Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

Если у вас крепкие нервы и вам скучно, приходите ко мне в гости.

???

С 3-го декабря у меня наконец-то новая работа. Работа мне понравилась, и я старался снабдить необходимым оборудованием родной комбинат. Работа у меня разъездная, практически каждый день я в новом месте. Если меня не стимулировали материально, то фактор времени сыграл не меньшую роль: быстрее сделаешь — быстрее освободишься. Ну а время, как известно — деньги. Во всяком случае, явным показателем отношения к своей работе я всегда считал восприятие рабочего времени. Так, например, когда я работал мастером, я спрашивал "который час" через каждые пять минут. Не думаю, чтобы это говорило о страстной увлеченности. Теперь же, когда день проходил быстрей и интересней, мне некогда было смотреть на часы.

Ну, а с моей пассией мы встречались в декабре лишь в институте и, может быть, несколько раз у нее дома.

Я даже пару раз сидел с ней на лекции. Смех! Большего идиотизма нельзя себе представить! Мне, окончившему этот чертов институт раньше, чем она узнала о его существовании, казалось, что меня оставили на второй год. А тут она еще в перерыве заявляет:

— Да, кстати, Дима, ты знаешь, я замуж выхожу, — так, мимолетом говорит, как если бы ей, например, завтра в ателье надо было.

Перед глазами у меня появились олимпийские кольца и медленно поплыли. Я никак не мог понять, на что это было похоже. И вдруг я вспомнил волка из "Ну погоди!" в момент, когда штанговый блин «возвратился» ему на голову. Волчьи глаза двигались асинхронно по очень замысловатой орбите на фоне популярной песни 6О-х годов на слова — Евтушенко "Не спеши".

Слава Богу, — говорю, — баба с возу — кобыле легче.

Но с лекции я ушел. На всякий случай.

24-го декабря, в день перед Рождеством, я был в институте, встретил Шкатулку и стоял с ней у окошка рядом с кафедрой. Она ела апельсин и выглядела отвратительно — заспанная, с растрепанными, явно не сегодня мытыми волосами и пустым взглядом. Помимо этого, на ней была дурацкая то ли красная, то ли розовая кофта и юбка, которая ее полнит.

Я сказал, что она похожа на святую Инессу, — за что гениальный испанец? меня растерзал бы. Катя повернула голову и посмотрела сквозь меня своим стекленеющим взглядом:

— Неужели еще что-то осталось? — спросила она.

В ее голосе была грусть и беспомощность.

???

Конец декабря отмечен прежде всего приездом Чмони (105 армянских кило). Мы встречались каждый день и успели натворить массу всяких бед. И если нам не удалось раздолбать молодую ячейку советского общества — Хановскую семью, то их голубую ванну мы подпортили основательно. Небезуспешно в этом нам помогала моя тогдашняя подружка — Ира Соболевская из Плешки. Мы не на шутку перепугались после поездки к вышеупомянутому манекенщику Пьеру с Манькиной дочкой Ивой и ее подружкой Ксеней, которым вместе было 32 года, успели проштудировать весь уголовный кодекс и узнали, что у нас, оказывается, не поощряется совращение несовершеннолетних. В перерыве между развратом, достигшим невероятных размеров, мы забежали в институт и вместе с Португальцем и Казимиром Алмазовым встретили улыбающуюся Катю, которая в числе первых в институте приветствовала замену рабочего времени на аэробику. Стройненькая, худенькая, она вышла танцующей походкой из спортзала и была похожа на школьницу.

Святая невинность. Ангел без крыльев.

Аббат Прево со своей "Манон Леско" и Чмоня с его клеенками (он этих скатертей-клеенок привез штук сто и раздавал их направо налево) помогли нам выразить наше признание.

Предновогодние дни отмечены растущей напряженностью. Дней пять потребовалось Кате, чтобы в конце концов отказать всем моим друзьям — Хану, Пятнице и Чмоне. Она тянула вплоть до 30 декабря, не говоря ничего конкретного, — не отказывая и не соглашаясь. Я сам ее никуда не приглашал, свалил на друзей (обманул кондуктора — взял билет и не поехал). Единственное, что я сказал, так это то, что "где бы я ни был, ты должна быть со мной. Это Новый год, и я не уступлю. Твой отказ равнозначен разрыву".

30-го вечером звонит Пятница и сообщает о Катином официальном и однозначном отказе.

Мне показалось, что я — в армии, так как у меня зашевелился большой палец правой ноги. От возмущения. Я позвонил Кате и прослушал еще раз то же самое. Слова били в самую точку. Сухо, раздраженно, жестоко и без каких бы то ни было объяснений. Я был спокоен, как Макферсон перед казнью.

— Если ты хочешь забрать Ницше, то можешь заехать, закончила Катя, и я положил трубку.

Холодный, свистящий ветер постепенно приводит меня в чувство, пока я ловлю такси.

Когда я зашел, Кати уже не было. Ее очаровательная мама призывает меня к снисходительности. Я подумал, что был бы более снисходительным, если бы был ее братом. И вдруг как снег на голову является Катя и говорит:

— Дима! Поехали со мной в цирк.

Так и говорит. Как ни в чем не бывало.

Я был поражен, услышав собственный голос:

"Поехали.

Мы никак не могли найти подходящее вино, которое она хотела взять с собой в цирк. Если бы не мое упрямство, она согласилась бы и на розовый портвейн.

(Меня, например, совсем не удивляло, что все балетные девки, выступающие в Континентале на Красной Пресне, почти каждый день собирались после работы и, доставая из сумок какую-то бормоту, пили его в парке маленковскими стаканами. Но Катю, распивающую «Арбатское» и заедающую его икрой минтая, я смогу представить не скорей, чем себя активным членом «Братьевмусульман». А все потому, что я сделал из Кати культ. Культ Кати Мороз. — Катя взглянула! Катя сказала! Катя ушла!..)

Денег у меня не было, она дала мне десятку, и я купил ей шампанское в магазине, который в легендарные времена назывался Елисеев. В десятом часу мы были уже в цирке.

Суматоха! Вы не можете себе представить. Девки-балерины бегают в своих дурацких нарядах, все куда-то спешат, и до нас никому нет дела. Она уже тысячу раз пожалела, что пригласила меня.

А тут я еще есть хочу — сдохнуть можно! Шкатулка отвела меня в цирковой буфет, заказала все, что я попросил, и расплатилась. Я чувствовал себя мальчишкой, которого родители поручили на вечер дальней родственнице.

"Надо уехать, надо уехать. И как можно быстрее", — говорю я себе.

Но иногда я бываю ужасно нерешительным.

После буфета Катя решила, что все проблемы можно одолеть одним махом. И со спокойной совестью. Она посмотрела на меня так, будто не совсем поняла, как я очутился в цирке, и тактично заметила:

— Ты знаешь, Дима! Было бы лучше, если б ты уехал.

Я вспомнил о прямопропорциональной зависимости между стрессами и нервотрепками с одной стороны и ишемической болезнью сердца и язвой желудка с другой, неслышно поскрипел зубами, попросил принести мне куртку, поздравил Катю с Новым годом и уехал. Домой я вернулся только утром. Ива сообщила, что только что звонила Катя. И хотя других Кать у меня не было, я попросил мою семнадцатилетнюю соседку набрать телефон и послушать голос.

Голос был тот же.

Звонить я не стал.

???

4-го января 1985 года я уезжал в Таганрог. Провожала меня Венера, к сожалению, не Милосская. Это была моя первая командировка, и я понял, что познавать новые города за чужой счет гораздо приятнее, чем за собственный. Это чем-то сродни науке. Наука тоже доставляет немалое наслаждение. Ею занимаешься за счет государства, да еще получаешь при этом материальное вознаграждение. Так что я не прочь заниматься наукой, а в свободное время путешествовать.

Два дня я прожил в одноместном номере гостиницы «Таганрог». Было тепло, как весной. Раньше погода никогда не влияла на мое настроение. Я сделал зарядку, перестирал все шмотки, обработал ногти, постригся, побрился, сходил в баню, поел в ресторане и вернулся в гостиницу. И тут звонок.

Вообще-то я приветствую телефонные знакомства, правда, в тех случаях, когда инициатива исходит от меня.

Голос в трубке был молодой, вкрадчивый и хорошо поставленный, а речь показалась мне отрепетированной, как легенда у шпиона. Каким-то образом ей удалось втянуть меня в беседу~ Я не мог говорить с ней серьезно и старался все переводить на юморную нотку, что вызвало недовольство трубки, пропевшей мне о том, что я не создаю "интеллектуально-психологического комфорта". Когда она пришла, я обалдел! Она была старше меня лет на десять, и ее внешность была так же далека от ее голоса, как действия пакистанских властей от их принципов. Я тогда не читал еще "Над пропастью во ржи" и не знал, как вести себя с гостиничными проститутками. Я делал все возможное, чтобы эта дура поняла, что я ей не отдамся. Мне потребовался час, потому что, несмотря на свою эрудицию, в этом отношении она оказалась чрезвычайно тупа. Наконец, она ушла. Я заперся на два оборота и проверил все ли на месте.

Остальные дни я гостил у Инниных родителей. С девочкой Инной у меня был в Москве маленький романчик. Но это было два года назад, и с тех пор она успела выйти замуж и родить ребенка. (Я поразился терпимости и гостеприимству ее мужа, хотя, может, он просто ни черта не знал). Меня развлекали, как зарубежную делегацию. Я обошел все чеховские места, посмотрел Таганрогскую картинную галерею и "Брак по-итальянски" с Лорен и Мастрояни. Потом я просто тихо прибалдел, когда муж — поклонник английского рока 70-х — предложил мне послушать моего любимого Эмерсона (Emerson, Lake amp; Palmer), сумасшедшую группу King Crimson и органиста Rick Wakeman'a. На стенке в это время появлялась стилизованная смерть а-ля Босх, которая поигрывала на скрипочке. Лампочки светомузыки помещались прямо на складках одежды этой уважаемой дамы, на черепе и на смычке.