Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

виде недоумения, отразившегося на лице маршала, посаженного с высокопоставленными гостями. Однако, старый солдат не настолько взволновался, чтобы отважиться возразить, когда герцог Глостер настоял, дабы леди Анна села слева от него, что разрушало весь порядок размещения за столом. Все уже поняли, - над головой Ричарда сиял ярчайший из лучей Йоркского Солнца. На этом веселье Уилла резко обрывалось, но он надеялся, что со временем сживется с данным неприятным фактом. Последовавшее стало для Гастингса крайне занимательным зрелищем, - один из братьев Эдварда явно намеревался совершить изысканнейшее из обольщений, второй - едва был способен заставить мальвазию влиться в свое, и так переполненное ею горло.

Конечно, вошло в обычай разделение парой кубка и подноса, хорошие манеры даже требовали от рыцаря заботы о кулинарном удовольствии его дамы, прежде чем о его собственном, к примеру, хорошо воспитанный юноша, пользующийся одним подносом с более старшим товарищем, должен был отказываться от кусочков понежнее, жертвуя их затвердевшим зубам сотрапезника. Но Уилл никогда не сталкивался с любезностью, выражаемой с подобным блеском, и, взирая, как Ричард окружает Анну Невилл своей заботой, сам едва прикасаясь к еде, одновременно видел изменение цвета лица Джорджа в сторону довольно интересного оттенка зеленого, что приносило Гастингсу неописуемую усладу.

Как только предшествующая ужину трапеза завершилась, несъеденная еда с подносов была отправлена на блюда для раздачи милостыни бедным. Эдвард выдал восемь шиллингов на распределение среди монастырских поваров, тогда как гостям подали умывальники с ароматизированной водой, чтобы вымыть руки. После этого все разошлись, направившись по личным делам. Удостоверившись, что король сейчас не испытывает в нем надобности, Уилл предпочел последовать за Ричардом и Анной в приемную приора, ибо Джордж поступил также, а Гастингса непреодолимо влекло дыхание надвигающейся бури.

Джордж образовал группку с братьями Стенли, - Томас, лорд Стенли поспешил присягнуть в Ковентри Эдварду, отрекшись от каких бы то ни было связей с Уорвиком и посвятив свою довольно истрепанную верность Йоркам. Приближаясь к ним, Уилл почти столкнулся с Джоном Говардом, стремившимся установить дистанцию между собой и людьми, разыскиваемыми Гастингсом.

'В твоих глазах, Джек, троица эта святостью не озаряется', - едко прошептал Уилл, и Говард сморщился, с неприязнью оглянувшись на братьев Стенли и Джорджа.

'Как собака возвращается к своей блевотине, так дурак идет к собственной глупости', - тихо выразил он созревшее отношение с не менее язвительной интонацией, чем использованная собеседником. 'Любой другой бы благодарил Господа Всемогущего изнуряющим постом за дарованное счастье готовности брата забыть совершенную им измену. Но не этот... Он словно одержим саморазрушением'.

'Со всем свойственным мне пылом полагаюсь на такое положение!' - усмехнулся и, подмигнув Говарду, осторожно продолжил путь в область возможной слышимости.

'Клянусь Святой Мессой, если она сядет еще ближе, то окажется у него на коленях... если не дальше!' - прошипел Джордж.

Взгляд Уилла переместился с Джорджа на пару, расположившуюся в глубоком эркерном оконном проеме. До него доносился смех Ричарда, равнодушного к ярости брата. Никто из лицезревших молодых людей вместе не сомневался в поглощенности герцога Глостера дочерью Уорвика. Если Ричард станет отстаивать ее интересы, подумалось Гастингсу, Нед может не так легко согласиться позволить Джорджу лишить девушку наследства.

Уильям Стенли расхохотался, но его брат, Томас, кивнул, произнеся нечто успокоительное о похвальной заботе милорда Кларенса касательно чести сестры его супруги.

'Вы абсолютно правы, лорд Стенли'. Джордж внезапно обнаружил доступный выход собственному гневу, ибо возмущенно повторил: 'Девушка - сестра моей жены. Я обязан следить, чтобы ею не воспользовались, не запятнали ее имя. И не собираюсь никому позволять, будь это даже мой брат, сделать из нее простую девку!'

Уилл разразился смехом, а когда компания предателей обернулась в поисках источника веселья, поспешно отступил в большой зал, где, в конце концов, от души смог отдаться охватившему его веселью. Гастингс решил, ожидающееся лето обещает много интересного.

Лорд-мэр Ковентри долго объяснял Эдварду, как случилось, что город связал судьбу с Уорвиком. По мере продолжения рассказа все более и более вырисовывалось положение масштабного недоразумения, судя по которому, алчный до власти граф просто обманул чересчур доверчивых жителей.

Ричард вскоре утратил к этому всяческий интерес, обнаружив, - его взгляд стремится к окну, где в бледнеющем блике света краснело небо, провожая один из самых прекрасных из запомнившихся юноше закатов. Он вздохнул, без особого желания выпрямившись на стуле, так как король смерил брата одновременно предостерегающим и заинтересованным взглядом. Какая напрасная трата внезапно ставшего драгоценным времени! Если бы чиновник только сумел быстрее справиться со своей задачей, молодой человек еще успел бы сбежать с Анной в монастырские сады, чтобы полюбоваться на окончание дня.

Окинув зал глазами, в поисках служителя, наполнившего бы кубок, Ричард с изумлением увидел, как в открытых дверях вертится Роб Перси, встревожено стараясь попасть в поле зрения друга. Глостер беспрепятственно выскользнул из-за стола, моментально метнувшись к товарищу.

Роб тут же схватил Ричарда за руку, оттянув в сторону и выпалив в стремительном шепоте: 'Иди в большой зал, и быстро! Анна сильно в тебе нуждается, так же, как и Френсис!'

Пока они летели по извилистой лестнице, Роб подробно, хоть и задыхаясь на бегу, изложил другу происшедшее. Задыхаясь, Роб объяснял, они беседовали с Анной, когда немного погодя после ухода Ричарда, к ним подошел герцог Кларенс и объявил девушке, что в течение ближайшего часа она должна уехать в Лондон.

Когда Анна воспротивилась, Джордж схватил ее за руку и казался готовым вытащить из большого зала силой, окажись в том надобность.Тогда Френсис попытался ему помешать. В голосе друга звучал вполне понятный Ричарду страх. Вставать на пути его брата было опасно, безрассудный героизм Ловелла мог дорого ему обойтись.

Очевидно, та же самая мысль пришла в голову и Френсису. Он произнес тихим примирительным тоном: 'Ваша Милость, я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Но, думаю, прежде чем леди Анна уедет, с ней хотел бы поговорить ваш