Часть 2. Классическая поэзия - Коллектив авторов

протяжении всего правления династии Тан. У Чиюй в своем исследовании о Ханьшане отождествляет его с монахом Чжиянем (智岩, 577-654), хотя другие, в т. ч. Поль Демевиль, оспаривали эту точку зрения. "Энциклопедия Китая" датирует годы его жизни приблизительно с 712 и после 793 г. Цзя Цзиньхуа, изучив буддийскую лексику в 50 стихотворениях поэта, пришла к выводу, что их мог написать чаньский монах Цаошань Бэнцзи (840-901). Однако, даты жизни Чжияня и Цаошань Бэнцзи противоречат словам самого Ханьшаня, который говорит, что он намного старше их обоих.

В предисловии к переводу стихотворений Бертон Уотсон описывает Ханьшаня как "трудолюбивого человека, сломленного бедностью и семейными раздорами, который после долгих скитаний и, возможно, карьеры мелкого чиновника стал монахом-отшельником". В переводе Пола Раузера в стихотворении 302 говорится, что, покинув дом и отправившись в путешествие, Ханьшань прибыл на гору Тяньтай в возрасте 30 лет стал изучать конфуцианство:

出生三十年，Тридцать лет, тридцать лет уже в мире я этом прожил.

當遊千萬里。И должно быть, прошел уже тысячу тысячей ли...

行江青草合，Я бродил по речным берегам, что густою травой поросли,

入塞紅塵起。И дошел до границ, где вздымается красная пыль.

鍊藥空求仙，Я в очищенных зельях Бессмертия тщетно искал,

讀書兼詠史。Манускрипты и хроники в поисках знаний читал,

今日歸寒山，Но покой я обрел на Утесе моем Ледяном,

枕流兼洗耳。Здесь журчанье ручья очищает мой слух перед сном

Причудливое описание Ханьшаня содержится в предисловии Люйцю Иня. Он пишет, что по пути к месту своей будущей службы повстречался с чаньским монахом Фэнганем из монастыря Гоцин. Люйцю Инь как раз страдал от сильной головной боли, и попросил Фэнганя вылечить его. Фэнгань засмеялся и сказал: "Человеческое тело состоит всего лишь из четырех великих элементов, а болезнь — это всего лишь иллюзия", — а затем окропил его водой и мгновенно исцелил. Восхищенный Люйцю Инь спросил, есть ли в этих краях мудрецы, достойные стать его буддийскими наставниками. Фэнгань рассказал, что в монастыре Гоцин живут два воплощения бодхисаттв. Первый, монах-отшельник Ханьшань, был, по словам Фэнганя, воплощением Манджушри; второй, Шидэ, "похожий на сумасшедшего бродягу работник монастырской кухни", был воплощением Самантабхадры.

Через три дня после того, как Люйцю Инь прибыл к месту своей службы, он послал своего управляющего разузнать о Ханьшане и Шидэ. Тот сообщил, что в "семидесяти ли (примерно в 35 км) к западу от города Тянсин есть гора под названием "Ледяной утес", где жил бедный ученый-поэт. Но теперь, говорят, он отправился в монастырь Гоцин". Люйцю Инь явился в монастырь и спросил, где живут Фэнгань, Ханьшань и Шидэ. Тамошние монахи сказали ему, что Фэнгань жил за библиотекой, но теперь там обитает прирученный им тигр. Люйцю Инь отправился в келью Фэнганя, но нашел там лишь "следы тигра". Когда он спросил, каковы обязанности Фэнганя в монастыре, монахи ответили, что Фэнгань днем готовит рис для монахов, ночами же развлекает себя пением.

По словам Люйцю Иня никто в монастыре не знал, откуда Ханьшань появился. Старейшины монастыря поведали, что это "бедный и эксцентричный отшельник", который "часто приходит в монастырь Гоцин, чтобы взять домой остатки еды, которую он носит в бамбуковой тубе, подаренной ему Шидэ, монахом, работающим на монастырской кухне".

"Иногда Ханьшань часами бродит по длинным монастырским коридорам, радостно кричит, смеется или разговаривает сам с собой. И каждый раз, когда вооруженные палками монахи пытаются прогнать его или заставить работать, Ханьшань останавливается, заливается смехом, хлопает в ладоши и... исчезает".

Со слов монахов Ханьшань выглядел как "изможденный нищий, но каждое слово, которое он произносил, было емким, многозначительным и вдохновляющим. Он носил шапку из бересты, простую одежду, рваную и потертую, и деревянные сандалии вместо обуви".

Люйцю Инь нашел Ханьшаня и Шидэ на монастырской кухне, где почтительно поклонился им, рассказав, что пришел по наставлению Фэнганя. Ханьшань и Шидэ рассмеялись и сказали: "У Фэнганя длинный язык. Ваш замутненный взор не позволил вам распознать в нем инкарнацию Майтреи, так что же заставляет вас кланяться сейчас нам?"

После этих слов Ханьшань и Шидэ вышли из кухни рука об руку. Остальные монахи были ошеломлены, увидев, как такой знатный чиновник кланяется двум бедным монахам. Люйцю Инь же приготовил два комплекта чистой одежды и попросил монахов отдать их Ханьшаню и Шидэ, если они когда-нибудь вернутся. Позже Люйцю Инь узнал, что эти двое больше не появлялись в монастыре, а его подарки были отправлены в жилище Ханьшаня на одноименной горе. Говорят, что когда Ханьшань увидел этих доставивших подарки монахов, он воскликнул: "Воры! Воры!" и отступил ко входу в пещеру, воскликнув: "Каждый из вас должен приложить максимум усилий!". Потом он скрылся в пещере, и вход в пещеру закрылся за ним. Больше Ханьшань и Шидэ в монастыре Гоцин не появлялись.

Позже Люйцю Инь собрал все сочинения, оставленные Ханьшанем и Шидэ, и опубликовал их.

Поэзия "Холодной горы" повлияла на многие поколения поэтов разных культур. Больше всех поэта любили японцы, у которых он известен под именем Кандзан. Ханьшань был важной фигурой для писателей-битников Гэри Снайдера и Джека Керуака. Последний посвятил Ханьшаню свою книгу "Бродяги Дхармы".

Переводы Ханьшаня, выполненные Полом Раузером, оказали большое влияние на художника Брайса Марсдена, который создал целую серию картин, рисунков и гравюр по мотивам его стихов.

Источник: en.wikipedia.org, zenso.ru

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Сердце мое сходно с осенней луной..."

Сердце мое

 сходно с осенней луной:

В мутном пруду

 непорочной блестит белизной.

В мире ни с чем я

 это сравнить не умею.

Что мне сказать? —

 поделитесь словами со мной.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Я, недостойный, с гор ненадолго спустился..."

Я, недостойный,

 с гор ненадолго спустился,

В город вошел,

 окруженный стенами и рвом.

Сразу навстречу

 девушек шумная стая,

Стройных собою,

 милых, прелестных лицом.

Головы так

 в Шу украшают цветами,

Слоем густым

 пудра лежит на румянах;

Из серебра

 золоченых браслетов узоры,

Шелк на одеждах

 красный, лиловый, багряный.

Алые лица,

 свежие, как у бессмертных;

На поясах

 благовонья благоухают.

Встречные все

 их провожают глазами,

Похотью глупой

 мысли свои оскверняют.

Этот, воскликнув:

  "Такая одна в целом свете!" —

Тенью бесплотной

 за ней