Собрание сочинений в одной книге - Джек Лондон

Леонсия вскоре тоже покинула общество и пошла вслед за ним. Она нашла Фрэнсиса в библиотеке; он сидел за письменным столом перед белым листом бумаги и даже не думал приниматься за телеграмму. Его глаза были устремлены на ее портрет, снятый им с одной из книжных полок. Это зрелище потрясло Леонсию. Невольное рыдание, вырвавшееся у нее, заставило Фрэнсиса вскочить как раз вовремя, чтобы подхватить ее и заключить в свои объятия.

И прежде чем оба смогли дать себе в этом отчет, их губы встретились в страстном поцелуе.

Опомнившись, Леонсия вырвалась, с ужасом глядя на Фрэнсиса.

– Этому нужно положить конец, Фрэнсис! – воскликнула она. – Более того, вы не должны присутствовать на моей свадьбе. Если вы останетесь здесь, я ни за что не отвечаю. Сегодня из Сан-Антонио уходит пароход в Колон. Вам следует уехать на нем вместе с женой. Вы легко доберетесь до Нового Орлеана на каком-нибудь экспортном пароходе, а оттуда – по железной дороге в Нью-Йорк. Я люблю вас, и вы это знаете.

– Мы еще не повенчались с царицей, – умолял ее Фрэнсис, окончательно утративший самообладание. – Ведь этот языческий обряд перед алтарем Солнца не может считаться венчанием. Мы с царицей пока что чужие люди. Клянусь вам в этом, Леонсия. Еще не слишком поздно…

– Этого языческого обряда вам до сих пор хватало, – перебила она его со спокойной твердостью. – Он сохранит свою силу и до Нью-Йорка или, по крайней мере, до Колона.

– Но царица не хочет вторично венчаться по нашему обряду, – возразил Фрэнсис. – Она уверяет, что все женщины ее рода венчались таким образом и что церемония перед алтарем Солнца связывает вступающих в брак священными узами.

Леонсия пожала плечами, но лицо ее выразило все ту же суровую решимость.

– Брак это или нет – все равно сегодня вечером вы оба должны уехать, иначе я сойду с ума. Предупреждаю вас: я не выдержу вашего присутствия. Я не смогу, я знаю, что не смогу видеть вас, когда меня будут венчать с Генри, и после того как я буду обвенчана. О, пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я люблю Генри, но не… не так… не так, как люблю вас. Я – и я не стыжусь того, что открыто говорю это, – я люблю Генри, наверное, так же, как вы любите царицу, но я люблю вас, как должна была бы любить Генри, как вы должны были бы любить царицу и как вы, я знаю, любите меня.

Она схватила его руку и прижала ее к сердцу.

– Вот, в последний раз! Теперь идите.

Но его руки снова обвились вокруг ее талии, и она не смогла удержаться от прощального поцелуя. Затем Леонсия снова вырвалась из его объятий и бросилась к двери. Фрэнсис склонил голову в знак того, что подчиняется ее решению.

– Я возьму на память ваш портрет, – с мольбой в голосе произнес он.

– Вы не должны этого делать, – ответила Леонсия, ласково ему улыбаясь. – Хорошо, берите, – тут же сказала она и исчезла.

И-Пуну предстояло еще выполнить поручение, за которое Торрес заплатил ему авансом сто долларов золотом. На следующее утро, через несколько часов после отъезда Фрэнсиса и царицы, И-Пун явился на гасиенду Солано. Энрико курил на веранде сигару, очень довольный собой, целым светом и тем, как налаживаются дела. Узнав в И-Пуне вчерашнего посетителя, он радушно его приветствовал. Прежде чем начать разговор, отец Леонсии отправил Алессандро за пятьюстами пезо, на которых они сошлись накануне. И-Пун, избравший своей профессией торговлю секретами, не без удовольствия продал свой товар вторично. Однако он остался верен полученным от Торреса инструкциям и заявил, что откроет тайну не иначе как в присутствии Леонсии и Генри.

– Этот секрет – важный секрет, – оправдывался китаец, когда молодые люди явились. Затем он принялся развязывать пакет с доказательствами. – Сеньорита Леонсия и сеньор жених должен первый смотреть на бумага. Это большой бумага. Потом пусть все смотрят, кто хочет.

– Вполне справедливо, раз они заинтересованы в этом больше всех, – великодушно согласился Энрико, хотя он тут же выдал свое любопытство, нетерпеливо попросив дочь и Генри поскорее рассмотреть документы.

Стараясь сохранять равнодушный вид, он в то же время украдкой наблюдал за ними и, к глубокому своему изумлению, увидел вдруг, как Леонсия отбросила от себя бумагу, которая напоминала по виду официальный документ и которую они с Генри только что прочли. Потом она свободно и от всего сердца обняла своего жениха и так же свободно и от всего сердца поцеловала его в губы. В следующее мгновение на глазах пораженного Энрико Генри отступил назад и воскликнул полным отчаяния голосом:

– Но боже мой, Леонсия, ведь это конец всему! Мы никогда не сможем повенчаться.

– Что? – фыркнул Энрико. – Теперь, когда все наконец улажено? Что вы хотите сказать, сэр? Это оскорбление. Вы должны жениться, и не позднее сегодняшнего дня.

Генри, утративший от потрясения дар речи, взглянул на Леонсию, умоляя ее ответить за него.

– Это противно божеским и человеческим законам, – сказала Леонсия, – чтобы брат женился на сестре. Теперь я понимаю свою странную любовь к Генри. Он мой брат. Мы брат и сестра, если только эти бумаги не врут.

И-Пун понял, что теперь он может спокойно сообщить Торресу, что свадьба не состоится ни сегодня, ни когда-либо в будущем.

Глава XXIV

Добравшись до Колона на маленьком каботажном судне, Фрэнсис и царица спустя четверть часа сели на пароход «Объединенной Фруктовой Компании», отходивший в Новый Орлеан. Удача не покидала их до самого Нью-Йорка, и все путешествие было сплошной цепью счастливых случайностей. В Новом Орлеане такси, доставившее их с пристани на вокзал, и быстроногие носильщики, подхватившие ручной багаж, дали им возможность поспеть на поезд в последнюю минуту перед его отходом. В Нью-Йорке Фрэнсиса встретил Бэском, и молодые супруги, на этот раз в собственном лимузине, домчались до пышного, пожалуй даже чересчур пышного, дворца, который старый Морган выстроил на свои миллионы на Набережной.

Царица, приехав в Нью-Йорк, знала о белом свете не многим больше, чем в тот момент, когда начала свои странствия, бросившись в подземную реку. Будь она существом низшего порядка, подавляющее величие цивилизации ее бы ошеломило. Но эта женщина с царственной небрежностью принимала цивилизацию как дар своего царственного супруга. Ибо тот, кому повиновалось столько рабов, несомненно был царем. Разве она не видела этого на пароходе и в поезде! И теперь, прибыв во дворец, она ничуть не удивилась, увидев толпу приветствовавших их слуг. Шофер распахнул дверцу лимузина, другие слуги подхватили ручной багаж. Фрэнсис ни до чего не дотронулся, если не считать того, что он поддержал ее, помогая выйти из автомобиля. Даже Бэском, которого, как она поняла, нельзя было причислить к слугам, несомненно подчинялся Фрэнсису. Ведь она не могла не заметить, что, получив от ее мужа приказания, он тотчас же уехал в его лимузине.