Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Вскоре по возвращении Фриделинды в монастырь аббатиса вызвала ее в свой кабинет, чтобы сообщить радостную весть: «Это действительно счастливый день для твоей матери, дитя мое. Я знаю, что она верная сторонница Гитлера». В своих воспоминаниях Фриделинда пишет: «…день 30 января стал днем моего совершеннолетия. С тех пор я начала размышлять вполне самостоятельно и абсолютно независимо. Сначала я пыталась изучить подаренную мне на Рождество книгу Моя борьба». Вполне возможно, что по мере взросления у Фриделинды стали появляться некоторые сомнения в безупречности нацистского правления. Сомнительно, однако, чтобы она отнеслась к полученной новости настолько скептически, как она об этом пишет в своих мемуарах: «Это все прекрасно, однако мне любопытно, каким образом все эти люди вдруг станут государственными деятелями. Восстановить разрушенную страну намного труднее, чем болтать о свободе в пивных». Что у нее могло в самом деле вызвать беспокойство, так это судьба предстоящего фестиваля, на котором должны были выступить также евреи.
Во время каникул мать сообщила ей о своей недавней встрече с Гитлером, когда она показала ему список евреев, приглашенных для участия в фестивале. Помимо Кипниса и Листа там было еще несколько десятков фамилий, однако ей не хотелось бы расторгать уже заключенные договоры. К ее удивлению, Вольф пошел ей навстречу и согласился на их выступление в будущем году. Разумеется, после прихода партии к власти его мнение могло измениться, однако фюрер сдержал слово, и в том году на фестиваль прибыли все исполнители, с которыми успели заключить договоры.
Один из лучших басов XX века Александр Кипнис продолжал выступать до истечения срока своего контракта и в Берлинской государственной опере, а потом в Вене. Поскольку певец еще в 1931 году получил вид на жительство в США, после аншлюса Австрии он переселился за океан, где с успехом выступал до 1946 года в вагнеровских партиях (Гурнеманц, Хундинг, Хаген, король Марк), а также в партии барона Окса в Кавалере розы Штрауса, короля Аркеля в Пеллеасе и Мелизанде Дебюсси и Бориса Годунова. Фриделинду, разумеется, больше всего волновала судьба Фриды Ляйдер, однако в первые годы после прихода к власти нацисты были готовы закрыть глаза на ее мужа-еврея, тем более что Рудольф Деман был гражданином Австрии и до ее аншлюса оставался в Германии иностранцем.
Приход к власти национал-социалистов был, разумеется, важным событием и для обитателей Хайлигенграбе, однако там к нему отнеслись намного спокойнее, чем в кипевшем политическими страстями Берлине, где торжествовавшие штурмовики устраивали помпезные факельные шествия. В ту зиму в монастыре случилось важное событие местного масштаба – учебное заведение, где училась одна из внучек отставного кайзера, посетила прусская кронпринцесса Цецилия в сопровождении прочих членов королевской семьи. По случаю прибытия высоких гостей состоялся торжественный обед, в связи с чем столы были сервированы фарфоровой посудой (в обычные дни воспитанницы ели из оловянных мисок) и хрустальными бокалами, из которых гости и старшие ученицы пили вино, а все остальные – разбавленный малиновый сок. Высокая гостья выступила с застольной речью. «Пока кронпринцесса произносила свою длинную зажигательную речь, посвященную возвращению династии на законный престол, мы старались сидеть с внимательным видом. Она говорила так, словно Гогенцоллерны все еще правили Германией, а император не жил в Голландии на правах гостя. Наконец она подняла свой бокал и предложила нам выпить с ней за возвращение Гогенцоллернов. Все, кроме меня, подняли свои стаканы с малиновой водой. Мне вовсе не хотелось пить за все что ни попадя». Выступление кронпринцессы свидетельствовало о том, что члены королевской семьи плохо себе представляли суть происходивших на их глазах политических событий. Впоследствии Фриделинда вспоминала, что она и сама плохо понимала, что происходит в стране: «Запертая в Хайлигенграбе, я могла себе составить лишь приблизительное и даже искаженное представление о тогдашней жизни в Германии».
Между тем 13 февраля в Байройте отмечали пятидесятую годовщину смерти Рихарда Вагнера. Торжество, в котором участвовали многие друзья Ванфрида, видные политики, представители аристократии и деятели культуры, началось с возложения венков на могилу Мастера. Наиболее достойных Винифред потом принимала в своем доме. Помимо нового рейхсканцлера Гитлера венки от своего имени прислали баварский кронпринц Рупрехт и «гостивший» в Голландии бывший кайзер. По этому поводу Лизелотте писала родителям: «Несчастный, по-видимому, все еще пребывает в заблуждении, будто он когда-нибудь еще сможет вернуться в Германию императором». Речь кронпринцессы в Хайлигенграбе полностью подтверждает мнение секретарши Винифред.
По случаю памятного события власти Байройта присвоили звания почетных граждан Винифред Вагнер, Еве Чемберлен, Даниэле Тоде, Бландине Гравине и Артуро Тосканини. Аллея, ведущая от подножия Зеленого холма к Дому торжественных представлений, получила название Зигфрид-Вагнер-аллее. При этом по всей стране началось изгнание нежелательных, с точки зрения национал-социалистов, деятелей культуры, прежде всего евреев.
В тот год Берлинская опера давала все произведения Вагнера, включая раннюю оперу Запрет любви. Скандал разразился в связи с постановкой Тангейзера, которую осуществил поставивший незадолго до этого в Кроль-опере Голландца Юрген Фелинг. Дирижировал бывший музыкальный руководитель Кроль-оперы Отто Клемперер. Автор опубликованной в газете Allgemeine Musikzeitung статьи заклеймил берлинскую постановку как преступление против искусства и, перефразируя слова Саломеи из одноименной оперы Штрауса, призвал: «Подайте нам на серебряном блюде голову генерального интенданта!» Судя по всему, статья была инспирирована ненавидевшим Титьена Альфредом Розенбергом, который не очень хорошо себе представлял, насколько сильную позицию занимал к тому времени генеральный интендант прусских театров, пользовавшийся поддержкой Германа Геринга и Винифред Вагнер. Что касается Клемперера, то он хорошо осознал, чем грозит эта статья лично ему, и поспешил покинуть Германию.
Политические страсти, кипевшие в стране во второй половине февраля в связи с приближающимися парламентскими выборами, достигли кульминации в результате случившегося 27 февраля пожара Рейхстага. На следующий день Гитлер потребовал от Гинденбурга, чтобы тот воспользовался своим правом на введение чрезвычайного положения, выпустил «Распоряжение о защите народа и государства» и приостановил действие конституции. В результате были арестованы депутаты-коммунисты и запрещены коммунистические газеты. Эти меры не только не вызвали массовых протестов, но привели, как и надеялись нацисты, к сокрушительной победе НСДАП на состоявшихся 5 марта выборах. Число мест, занятых национал-социалистами, возросло со 196 до 228. В Байройте за партию Гитлера проголосовало 60 % жителей. После успешных выборов нацисты направили в правительство Баварии своих видных представителей: Ганс Франк стал министром юстиции, а Ганс Шемм возглавил Министерство по делам культов, занимавшееся также вопросами культуры и
