Чиновник его величества - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все с чаем, пора на улицу, к хладу, к грязи, к текущим заботам. Перед уходом громко, для Авдотьи, напомнил Полине о необходимости уборки. В своей же комнате, нагло зажав девушку, негромко, почти шепотом, добавил:
— Я буду оставлять тебе каждую субботу по десять копеек серебром. Только тебе, без Авдотьи. Старайся, Полина!
Девушка и без этого не осмеливалась сопротивляться объятьям, мало ли обидится и перестанет давать деньги. А тут как он заговорил о новой порции так сказать жалованья, так она и совсем к нему прилипла. От нее не убудет, а молодой господин такой щедрый, может, еще добавит.
Однако, Андрей Георгиевич как раз почувствовал, что его молодое тело желает амурных развлечений на более высоком уровне и хотело бы пролезти под одежду девушки. Аж панталоны зашевелились. И поспешил отодвинуться «на пионерское расстояние».
Полина обидчиво поджала губы — в глубине души юный дворянин был ей интересен не только из-за денег, но и вообще как благородный человек и шикарный кавалер. Но зашла, почти не постучавшись, Авдотья, и Полина сжалась. Маман не только могла поругаться, но и дать пару болезненных тычков или щипков из-за неподобающего с ее точки зрения поведения молодой барышни.
А Андрей Георгиевич как ведром воды был облит. При чем холодной, со льдом. Накануне он своими опытными циничными мозгами считал, что молодой дворянин без чина, без поместья, даже без высшего образования, которое давало неплохую стартовую позицию для карьеры, не интересен. Оказалось, ошибался, на безрыбье и рак вкусен. Особенно, если между нем и ней произойдет казус и она превратится из девушки в молодую женщину.
В принципе, попаданец к этому был готов. Только любовь у них будет, а вот выгоды для него точно нет, и, значит, и в этой жизни он будет несчастлив. Нет, только не это!
Так что все, Полиночка, любим только глазами. Под горой колхоз, на горе колхоз… Мы с тобой, хоть и одной крови, но разных сословий.
Авдотья, не только успокоившись, но и прилично разочаровавшись, ушла из комнаты. Следом за ней торопливо вышел и Андрей Георгиевич.
Осенняя довольно-таки прохладная природа быстро остудила разгоряченное тело, и он уже по стариковски подумал не о девичьем теле, а о том, как бы ему не заболеть. Ближайшие эффектные лекарства сейчас располагаются в двух столетиях и вряд ли он туда дотянется. М-да.
Впрочем быстрый широкий шаг снова го разгорячил. Метро еще не было, как и трамваев и автобусов. Из имеющего транспорта оставались только пролетки. Легкие и удобные, но дорогие. При чем даже Андрею Георгиевичу не то что бы деньги было жалко, но как-то не лежала у него душа к данному транспортному средству. Что поделать, человеческая цивилизация настолько многогранна и велика, что даже наиболее удобный и спокойный век чем-то не устраивал.
Ничего, наш герой на молодых резвых ногах буквально пролетел три версты, успевая расспрашивать дорогу до искомого заведения. Народ был разный, больше неконтактный, чем разговорчивый, но Андрей Георгиевич нашел свою цель быстро, даже удивился.
Перед этим завернул до парикмахерской, где чаще брили, а не стригли. Но он, как водится, не только побрился, но и постригся. Так сказать, испытал полный парикмахерский комплекс услуг. А уже потом направился до искомой цели.
Сравнительно небольшой домик (по сравнению, например, с Зимним дворцом) с яркой для XIXвека вывеской с крупными «Аз, Буки» и мелкими «Школа языка» находился действительно на Мойке, почти у реки. Вот как, я почти сам дошел — удивился-восхитился попаданец, — все же потомственный петербуржец!
В домике с ним быстро разобрались, увидев, что он, во-первых, дворянин, а, во-вторых, уже немного грамотен и его надо не учить, а только доучивать.
Все это сыграло весьма двойственные последствия. Как к дворянину, к нему относились очень вежливо и предусмотрительно, учителя и учебные пособия были самые лучшие. А с учетом уже имеющейся подготовки, его сразу включили только в индивидуальное обучение, что, разумеется, приводило к более эффектным результатам, чем групповое.
Минус в таком подходе, прежде всего, заключался в цене. Если простонародье в групповом процессе обучалось, в конечном итоге, за полтину, в крайнем случае, за рубль, то он, российский дворянин, вынужден был за каждый урок отдавать по рублю. По РУБЛЮ, это ж в эпоху Николая Iого-го такие деньжищи!
Ладно, Господь сподобился, дал ему деньжат на первое время, а то ведь хоть караул кричи! А так, собственно говоря, у него возникла только одна и совершенно другая проблема. Анна, так звали его училку, планируя их сталинскую пятилетку, обозначила срок обучения — три — четыре месяца. За что он, благодарный, должен будет заплатить около шести рублей серебром.
Тут Андрей Георгиевич ее сразу обломил. Деньги у него были, даже такие огроменные. А вот времени не оказалось. И он тут не виноват, объективные обстоятельства такие. Придется школьный срок урезать.
Бедная невзрачная девушка оказалась в трудном положении и посмотрела на него, как ангела, оказавшегося вдруг чертом. Попаданец ее понимал. Женщине в XIX веке полагалось очень скудное жизненное пространство — кухня, церковь и, м-м-м, спальня (не ошибаюсь?). Она и так уже заступила красную черту, став учительницей. И, конечно, лезть в область руководящих указаний совсем не хотелось. Получишь невзначай по бедной башке.
Андрей Георгиевич ей помог. Для начала он с удовольствием, как она не отбивалась (не сильно), расцеловал в румяные щеки и, изловчившись, в губы. Потом выступил со встречным планом — пятилетку в четыре года. То есть они обучаться не за три, а за один месяц и за те же большие деньги.
Анечка еще более засмущалась, потрогала зацелованные щеки (не укусил ли, гад?), насупилась:
— Я не могу это решать, Андрей Георгиевич.
— А вам я дам премию в один рубль серебром, — посулил попаданец. Хитро подсказал: — если со мной все получится, ваше ведомство даже может предлагать новую облегченную форму обучения.
— Ах, ваше благородие, — вырвалось вдруг у девушки, — вам-то хорошо говорить, а я так тяжело сюда попала! Не очень-то хотелось бы потерять это место.
Андрей Георгиевич взял ее за подбородок и принялся смотреть прямо в глаза. Анечка смело поглядела в ответ и тут же отвела взгляд в сторону.
— Да она же элементарно боится, — понял он, — это в XXI веке женщина приравнялась к мужчине и