Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

— Потому что в определенных плоскостях наши интересы совпадают, и я хочу сотрудничать с вами, с некоторыми оговорками, естественно.

— Бог ты мой, какое самомнение! Может, ваше превосходительство будут так любезны и объяснят мне, что это за плоскости и каковы пределы вашей благородной помощи?

— С удовольствием. Прежде всего это безопасность государственного секретаря и разоблачение тех, кто задумал его убийство, а также причины, по которым они это задумали, хотя о последних нетрудно догадаться. Затем — поимка террористов, совершивших нападение на дома конгрессмена Кендрика, что повлекло за собой большие человеческие потери, и проверка связей Ванфландеренов…

— Так вы знали о Фейрфаксе и Меса Верде?

Варак кивнул.

— Но ведь действует повсеместный запрет на информацию.

— Что возвращает нас к оговоркам, без которых я не могу сотрудничать. Я должен оставаться в тени, и мои действия могу обсуждать разве только в самом общем виде. Я согласен, тем не менее, дать вам кодовые номера определенных лиц, деятельность которых касается мероприятий по государственной безопасности внутри страны и за рубежом.

— Да вы ведь просто за человека себя не считаете!

Милош едва заметно улыбнулся.

— Честно говоря, у меня нет на этот счет определенного мнения. Тем не менее, я из страны, где правительство было украдено у народа, и уже много лет назад я решил для себя, как я буду жить. Я верю в те методы, которые я выработал. Если это самомнение, пусть так, и прошу меня извинить, но мне это представлялось в другом свете.

Калехла медленно подняла правую руку из-под стола, а левой взялась за сумочку, лежавшую рядом с ней. Она сунула пистолет в сумочку и откинулась на спинку стула, вращая кистью, чтобы восстановить циркуляцию крови.

— Думаю, мы можем оставить в стороне оружие. Вы правы, ужасно неудобно пытаться разрезать мясо и держать вилку в левой руке, когда правая словно парализована.

— Я уж собирался предложить вам заказать что-нибудь попроще, вроде бутербродов, или какое-нибудь блюдо, которое можно было бы есть руками; однако воздержался, решив, что вы можете не оценить моего совета.

— Это что же? Я не ошибаюсь, улавливая чувство юмора за мрачным ликом?

— По крайней мере, это была потуга. Хотя сейчас я не в слишком шутливом настроении. И не буду в нем, пока не буду знать, что госсекретарь целым и невредимым добрался до Каира.

— Вы поставили в известность нужных людей — больше вы ничего не можете сделать. Они позаботятся обо всем.

— Надеюсь на это.

— Тогда к делу, мистер Милош, — заявила Калехла, снова принимаясь за еду. — Скажите, почему Кендрик? Зачем вы это делали? И главное — как вы это делали? Вы подключились к таким источникам, которые считались абсолютно недоступными! Вы проникли туда, куда никто не должен был проникнуть, и вы вырвали у нас наши секреты, выкрали гарантированные от похищения материалы. Кто бы ни был этот человек, который вынес для вас секретные материалы, его нужно вытащить из его уютной норки и выставить на всеобщее обозрение. Пусть узнает, каково это оказаться вдруг совершенно беззащитным, голым и безоружным на темных улицах враждебного города.

— Какую бы помощь ни оказали мне, ее предоставил человек, который доверял мне и знал, откуда я такой взялся.

— Но зачем?

— Мой ответ будет весьма неполным, мисс Рашад, я смогу обрисовать вам это лишь в самых общих чертах.

— Да здравствуете вы. Итак?

— Эта страна нуждается в срочных переменах в правительстве, которое, без сомнения, будет переизбрано.

— Кто, кроме избирателей, может уверенно высказываться на этот счет?

— И опять мы подходим к запретным темам. Разве что в самых общих словах… хотя мне не следовало бы говорить об этом вовсе.

Калехла положила вилку и посмотрела на европейца.

— Сан-Диего, Ванфландерен и Гринелл, — невозмутимо произнес чех. — Попытаюсь еще больше прояснить все дело: деньги на уничтожение политического противника, а именно конгрессмена Кендрика, пересылали через Цюрих и Бейрут в Бекаа. А сейчас предпринимается явная попытка остановить умнейшего госсекретаря, не допустить его участия в конференции по разоружению, на которой ставятся цели снизить распространение и производство космического и ядерного оружия.

— Сан-Диего, — повторила Калехла, забывая про еду на тарелке. — Орсон Болингер?

— Да, — отозвался Варак. — Вольно или невольно, но он центр всех интриг. Он должен быть заменен другим человеком, таким образом вместе с ним исчезнут люди, сейчас окружающие его и заставляющие плясать под свою дудку.

— Но почему Эван Кендрик?

— Потому что он — непобедимый соперник.

— Он никогда в жизни не согласится на это; он пошлет вас ко всем чертям. Вы не знаете его, а я знаю.

— Человеку далеко не всегда хочется делать то, что он должен сделать, мисс Рашад. Но он это сделает, если ему убедительно докажут, почему именно он должен это сделать.

— И вы думаете, этого достаточно?

— Лично я, конечно, с мистером Кендриком не знаком, однако мало кого из людей я изучал так пристально и вряд ли знаю о ком-либо столько же, сколько о нем. Он незаурядный человек, но при этом удивительно рационалистичен и скромен в оценке своих достижений. Сколотил огромное состояние на подрыве ближневосточной экономики, а потом бросил все, хотя дело сулило еще миллионы и миллионы, потому что почувствовал угрызения совести, потерял контроль над этими своими чувствами. Тогда он выступил на политическую арену — просто ради того, чтобы избавиться от одного — как вы меня назвали? — одного Грязного Подонка, который набивал свои карманы в Колорадо. И, наконец, он отправился в Оман, прекрасно понимая, что может никогда не вернуться оттуда живым, потому что верил, что может помочь в этом кризисе. Такого человека нельзя не воспринимать всерьез. Он сам может пренебрегать собой, но остальные им — никогда.

— О Боже мой, — пробормотала Калехла, — я слышу нечто похожее на собственные рассуждения.

— В поддержку его политического продвижения?

— Нет — в объяснение, почему он не мог быть лжецом. Однако могу назвать вам еще одну причину, почему он поехал в Оман. Она из разряда его неприятия убийств. Он был уверен, что знает, кто стоит за террором в Маскате: то же самое чудовище, которое отвечало и за поголовное уничтожение семидесяти восьми человек из группы Кендрика, включая их жен и детей. Он оказался прав. Этого человека казнили в соответствии с арабскими законами.

— Вряд ли это можно назвать аргументом против.

— Да, нельзя. Но это несколько меняет ситуацию.

— Я бы предпочел думать, что это придает ему еще одну черту: желание, чтобы восторжествовало правосудие; таким образом это только подтверждает правильность нашего выбора.

— Нашего?

— Мы вновь у границы