Паргоронские байки. Том 6 - Александр Валентинович Рудазов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэ-миало согласились. Милаба и Жеводар не могли передать им ничего конфиденциального, а только информацию свободного распространения, но это все равно огромный массив. И, конечно, для кэ-миало там не было ничего нового, но их заинтересовал взгляд на Паргорон со стороны смертных. Более сотни лет наблюдений за демонами, летописи и описания — Ге’Хуул с удовольствием согласился взамен поболтать пару часиков.
Он легко мог делать это одновременно со своей обычной деятельностью. Ге’Хуул — один из самых занятых демолордов. Он редко показывается на поверхности, его пещера глубоко под землей, но отсюда он ощущает все бесчисленные кэ-очи. Они прорастают по всему миру этакими волосками, кэ-нейронами, и каждый связан со своим кэ-миало. В совокупности они составляют кэ-сеть, а Ге’Хуул – его контролирующий центр, окруженный пятью Великими Умами.
Именно такой вопрос и задала ему первым Милаба — обрабатывает ли он всю получаемую информацию без исключений, или же она все-таки делится на важную и неважную.
- Не существует неважной информации, - произнес старик-библиотекарь, ставя на полку одну книгу и снимая другую. - Я собираю и обрабатываю все, что удается. Наиболее ценна информация прямая, напитанная ментальной энергией памяти, но я поглощаю и рассеянную информацию. Принимаю знания из тысяч миров. Тысяч ноосфер. Я работаю центром кэ-сети со дня гибели моего породителя, и за это время мы достигли максимально возможной эффективности.
- Вы и прямо сейчас это делаете? - спросила Милаба.
- Да, - ответил Ге’Хуул. - В данный момент я сканирую и перерабатываю малоизвестные литературные произведения одной из ноосфер двукратного удаления. Это интересный процесс. Литература этого мира интересна своей самобытностью.
- Можете привести несколько примеров? - попросила Милаба.
Ге’Хуул стал одну за другой снимать с полок книги. Меланхоличным, ровным голосом он читал названия, на мгновение показывал обложку и тут же ставил обратно.
- «Все живое встречается в подвале», - произносил он. - «Овосси сазать». «Некто с пяльцами». «Черные котята». «Законы Пересловля». «Надгробная песнь по хомячку». «Не пляшет». «Берега синего камыша: Тайна бесплодной завталетнейской оранжереи». «Великая книга пороков». «Человек, который хотел спать». «Там, где квас не растет». «Пусть мыло лежит в мыльнице». «Трофеи белого генерала». «Вкус пярда». «Два человека, которые просто шли по дороге». «Сталебойцы в грязи не тонут». «Великий Егр и дебилы». «Огибая углы». «До мусоропровода и обратно». «Двести восемьдесят шесть золотых комков». «Всякие события». «Во вселенной полно всякой ерунды». Ха. Ха-ха. Очень точное наблюдение.
- Достаточно, достаточно, мы поняли и впечатлились, - сказала Милаба, поняв, что перечислять Ге’Хуул может вечно. - Действительно, самобытная литература. А в том мире есть ложа Путешественников?
- Нет, - лишь на мгновение задумался Ге’Хуул.
Милаба задала еще несколько ни к чему не обязывающих вопросов. Жеводар молчал. Он полностью сосредоточился на изоляции той части мыслительного процесса Милабы, что хранит информацию, которую ни в коем случае нельзя выдать Ге’Хуулу.
У самого же себя Жеводар и вовсе ее временно перебросил в ирбинкобой и запаролил. Если Ге’Хуул читает сейчас его мысли, Жеводар должен казаться ему заторможенным, даже туповатым человеком, гоняющим в голове одно и то же дурацкое стихотворение.
- О кэ-миало говорят, что вы самые интеллектуальные создания в мире, - продолжала Милаба. - Скажите, есть ли вещи, которые вы не способны понять?
- Мы не всезнающи, что бы о нас ни говорили, - ответил Ге’Хуул. - Если сравнивать с иными формами жизни, то нам наиболее близки вычислительные машины. Компьютеры. Ваши ирбинкобои.
- Но это же не формы жизни.
- Мы считаем их достаточно к тому близкими. У самых сложных есть псевдоличности, а высшая форма машинного существования имеет и сознание. Возвращаясь же к вашему предыдущему вопросу: да, есть. Если привести конкретный пример, то лично меня крайне озадачивает, почему все время дефекация.
Милабе показалось, что она не расслышала.
- Что?.. - моргнула она растерянно.
- Дефекация. Пользователи кэ-сетей несоразмерно часто платят за наши услуги информацией о актах дефекации. Мы накопили излишне великое количество сведений о испражнениях и всем, что с этим связано. В последнее время мы начали обсуждать введение прекращения приема оплаты подобного рода. Я всегда утверждал и продолжаю утверждать, что неважной информации не существует, но масштабы данного раздела нашей базы знаний заставляют меня пересмотреть данный тезис. Менталотека — не отхожее место.
- Да, очень вам сочувствую…
- Почему они вообще так часто говорят о дефекации? - перебил девушку Ге’Хуул. - Я не понимаю. Многих она почему-то ужасно веселит.
- А у вас есть чувство юмора? - попыталась сменить тему Милаба.
- Я не умею смеяться, но я понимаю концепцию юмора. Юмор свойственен всему разумному. Умею отличать смешные шутки от несмешных… почти всегда. Шутки про кал ставят меня в тупик. Я не понимаю, отчего иногда достаточно упомянуть его в том или ином контексте, чтобы все засмеялись.
Кажется, Милаба нечаянно задела больное место Ге’Хуула… хотя, скорее, просто зудящее. Раздражающее. Это уводило слишком далеко от того, что ее действительно интересовало, так что она постаралась вернуть Глобальный Разум на прежнюю тропу.
- Скажите, пожалуйста, вот вы собрали в своей менталотеке столько информации, что и не описать словами, - поспешно продолжила она. - В этом мы с вами схожи, мы тоже постоянно накапливаем данные. Если не считать небольшого массива конфиденциума, доступ к ним есть у всех обладателей ирбинкобоев. Однако в нашем родном мире это вызвало неожиданное недовольство со стороны определенной прослойки граждан. Не очень большой прослойки, но…
- Недовольство? - проявил явный интерес Ге’Хуул. - Не понимаю. Что может не устраивать в доступности информации?
- Чрезмерная доступность, как утверждают некоторые. Раньше, до ментальных заклинаний и прямого обмена через ноосферу, информация хранилась на материальных носителях. У нас были библиотеки, книги, потом появились перстеканы… всегда был какой-то барьер доступа. А сейчас любой может в любой момент узнать что угодно — и информация как будто… обесценилась. Знания перестали ценить, к ним относятся, как к чему-то, что всегда есть
