутке между двумя войнами тоже не прекращались. Лидерство в ней все увереннее перехватывал Запад. В те годы в ГРУ регулярно поступали сообщения о подготовке Ирака к большой войне с Ираном. Поводом, а возможно, и одной из причин той войны был не только спор из-за раздела вод реки Шатт-эль-Араб, но и во многом схожие с Ливаном этноконфессиональные проблемы. Правда, речь там шла прежде всего о курдах и шиитах, проживавших в приграничных районах Ирана и Ирака. В январе 1979 года, вскоре после свержения шаха в Иране, Багдад развил большую активность по сколачиванию антииранской коалиции с участием Саудовской Аравии, других стран Залива и Северного Йемена. У Саддама были, конечно, и другие причины для развязывания той войны с далекоидущими целями.

После свержения шахского режима имам Хомейни, находившийся раньше долгие годы в эмиграции в Ираке, открыто взял курс на экспорт начатой им «исламской революции». Тегеран призывал иракских шиитов восстать против безбожников Багдада, а мусульман других стран Залива к свержению «прогнивших прозападных режимов». И это были не только призывы. В 2000 году я участвовал в проходившем в Бахрейне «Российско-арабском научном форуме по безопасности в Заливе». Его участники приводили немало фактов и свидетельств вмешательства Ирана во внутренние дела не только Ирака, но и Арабских Эмиратов Залива.

Саддам быстрее других отреагировал на происки Тегерана. Лозунгу арабского единства Багдад стал придавать вместе с антиизраильской и антииранскую направленность. Начал Багдад с призывов к арабам иранской провинции Хузестан к восстанию против иранских мулл и возвращению в лоно «матери Арабской родины». У Москвы в 1980-е годы была своя головная боль – Афганистан. Только гораздо позже до советских руководителей стала доходить взаимосвязь событий в Афганистане с «исламской революцией» в Иране, с «джихадами» и другими потрясениями в Заливе.