Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

XXXVIII

Прощай, свидетель падшей славы,Петровский замок. Ну! не стой,Пошел! Уже столпы заставы4 Белеют; вот уж по ТверскойВозок несется чрез ухабы.Мелькают мимо будки, бабы,Мальчишки, лавки, фонари,8 Дворцы, сады, монастыри,Бухарцы, сани, огороды,Купцы, лачужки, мужики,Бульвары, башни, казаки,12 Аптеки, магазины моды,Балконы, львы на воротахИ стаи галок на крестах.

6—14 В этом кумулятивном перечислении образов чуть слышен отголосок сна Татьяны.

9 Бухарцы… — Жители Бухары (<…> российская часть Азии, север Афганистана). Они торговали на московских улицах восточными товарами, к примеру самаркандскими коврами и халатами.

13 …львы на воротах. — Гипсовые или чугунные львы, окрашенные в рептильно-зеленый цвет и поставленные (обычно парами) на воротах или перед ними в качестве геральдических символов. В зубах они часто держали чугунные кольца внушительных размеров, впрочем чисто декоративные и никакого отношения к открыванию ворот не имевшие.

У Писемского в романе «Тысяча душ» (нечто вроде «Красного и черного» на русский манер и столь же ничтожное по литературным достоинствам) есть забавный пассаж о подобном львином декоре (ч. IV, гл. 5) «Каждый почти день повеса этот и его лакей садились на воротные столбы, поднимали ноги, брали в рот огромные кольца и, делая какие-то гримасы из носу, представляли довольно похоже львов»

6—14 В отвергнутых черновиках (2368, л. 23) в перечень входят «болваны в париках», «цветные вывески», «колонны», «бабы» и «карлы»

XXXIX

Возможно, ложный пропуск, имитирующий прерывание автором потока банальных впечатлений.

XL

В сей утомительной прогулкеПроходит час-другой, и вотУ Харитонья в переулке4 Возок пред домом у воротОстановился. К старой тетке,Четвертый год больной в чахотке,Они приехали теперь.8 Им настежь отворяет дверь,В очках, в изорванном кафтане,С чулком в руке, седой калмык.Встречает их в гостиной крик12 Княжны, простертой на диване.Старушки с плачем обнялись,И восклицанья полились.

3 У Харитонья. — Москвичи обозначали место своего жительства по близости к тому или иному церковному приходу Святой, фигурирующий здесь, был восточным мучеником во времена Диоклетиана (около 303 г.).

Пушкин поселил Лариных в том же «фешенебельном» жилом квартале, где сам он ребенком прожил несколько лет Приход св. Харитония находился в восточной части Москвы, и поэтому въехавшим через западную заставу Лариным пришлось пересечь весь город.

Пушкин родился (26 мая 1799 г.) в доме Скворцова (не сохранившемся до наших дней) на Немецкой улице (ныне переименованной в улицу Баумана в честь молодца-революционера, убитого в стычке с полицией в 1905 г.) Осень и зима 1799 г. прошли в усадьбе матери, в селе Михайловском Псковской губернии. После недолгого пребывания в Петербурге семья Пушкиных снова поселилась в Москве (1800—1811-м), выезжая лишь на лето в Захарино (или Захарово) — имение, приобретенное в 1804 г. (и проданное в 1811) бабушкой поэта по материнской линии Марией Ганнибал в Звенигородском уезде, милях в двадцати пяти от Москвы. С 1802 по 1807 г. Пушкины жили в доме № 8 по Большому Харитоньевскому переулку{165}. В Малом Харитоньевском переулке проживал дядя поэта, Василий Пушкин. Этими сведениями я до некоторой степени обязан господам Левинсону, Миллеру и Чулкову, соавторам «Пушкинской Москвы» (М, 1937), и книге «Москва в жизни и творчестве А.С. Пушкина» Н. Ашукина (М., 1949).

XLI

«Княжна, mon ange!» – «Pachette!»– –«–Алина»! —«Кто б мог подумать? Как давно!Надолго ль? Милая! Кузина!4 Садись – как это мудрено!Ей-богу, сцена из романа…» —«А это дочь моя, Татьяна». —«Ах, Таня! подойди ко мне —8 Как будто брежу я во сне…Кузина, помнишь Грандисона?»«Как, Грандисон?.. а, Грандисон!Да, помню, помню. Где же он?» —12 «В Москве, живет у Симеона;Меня в сочельник навестил;Недавно сына он женил.

12 …у Симеона — Симеоновский переулок в одноименном приходе (см. коммент. к XL, 3) Св. Симеон Столпник Старший (390?—459) — сирийский отшельник, проведший тридцать семь унылых лет на столбе высотою около шестидесяти шести футов и шириною около трех.

13 Меня в сочельник навестил… — Этот сочельник помогает установить дату приезда Татьяны с матерью в Москву (январь или февраль 1822 г.).

9—10 Черновик (2371, л, 74):

Кузина? помнишь ГрандисонаИ бал у нас…

13—14 Отвергнутый черновик (там же).

Сенатор, сына он женил,Меня недавно навестил.

XLII

А тот… но после всё расскажем,Не правда ль? Всей ее роднеМы Таню завтра же покажем.4 Жаль, разъезжать нет мочи мне:Едва, едва таскаю ноги.Но вы замучены с дороги;Пойдемте вместе отдохнуть…8 Ох, силы нет… устала грудь…Мне тяжела теперь и радость,Не только грусть… душа моя,Уж никуда не годна я…12 Под старость жизнь такая гадость…»И тут, совсем утомлена,В слезах раскашлялась она.

1 А тот… — «Тот» может здесь означать «последний». Но на самом деле не совсем ясно, то ли тетушка Алина говорит о сыне бывшего поклонника своей кузины, то ли об ином, «том Грандисоне», кто некогда ухаживал за нею, за Алиной.

XLIII

Больной и ласки и весельеТатьяну трогают; но ейНе хорошо на новоселье,4 Привыкшей к горнице своей.Под занавескою шелковойНе спится ей в постеле новой,И ранний звон колоколов,8 Предтеча утренних трудов,Ее с постели подымает.Садится Таня у окна.Редеет сумрак; но она12 Своих полей не различает:Пред нею незнакомый двор,Конюшня, кухня и забор.p

11 Редеет сумрак… — Английский поэт сказал бы: «Night wanes»[790] (например, Байрон, «Лара», начало песни II),

XLIV

И вот по родственным обедамРазвозят Таню каждый деньПредставить бабушкам и дедам4 Ее рассеянную лень.Родне, прибывшей издалеча,Повсюду ласковая встреча,И восклицанья, и хлеб-соль.8 «Как Таня выросла! Давно льЯ, кажется, тебя крестила?А я так на руки брала!А я так за уши драла!12 А я так пряником кормила!»И хором бабушки твердят:«Как наши годы-то летят!»

8—14 Совершенно неясно, где и когда вся эта московская родня видала Татьяну в детстве Можно предположить, что кто-то из них приезжал к Лариным в деревню{166}.

11 А я так за уши драла! — Ср. у Грибоедова в «Горе от ума», действие III, стихи 391–392 (слова старухи Хлестовой):

Я помню, ты дитей с ним часто танцовала,Я за уши его дирала, только мало!

XLV

Но в них не видно перемены;Всё в них на старый образец:У тетушки княжны Елены4 Всё тот же тюлевый чепец;Всё белится Лукерья Львовна,Всё то же лжет Любовь Петровна,Иван Петрович так же глуп,8 Семен Петрович так же скуп,У Пелагеи НиколавныВсё тот же друг мосье Финмуш,И тот же шпиц, и тот же муж;12 А он, всё клуба член исправный,Всё так же смирен, так же глухИ так же ест и пьет за двух.

3—10 Уже знакомая нам тетушка Алина (офранцуженная уменьшительная форма имени Александра), кузина Полины Лариной, и эта тетушка Елена — старые девы и, возможно, сестры; обе знатного происхождения (возможно, княжны Щербацкие). Лукерья Львовна может быть другой двоюродной бабушкой Татьяны. Любовь Петровна, Иван Петрович и Семен Петрович, очевидно, дети одного отца, а Дмитрий Ларин мог быть их братом. Палагея (или Пелагея) Николавна, возможно, приходилась двоюродной сестрой либо госпоже Лариной, либо ее покойному мужу; мосьё Финмуш вполне годится на роль бывшего гувернера Пелагеиных детей.