Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Как у вас оказались эти бумаги? — терпеливо повторил человек напротив.

— Нанятый мой… юрист забрал из борделя. Перед тем как сжигать. И мне принес. Но… — мэтр недолго подумал и добавил: — Не сразу принес. Не наутро даже.

— Это вы предложили ему забрать переписку?

— Нет… — Как обращаться к собеседнику, мэтр Эсташ не знал. Назвать его соответственным положению титулом значило признать, что с тобой разговаривает принц крови… и, возможно, закрыть за собой дверь. Скорее всего, она закрыта и так, но вдруг, вдруг осталась еще та тоненькая щелочка, о которой ему говорили? — Это он сам.

— Когда вы узнали, кто он?

— Тогда же, когда нанимал, но не сразу. Вернее, я так и не знаю, кто он такой. Я знаю, что он такое.

— Что же он такое? — смотрит, не отводит блестящие темные глаза наследник престола. Странно смотрит, как ворона в окно заглядывает…

— Человек их Тайного Совета. Я не знаю, чей. Он не говорил, я не спрашивал. Бумаги он скопировал, конечно. Мне их отдал, когда узнал, что вы их ищете.

— Не знаете, кто такой? Имени не знаете?

— Сколько у этих людей имен? Я не ведаю, как его крестили.

— Мне, — улыбается герцог Ангулемский, — неинтересно, как его крестили. Мне интересно, кого вы нанимали: студента Мерлена или известного поэта сэра Кристофера Маллина.

— Ваша Све…

— Понятно. Второго.

— Он шантажом… — мэтр Эсташ сглатывает, пытается договорить. — Шантажом он заставил. Угрожал…

— Чем же он вам мог угрожать?

— Доносом, Ваша Светлость! Мы — купцы, ведем свои дела, просто ведем дела. Переписываемся тайно, это бывает. Сами понимаете, торговый интерес. И по стране, и с другими торговыми гильдиями… чтобы друг другу не мешать, чтобы общий интерес блюсти. А при покойном же Его Величестве Людовике, ну тут же за письмо подмастерью в Венецию, чтоб стекло закупал, на дыбу ж поволокут — заговор… Вот мы и таились совсем, а этот… бесовское отродье, сказал, что нас же за то, что так дела ведем — всех перевешают.

— И вы в такую клевету на Его Величество, конечно, поверили… чужестранцу Людовика и Людовика перепутать немудрено, но вы не чужестранцы. — Господин герцог гладит львиную морду на подлокотнике кресла.

— Боялись мы, — скулит мэтр Эсташ, надеясь умилостивить герцога, потом добавляет чуть потверже: — Я боялся. Я, Ваша Светлость, видел, как оно получается.

— Видели… Допустим, что и видели. Люди ведут дела, списываются, новости узнают — большое дело новости для торгового человека… — усмехается принц крови. — Заключают сделки к общей выгоде. Растут. А потом новости и сделки становятся такими, что за них и по отдельности полагается веревка. А если сложить вместе, то колесо.

Знает, думает Готье. Все знает уже, от начала и до конца. Нашлись разговорчивые, все рассказали, а я теперь тут… выкручиваюсь, как тряпка у поломойки, да языком заполоскать пытаюсь то, что уже давно известно.

— Ваша Светлость… мы его убить хотели! Для блага державы. Только не удалось… потому что все-таки мы люди торговые.

— Кого именно? Доктора Мерлена — или еще кого-то?

Знает ведь, ну знает!

— Господина графа… — мэтр икает и обреченно добавляет: — Родственника вашего… простите великодушно. И доктора Мерлена… тоже.

— И что вы с ним пытались сделать? Я говорю о моем родиче, — терпеливо, но с обычной сердитостью уточняет Его Светлость. Кажется, вовсе не гневается — а Готье уж подумал, что на этом признании его жизнь и закончится. Даже понадеялся на это. Ан нет, ничего подобного. Герцог только откидывается на спинку кресла и вновь чешет за ухом льва…

Перед тем как ответить, Готье обводит взглядом ту половину кабинета, что перед ним: тянет время, думает. Обстановка пышная, как и подобает. Кое-что он даже узнает — торговый человек, если смотрит по сторонам, всегда помнит, где чья работа. Зеркала эти в Венеции заказывали, больше негде — и тонкие, и чистые как ручейная вода. А вот все остальное — свои, орлеанские мастера. Шкафы эти, не простые, а с кучей секретов, полезешь взламывать — живым не уйдешь, так и вовсе родич супруги мэтра Эсташа делает. Точнее, секреты придумывает. Иголки отравленные, самострелы взведенные, и всякие другие ловушки.

— Балкон уронить… — признается в конце концов Готье.

— На урожденного горца. — Его Светлость издает странный звук, словно прокашливается. — Это был не самый разумный ваш шаг. Впрочем, не первый. Откуда вы узнали о сделке?

— От человека из Равенны.

— Этого недостаточно.

И нет в голосе угрозы или гнева. Только знание, что эти сведения будут получены.

— От мэтра Гвидо Кабото. Он капитан торгового флота. Вместе с другим, из Венеции, договаривался с вашим родичем. Он в Лионе должен быть сейчас, его ждать.

— Почему он поставил вас в известность о таком деле?

— Венецианцам, да и генуэзцам надо чтоб Марсель не отбили. Они уже выгоду посчитали, поделили и под нее в долг набрали. А в Равенне что-то другое думают. Так что эти двое оба нанимать-то вашего родича ладили, королевский приказ… но предпочли бы, чтобы он ничего сделать не смог. Чтоб его раньше остановили. Но чтоб комар носа не подточил — все совсем случайно… А так мы еще с отцом капитана Кабото дела вели… Ваша Светлость, и что нам было делать? Донести — так спросят: как вышло, что вам такое доверили? И даже если отпустят, от равеннцев ведь не защитят. Попытаться пригрозить — так кто мы, а кто ваш родич? Промолчать — так мы не враги ни городу, ни стране…

— И вы решили нанять альбийского поэта… забавно, — усмехается герцог Ангулемский. — И как вам прибыль с найма?

— Он мог и не принести мне эти бумаги… — но мне никто бы не поверил, что их у меня нет. И я бы уже сейчас не сидел, а висел. Хотя, это еще, наверное, впереди.

— Бумаги, побывавшие в альбийском посольстве, — уточняет Его Светлость. — Некоторая польза есть и от них. Но вы не принесли бы мне эти письма, не начни я искать тех, кто сжег бордель. И вы не только сами не пришли, вы и в подметном письме не написали о делах вокруг моего родича. И о том, кто такой доктор Мерлен. И о двоих посланцах короля Тидрека…

— Если сложить вместе… выходило так, как сказано. — Ну не говорить же наследнику престола, что никто — ни у них, ни у альбийцев — так и не разобрался, была ли Его распроклятая Светлость в той сделке третьей стороной или нет.

Герцог щелкнул пальцами, усмехнулся. И минуты не прошло, как в кабинет бесшумно проскользнул секретарь, неся с собой письменный прибор. — А теперь рассказывайте все. Сначала. В мелочах и подробностях. И больше не вздумайте врать. Говорить будете не только вы. Самых правдивых я пощажу. Или хотя бы их родню.