Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

пожертвовать производством риса ради диверсификации и производства других товаров, в том числе провизии. В 1774 году управляющий двух плантаций Лоукаунтри предостерёг их владельцев от посадки кукурузы для обеспечения плантаций продовольствием. «Если там будет выращиваться больше кукурузы, чем обычно, то, следовательно, должно быть посажено меньше риса, а последний является самым прибыльным зерном». Вместо этого управляющий настоятельно рекомендовал закупать кукурузу в сельской местности.

Возможно, самым важным различием между рабами двух регионов были разные способы производства рабов в этих двух обществах. Накануне революции более 90% рабов Вирджинии были уроженцами Америки и усвоили многое из англо-американской культуры, включая английский язык. Для обеспечения себя рабами Вирджиния полагалась на плодовитость большого числа своих уроженок-рабынь, которые по численности сравнялись с мужчинами; к моменту революции Вирджиния прекратила импорт рабов и больше никогда его не возобновляла.

Напротив, только 65% рабов Южной Каролины были уроженцами страны; более трети родились в Африке. В течение нескольких десятилетий после революции Южная Каролина продолжала импортировать рабов, ввезла до семидесяти тысяч, некоторые из Вест-Индии, большинство — из Африки. Действительно, Южная Каролина импортировала больше рабов, чем любая другая колония на североамериканском материке. Поскольку большинство рабов, привезённых в Южную Каролину из Африки, были взрослыми мужчинами, естественный рост численности рабов в колонии и штате был замедлен — наличие большого числа женщин-работниц было ключом к естественному росту.

К тому времени, когда в 1808 году международная работорговля была законодательно запрещена, Южная Каролина импортировала в два раза больше рабов, чем Виргиния, хотя её двухсоттысячное рабское население было лишь вдвое меньше, чем в Виргинии. Большая зависимость Южной Каролины от импорта придала её рабскому обществу и культуре африканский оттенок и характер, которого не было в той же степени в Чесапике. Большинство рабов в каролинской Лоукантри создали для себя самобытную культуру, включающую не только собственный гибридный афро-английский язык, гулла, но и собственные стили демонстрации личности, включая ношение бороды и украшений. На самом деле, повсюду в Америке чернокожие рабы вырабатывали свои собственные синкретические формы афроамериканской культуры — в музыке, религии, похоронах, юморе и развлечениях. Белым было особенно трудно понять танцы, пение и ликование, которые происходили на похоронах чернокожих; они были склонны отвергать эти практики как «праздничное сопровождение», не понимая, что это ритуальное празднование возвращения покойного «домой», в Африку.

Характер основного продукта также обеспечивал рабам из Лоукаунтри-Каролины большую самостоятельность, чем их сородичам из Чесапика. Поскольку производство риса не требовало тщательного контроля, белые плантаторы стали полагаться на систему заданий. Давая рабам задания, они позволяли тем, кто работал быстро, иметь свободное время для выращивания собственного урожая или производства товаров для себя или на продажу. В 1796 году законодательное собрание Южной Каролины попыталось регулировать эту практику продажи и покупки рабами собственных товаров и тем самым неявно узаконило её.

У рабов в Вирджинии не было такого свободного времени, и им было гораздо труднее зарабатывать дополнительные деньги. Поскольку табак требовал особого ухода и внимания, его производство требовало совершенно иной системы управления трудом. Белые плантаторы в Чесапике при производстве табака полагались на бандитский труд, используя небольшие отряды рабочих под строгим надзором, которые трудились от рассвета до заката, не имея стимула работать быстро. Поэтому чесапикские рабы разработали всевозможные изобретательные методы подтасовки и отлынивания от работы, чем несказанно разочаровывали своих хозяев.

Вашингтон пришёл к выводу, что его рабы работали в четыре раза быстрее, когда он непосредственно руководил ими, чем когда он отсутствовал. Как он ни старался, ему так и не удалось заставить своих рабов работать эффективно, что стало одной из первых причин, по которой он стал выступать против этого института. Он понимал, что у рабов нет стимула усердно трудиться и зарабатывать себе «доброе имя». В этом, по его мнению, заключался главный недостаток рабства как системы труда. Он считал, что люди стремятся добиться успеха в жизни, чтобы завоевать уважение окружающих. Но у рабов не было возможности завоевать уважение или заработать хорошую репутацию; отсюда и предполагаемое отсутствие у них амбиций. Он часто задавался вопросом, чего бы они могли добиться, будь они свободными людьми.

Хотя между хозяевами и рабами часто складывались близкие, а иногда даже дружеские отношения, особенно в Чесапикском регионе, никто никогда не забывал, что вся система основывалась на насилии и грубой силе. Хозяева в Южной Каролине иногда клеймили своих рабов и наказывали их со свирепостью, которую посторонние люди находили ужасающей. Четыреста ударов плетью, промытых водой с солью, считались «ничтожным наказанием» по сравнению с изобретательными жестокостями, которые могли придумать некоторые плантаторы для своих непокорных рабов, включая, как отмечал один наблюдатель, укладывание раба «на пикет с привязанной левой рукой к пальцам левой ноги сзади, правой рукой к столбу, а правой ногой на пикет, пока он не проткнёт ногу».

Хотя отношения между хозяином и рабом были более жестокими и безличными в Лоукантри, чем в Чесапике, везде рабовладельческий строй порождал всепроникающее чувство иерархии. «Общество людей не может существовать, если в нём нет подчинения одного другому», — заявил в 1772 году один виргинский юрист. «В этой субординации отдел рабов должен быть заполнен кем-то одним, иначе в шкале порядка возникнет изъян». Как ничто другое, это чувство иерархии отделяло южные штаты от северных.

Конечно, всегда находились хозяева, которые пользовались этой подчинённостью, особенно в отношении своих рабынь. В Лоукантри Южной Каролины случаи, когда у белых были наложницы-рабыни, часто воспринимались как нечто обыденное и даже забавное. Во многом это объяснялось тем, что белые и рабы жили на большом расстоянии друг от друга, и, следовательно, мискгенизация не была столь распространена, как в Чесапике. В Виргинии, где белые и рабы жили более тесно друг с другом, такое расовое смешение стало более распространённым с ростом числа мулатов.

Виргинец Томас Джефферсон, несомненно, жил среди множества мулатов. У его тестя, Джона Уэйлса, было шестеро детей от рабыни-мулатки Бетти Хемингс. Когда Джефферсон женился на дочери Уэйлса, Марте, эти порабощённые дети, включая квадруна Салли Хемингс, перешли к Джефферсону. Несмотря на то, что сейчас имеются неопровержимые доказательства сексуальной связи Джефферсона с Салли Хемингс, это, возможно, не так важно, как тот факт, что мисцегенизация была частью его семьи и происходила вокруг него в Монтичелло. Уже одно это может помочь объяснить глубокий страх Джефферсона перед расовым смешением.

Джефферсон был в большинстве своём типичным рабовладельцем. Хотя он всегда осуждал рабство, ему принадлежала одна из самых больших популяций рабов в Вирджинии. После раздела имущества своего тестя в 1774 году он стал вторым по величине рабовладельцем в